О, мой Господь, Тебя прославить
Хочу всем сердцем и душой!
Никто не может так наставить
И свет пролить над головой,
Как ты всё светом наполняешь,
И Духом Божьим исполняешь
Ты всё ничтожество моё!
Открою сердце я своё,
Пролей великий свет небес,
Открой сокрытый мир чудес,
Ведь для тебя преграды нет!
Ты — Путь и Истина и Свет!

Зажёг великое светило
Из века в век горит всегда!
Кому когда оно открыло
Всю тайну жизни вещества?

Горит огромная лампада
И не сгорает никогда!
Твою в ней славу видеть надо
Как из горящего куста!!!

И если куст горящий видел
Один лишь только Моисей
То солнце каждый может видеть
Горит оно для всех людей!

О! Свет от Света даруй мне,
Частичку света в темноте,
Чтоб светом я Твоим горела
И не сгорала никогда!
Чтоб о Тебе сказать сумела
Чтоб лишь Тобой жила всегда!

Чтоб Твой во мне зажёгся свет
Которому предела нет!
Ты — Истины Великий Свет!
Не медли Боже, дай ответ!

Земля сокрушается, земля распадается, земля сильно потрясена. Шатается земля, как пьяный. И качается. Как колыбель. И беззаконие её тяготеет на ней. Ис. 24: 19,20.
Земля.

Земля – она устала от войны.
Ей надоели крики, плач и стоны,
Безумия губящие законы,
Ей хочется покоя, тишины.

Ей тяжело держать гнездо разврата,
Разгул, позор, и мерзость суеты,
Наживы лёгкой дерзкие мечты,
И меч, которым убивают брата.

Колышется, качается земля,
Ей хочется стряхнуть с себя безумье,
Сойти с орбиты, чтобы в новолунье,
Водою смыть всё гнойное с себя.

Дышать ей стало очень тяжело,
Ей не хватает воздуха для жизни,
И, задыхаясь, огненные брызги
Она бросает на своё чело.

Горит земля, горячка у планеты,
Она больна, ей очень тяжело
И ей подняться будет нелегко,
Покинута, голодна и раздета.

Где силы взять, когда кругом враги?
Когда всё человечество жестоко?
Когда на скорбь её не поднимают око
И сыплют соль в болезни очаги?

Вздохни земля, тебе ещё осталось
Не задохнуться в мусорной пыли,
Не захлебнуться в собственной крови,
И одолеть гнетущую усталость.

Вздохни и ободрись, моя земля,
Судьба твоя и исцеленье в Божьем Сыне!
И то, что происходит с тобой ныне,
Словами описать никак нельзя.

Трясёт тебя, знобит и лихорадит,
Но ты в своих скорбях не унывай,
Твоей болезни Бог положит край,
Морщины на лице твоём разгладит.

В тысячелетнем царстве будет радость,
Господь тобою будет управлять
И над норою аспида играть
Младенец будет! И уйдёт опасность!

И зацветут тогда твои сады,
Начнёшь дышать и ровно и свободно,
В лице Господнем будешь ты угодной,
И сбудутся тогда твои мечты!

* * *

Да! Я тебя не любила,
Да! Вдруг улыбка застыла.
Может быть той монетой платят и мне,
Может быть я стонала, стонала во сне.

Растворились прошедшие годы,
Больше было неважной погоды.
Споры жаркие сводили с ума,
Аномалией веет от такого тепла.

Погода в доме-забота и ласка,
И на лице не сияла бы маска.
Дружно жить хотелось до ста,
В живую улыбку сложились уста.

Шабаш глаз, дебош коленок,
Дьявол мелочей, деталей.
Лютым летом околею.
Выход-вход – один, летальный.

В чашах водопад петуний.
Тополя темнеют аркой.
Ржа березы. Я сутулый,
Мне не холодно, не жарко.

Скверно сквер ополовинил
Жизнь — не жизнь. Тасует сумрак
Веток черви, крести, вини,
Получая шелест в сумме.

«Вы одна?» — тщедушный повод,
Чтоб загнать себя же в угол.
Серый взгляд нырнул в шиповник
Бабочкой ночной в испуге.

За скамьей листвы лишили,
Мелочью чеканной платят.
Ясень – леший, пень плешивый
Гложет оком ноги, платье.

Черные шторы покрыты вуалью,
Светит унылый белесый фонарь,
Ты укрывалась смиряющей шалью,
В дом мой просился убранный январь…

А мы ведь с тобою почти не знакомы…
Просто мне жалко тебя оставлять.
Снова мне душу крушат буреломы,
Мне остается лишь ветер пинать…

Рюмка печальная снова сгорела
от содержимого воздуха в ней.
Моя же судьбина найти не сумела,
Радость, свободу рождественских
дней.

Снова играет златая гитара,
Снова мерцает белесый фонарь,
Подруга несчастья испуганно
встала.
И в синеву, отчеканила:
" Тварь..."

© Никита Рябченко

Пушкин – Декабристам

Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
***
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.

Одоевский – Пушкину

Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли.
К мечам рванулись наши руки,
И — лишь оковы обрели.
***
Наш скорбный труд не пропадет,
Из искры возгорится пламя,
И просвещенный наш народ
Сберется под святое знамя.

Автор – Пушкину – Одоевскому

Как жаль, что пламенные звуки
До слуха граждан не дошли.
И потому в другие руки
Все ценности страны легли.

Давно в темнице дух свободный.
И голос правды не звучит.
Народ живет, как раб покорный,
Под силой страха и молчит.

