Глава 2.

Счастливее всех-всех на свете
В песочнице играли дети.
Строили замки из песка,
По небу плыли облака,

Солнце светило ясное
И жизнь была прекрасная
В их сказочном своем мирке,
От нас, который вдалеке,

За семью печатями,
За маскарадов платьями,
Что одеваем с возрастом.
Об этом как-нибудь потом.

Все это только присказка,
Чтоб проскочила искорка
Меж состояньем детским –
«Совковым», бишь советским.

И «гномским» настоящим,
Радующим и злящим,
Бедным и богатым.
Анекдотом бородатым.

Не всем, в котором повезло
Взять лодку, к лодке той весло,
Чтоб плыть по речке молока
С кисельным брегом по бокам…

В песочнице играли дети…
И к ним счастливейшим на свете,
Яко козлище в огород,
Забрался Гном царских пород.

В народе прозванным Бориской.
Детишек поманил ириской
Больших, по-взрослому, свобод.
И взбаламутил так народ,

Я извиняюсь — детский сад,
Что сам был этому не рад.
В песочнице нашелся умник.
Песочку, хрясть, Бориске в «кумник»,

В заплывшие жирком глаза,
Чтоб Гнома прошибла слеза,
В груди застрял комок-комочек,
Что он и сам играл в совочек.

Но нет. Бориска «типа панк»
К песочнице направил танк.
По замкам из песка – «бабах»,
По самый, что есть Карабах…

Поднялся в воздух смерча столб…
Детишкам кому по лбу, в лоб
Сей ветер перемен ударил.
А Гном им, понимаешь, парил:

«Игрушек подарю вам воз.
В песочницу сгрузим навоз.
Посадим розы. Орхидеи.
И скоморохи-лицедеи

Плясать вам будут до упада.
Организуем Гей-парады.
Научим вас «крутить рамсы»,
Обучим пению попсы.

Иные воплотим затеи.
Представлю авторов идеи.
Знакомьтесь дети – сын Тимура.
Егорка. Чья губа не дура.

В команде Гномов из ларца,
Не одинаковых с лица,
Вас не обманут. Объегорят.
Ропот… Молчать! С Царем не спорят!

А ты с совочком, понимаешь,
Берешь лопатку и копаешь.
Иль роешь землю, так сказать,
Чтоб деньги папы закопать

И бабушкины сбереженья.
Для роста их, приумноженья.
В Поле Чудес для дураков.
В стране наивных простаков…

Процесс Егорка проследи.
Главное – сам не наследи.
И белые одень перчатки,
Чтоб не оставить отпечатки»…

В песочнице развал. Разруха.
Бориска пальцы свил у уха:
«Эй! Кто там прячется в кустах
Когда здесь полный «разбабах»

И перестрой песочницы?
Кто там, в штанишки мочится?
А! Это ты, мой бывший босс,
Который спрятался в Форос,

С черною меткой на плеши.
Под дудочку мою спляши!
Ты из себя сохатого
Нам не лепи Горбатого!

Пляши! Пляши! Пляши соколик!
Под камеру! В рекламный ролик!
Отныне ты не Царь Горох,
А, понимаешь, скоморох…

После речей своих Тиран
Наполнил водкою стакан.
Смачно выпил. Закусил.
И в Кремль на танке укатил.

А в песочнице война.
Хаос. Полная «ХАНА».
Кто к себе ведерко тянет.
Плачет кто, а кто рыдает:

«Мне отдай свою машинку
За конфетки четвертинку!»
«Нет! Машинка же моя!
Дай мне лучше три рубля!

Коли нет – возьми у папки.
Ты теперь мне должен бабки», — Ему пупс что посильней, — «Их отдай! И побыстрей!»

Его соседи, взяв совочки,
Деньги прятали в песочке
По сообразу картины,
Что они де «Буратины».

Кто-то, взяв скакалку в руки
Всем устроил «бяку-буку».
А совсем уж дурики
Играли в жмурки – «жмурики».

Другие только в прятки,
Сверкали одни пятки.
А те, кому, что в лоб что полбу,
Откопали где-то колбу,

То ли банку с гексогеном.
И, ведомые злым геном,
В подвал дома отнесли.
С жильцами, напрочь, дом снесли.

В углу песочницы парнишка
Читал про Кибальчиша книжку.
Нашелся на него Плохиш:
«Не так сидишь. Не так глядишь.

Не «по-пацанскому» моргаешь.
Ни сам не пьешь, не наливаешь.
Ты среди нас теперь «Титаник».
«Нераспальцованный ботаник».

Отличнику бац по очкам.
В них отраженных облакам.
Плохиш не знал, что он от скуки
Лишил песочницу науки.

Столб пыли все не опускался.
Вот это Боря постарался!
Дела, какие замутил,
Какие вихри закрутил.

В пыли скакали дети в шапках,
На деревянных, на лошадках
Палили в воздух из хлопушек.
Из «стингеров». Других игрушек.

С кривой улыбкой хохмачи
В игру играли «Басмачи».
Срезали, как бы понарошку,
У чучел «тряпошные бошки».

С детишками другими в ссоре
Дерзили даже Гному Боре.
А тот бухал. Бухал. Бухал.
Их как бы и не замечал.

Когда заметил — поздно было.
«На мыло Борю! Боре в рыло!», — Детишки в голос завопили.
Ну а песочницу бомбили.

Чесали под одну гребенку.
Из танков били по ребенку.
И старикам. И басмачу.
Зеленым флагам. Кумачу.

Смешалось в пыль «Ура», «Акбар»…
В Кремле в то время шел пиар,
С крапленой картою колоды,
Демократической Свободы.

С примесью гномского ярма.
И с кражей общего добра…
В сыр-бор немного погодя
Заслали птицу Лебедя.

Как запускают в прибаутку
Селезня. Вернее – Утку.
Тот белы крыльями взмахнул,
Шею лебяжью изогнул.

Прогнулся, можно так сказать,
Мир согласился подписать,
Между детьми и басмачами.
Меж «лохами» и «паханами».

Оформил Лебедь честь по чести
Захороненье «груза двести».
Честь Армии игрушечной.
«Трехтанковой». «Трехпушечной».

С зарплатою задержанной.
Он посчитал поверженной.
И что совсем не здорово,
Солдат расплавил в олово.

Хотел как лучше. Но беда.
Все вышло, в общем, как всегда.
В пределах басенной науки
Рака, Лебедя и Щуки…

Рядом с песочницей. В пруду.
Златую Рыбку на уду
В мутной воде ловил Колдун.
Маг слова – Князь Черномырдун.

Со свитой Гномов из ларца,
Не одинаковых с лица.
И тех, кто рангом был пониже,
Но не был менее бесстыжим.

Свита стояла вдоль пруда.
С сачками боле невода.
Карман держали еще шире.
Прицельным взглядом, словно в тире,

В воду смотрели упыри.
Их, черт возьми, и побери.
Златую Рыбку поджидали.
К уде наживку подбирали.

Цепляли хлеб и мотыля.
А Рыбка им: «Фиг! Ву а ля!
Не клюну. Можете не ждать.
Меня так просто не поймать.

Золото мною в ил зарыто.
А вам разбитое корыто
Быть может все же, подарю.
И то – желаньем не горю».

Черномырдун чернее тучи:
«Мы эту Рыбку заполучим»!
Стал ворожить и колдовать,
Язык английский изучать.

И осенило – «Вау! Черри!»
В рыжего Гнома «глазья» вперил:
«По-моему ты, Гном, вчера
Детям раздал ваучера.

Придумай как у бедолаг
Выудить тонны две бумаг.
Ведь их и так, не будем спорить,
Задумали мы объегорить.

Бумажки эти – на крючок.
Меня ты понял, своячок?
Ведь мы на «вишенку» такую
Поймаем Рыбку Золотую».