Созреет в обществе правитель,
Так наш Создатель повелел,
Разумный истинный спаситель,
Достойный для великих дел.

В сердцах людей живет надежда,
Что их мечта не пропадет.
Жизнь восстановится, как прежде,
И свою честь вернет народ.

Грабли – горб ли – груб ли.
Телефон – то ли фон, то ли финт.
Невод – надо в вену.
Словом мосол – в масло.
Вечер — в черви речью.
Вышиб ваши вши.
Холод дохло охал.
Сторож – стар уж. Стырь же
Время – ревмя в раме.
Карма раком – морок.
Жизнь из ж. жни.
Жалость сжала ложью.
Грабли – гроб ли, игра?

В магазин метнулся поздно,
Парацетамол купить.
За окном сгущался воздух,
Превращался он в тупик.

Парацетамол не купишь–
Кассу ты закрыла уж.
Парацетамольный кукиш
Показала. В теле – сушь.

Парацетамол мне снял бы
Зноя сушь, мороза дрожь.
Я паранормальной блямбой
Награжден за «Не хорош».

(П)лох совсем с температурой.
В пору – парацетамол.
Хоть и поздно, с пылу, сдуру,
Но я все-таки дошел.

Крайней точкой – ты, богиня.
Парюсь: парацетамол.
Я виной повисну, гирей.
Я к тебе явлюсь домой,

Буду парацетамолить-
Призраком кружить всю ночь.
Буду бредом, пудом соли.
Гон ты не прогонишь прочь.

Парацетамольной деве
Валко изливал печаль.
Я качался вправо, влево-
Магазин меня качал.

Жизнь в жару не принимаю.
Плавлюсь я, или не я?
Пусть наступит жизнь другая
Парацетамольная.

Как хочу расстаться с дрожью,
Быть другим, в добре, с умом.
Но, увы, мне не поможет
Даже парацетамол.

Поздно плакать мне от боли.
Ты меня не слышишь. Пусть.
Я запарацетамолен,
Жар вышептываю в грусть.

Я пишу эти строки ночью глубокой.
Сознание рвется на части, память — тяжелый наркотик.
Мелодия переплетается в сон,
Моя душа поет с ней в унисон.
Подранные коленки. «Мама, помажь зеленкой».
Голос по радио. Серые улицы, военная форма.
Субботнее утро наполнилось дымом,
Суетливые люди смотрели мимо.
Ветер захлопывал двери подъездов,
Раздувая листву на прежнее место.
Вот оно, детство забытых ребят!
Серышево, но я бы вернул все назад.
Вороны слетелись на падаль.
Бетонные плиты, пьяные взгляды.
«Красная плесень» и вопли на хатах.
Местный Шанхай, хваленое гетто,
убитые смолоду в китайских кедах.
Круто быть взрослым. Давай прогуляем уроки.
Держи папиросу. Водка и дым, ответ на вопросы.
Темные улицы, спросы на рынке с кого то за что то.
За что так? И снова вопросы.
Кто то, отъехал я слышал. Куда? Ненадолго?
Бутя, на хате? Раствор и иголка? О боже.
Пьяные звуки веселья, тех, кто по дню собирал бутылки.
Крики, разборки, сходки на рынке.
Босоногий мальчишка с глазами волка.
Малолетние зэки, проклинавшие бога. Без толка.
Птицы покинули гнезда надолго.
Зачем они снова вернутся сюда? Зачем?
Уставшие люди выходили с зеленых машин.
Вечером снова начнется веселая жизнь.
Холод суровой восточной зимы.
Суррогаты сильнее зальют этажи.
Давай расскажи, удиви.
Почему оправдания звучат «C'est la vie»?
Зачем? Зачем это всё?
И не услышав ответа душа вновь уснёт.
Видимо есть где то бог, но только не здесь.
Пускай, жизнь сложный замес.
И все же мне гордо, что я с этих мест.
Пускай все остается как есть.

Кричу стихи,
Впадаю в детство.
Гнобят: плохи,
Вторичны, дескать.

Похожи на
Того, на эту,
Ухожены,
Как клеть аскета.

Хриплю стихи.
Впадаю в бегство.
Густеют мхи.
Но что же вместо?

Срубить бабла,
Не получилось.
И вот: бла-бла, — как чья-то милость.

Осоловел
От слов бесплодных.
Еще левей
В дырявой лодке.

В ушах гудит
Простым рефреном:
Динь-динь – один.
В дым — стихофреник.

На грусти хруст
Стал слишком падкий.
Уложит пусть
ложь на лопатки.

Все это лишь
Игра простая,
Когда не спишь,
Но гнет усталость.

В отчаянье
Легко отчалю.
Там жизнь в «уе»,
Там принц датчанин.

Там нищета
И сожаленья.
Пасть со щита
Стихом железным,

Проскрежетать
Консервной банкой.
Угрюмый джаз.
Большая пьянка,

Где на хи-хи
Пробило вереск.
Шепчу стихи.
Впадаю в ересь.

Мой мшистый бред,
Густая плесень.
Я весь в добре
Стихов и песен.

Ах, сколько их
Пропало всуе.
Полночный стих
Рука рисует.

Еще одна
В словах картина.
Лишь мгла видна
С лицом тротила.

Тоску глуши
Словами жестко.
Стихи – души
Густой подшерсток.

Я бормочу
Их как молитву.
Пора — к врачу,
Иль водки – литр.

Пора – в архив
Пустую тару.
Молчу в стихи,
Впадаю в старость.