Рыжий Гном ответил: «Есть!»
Применив обман и лесть
Стал детишкам объяснять
Где ваучеры им обменять

На пузырек «паленой» водки,
Буханку хлеба и селедку.
Или на крынку молока.
Или на «в небе облака».

А не то они, ребят,
Попросту у вас сгорят.
Ведь их срок – не боле года.
Все для вас. Бишь для народа.

Быстренько их мне отдайте
И «как знайте, поминайте».
На утрене. Хоть на вечере.
До свидания «Вау-Черни».

Хоть я в вашем горле кость –
Не ваша теперь собственность,
Включая ложку манной каши.
Что было вашим – стало нашим.

В песочнице и вне нее –
Кушайте мое вранье.
Вот так детишки-октябрята,
Совки, Совочечки, Совята.

Да вы не плачьте «е-мое».
Приватизируйте жилье.
В песочнице и из песка.
А то смотреть на вас тоска.

Вы стройте, стройте. Мы поможем.
Сполна налогами обложим.
Но это позже, а сейчас
Смотреть в мой правый честный глаз!

Из глаза выскочил Гипноз.
Сгрузил «Вау-вчера» на воз.
Почтовой тройкой их к пруду
Черномырдуну на уду.

Вокруг все та же свиты стая.
Поймалась Рыбка Золотая.
За нею Щука погналась.
Вместо Емели подалась

На услуженье упырям
И прочим сказочным Царям.
К тем, кто мечтал «и рыбку съесть».
И совесть, потеряв и честь,

Имели странное желанье
Самим стать рыбою пираньей.
Акулами капитализма.
И радовала из Хоризма

Гнома Бориса фаворитов.
Воров, мздоимцев и бандитов.
И эта, с позволенья, знать
Златую Рыбку ну пытать,

Приколотив к доске гвоздями,
За плавники ее клещами:
«Где золото и где алмазы?
Где прячешь уголь, нефть и газы?

Валютный где запас Страны?
Утюг тащите пацаны!
Златы бока ей «щас» поджарим!
И Щуке на обед подарим!»

А Рыбка «с принципа» молчит.
От боли губами скрипит
И думает: «Пытка – понты.
Спасут, спасут меня менты.

А КГБ врагов накажет.
Спецназ армейский костьми ляжет,
Но Рыбку Златую спасет».
Вот мыслей был ее полет.

Ошиблась. Продается все.
Ружье стреляет за «рыжье».
И не спасет даже Гринпис
Коль не пойдет на компромисс.

И с ней пока такая штука
Желанья выполняла Щука.
Чтоб на прием к ней записаться
Элита меж собою драться.

Стрелять. Взрывать и подставлять.
Счета друг другу выставлять.
А та лишь жителям Кремля
Поставляла соболя,

Обиты золотом кареты,
Бриллианты, камни-самоцветы.
А по особому капризу
Могла открыть в Европы визу.

Счетами в банках одарить
Тех, кто решил «потиху» срыть.
Заводы, вышки нефтяные,
Медь, никель, прииски золотые

Получали лишь блатные.
Гномы. Да близкие родные
Царя-бухарика Бориски.
Подписывал он их записки

К Щуке направленных желаний
Без сомнений и стенаний.
А то ведь Щучее веленье
Имеет и ограниченье

В интервале временном.
Пока в песочнице Содом
Или Гоморра. Что? Не знаем.
Лишь понимаем – вымираем.

Ради желаний единиц,
Которые пошли на Блиц…
Царя желанья и хотенья
Вызывали раздраженье

Среди Совочков и Совков,
Но кто их слушал, сопляков?
Коли пошла такая пьянка –
Пляски Бориса под тальянку.

Чтоб доказать всем – свой он, свой.
Что сердцем добрый и душой.
Он Царь от Бога, понимаешь.
Ты выбор сердцем принимаешь

Не дружный с головой сопляк.
Свой Трон не уступил, добряк,
Барону красному Зезюгу.
Детям песочниц как бы другу.

Но Царский стульчик расшатался.
И Рыжий Гном как мог, старался –
Распорки к ножкам прибивал.
Их «загогулиной» скреплял.

Гвоздем. Шурупом. Скрепкой. Скобкой.
А «из-под ксерокса коробкой»
Седушку снизу подпирал.
Со лба рукою пот стирал.

Позвал на помощь Белоснежку,
Одету в черную одежку.
Решив, что Боря подустал.
А Дама с «корабля на бал»

В тени, без рамп и без софитов
Порулит сонмом фаворитов.
Да и Зезюга приструнит.
Бишь к теплой стенке прислонит.

И даст, по Щучьему веленью,
Достойное обеспеченье.
А что до злых его речей?
Язык – да он же без костей.

Пусть себе шавкой злобно лает.
Она обычно не кусает.
Пусть строит из себя Никитку.
Откроет в Кремль ему калитку.

И пусть сей красный фаворит
Детишкам головы дурит…
А Боря делал рокировки
Картошки, хрена и морковки

В палисаднике Кремля.
И девальвацию рубля.
С помощью Черномордуна –
«Водокрута-колдуна»

И его верной, жадной свиты.
Детишек карты были биты.
Признав полнейшей ерундой
Опыты с Рыбкой Золотой,

Си подколодные аспиды
Решили строить пирамиды
В песочнице и из песка,
И высотой под облака.

Черномырдун был главный Гений
Сих зыбкой прочности строений.
Построил самую крутую.
Громадную. Внутри – пустую.

К ее подножью, как на грех,
Сгрузили деньги МВФ.
Ту пирамиду затрясло.
И «башню» Колдуну снесло.

К деньгам ручонки потянулись.
Но Гномы из Кремля проснулись
И к Белоснежке на поклон:
«Поставь хищению кордон

И сократи наши потери.
А деньги МВФ поделим.
К суду нас вряд ли привлекут,
Долги потомки отдадут».

Та в ступу яки в самолет.
Метлой направила полет
На место сих деяний странных.
Слов много высказано бранных

Слетело с ее дамских уст
За то, что ларчик гномов пуст.
Чар Колдуна навек лишила.
Над пирамидой покружила.

И поняла – Семьи финансы
Поют последние романсы.
Кусок забрала пирога,
Что получили от врага,

За разгром песочницы
Что вот-вот закончится,
Когда пирамида рухнет.
И тут в песочнице как УХНЕТ!!!

Прах посыпался и пух.
Скончался не один главбух.
А Белоснежка в ступу прыг
И в Кремль ракетой в тот же миг.

Гномов к себе на кондачок,
Под свой железный каблучок.
Пальцами щелк: «Вот мой каприз –
Теперь Колдун Киндер-Сюрприз!

Ты, Киндер, объявляй дефолт.
И знай – на гайку хитрый болт
С левой резьбой всегда найдется.
Черномырдун, как мне дается,

Уж на орехи получил.
И Эстафету вам вручил.
По Щучьему и моему веленью.
Что? Есть какие-то сомненья?

И будешь ты любезный Гном
Отпущения Козлом.
А мы дадим тебе капусты.
Иль в огороды с ней запустим».

Очки поправив, грудь вперед,
Киндер объявил дефолт.
«Кассиром назначаю Рому.
Ковер стелите молодому.

И мне он нравится, стервец,
Как чистокровный жеребец.
Ты будешь нефти «сомельи»
И главным спонсором Семьи.

Ах да, из табакерки черт,
Можешь не ходить на корт.
О нем в газетах «ни-ни-ни»!
Будет процветать в тени.

А если что и просочится –
Немедленно всем отшутиться»…
В песочнице детишки в шоке.
В школе забросили уроки.

Нашли цистерну со спиртом –
Содом же он и есть Содом.
По-взрослому и пригубили,
Да «дурью» косяки набили.

И ну дымить как паровозы.
Они же Гномам «бабы с воза».
Дела в Кремле серьезней, круче.
По воле Царской или Щучьей

Сталью скрепляют сундуки
«Презлатоцепые быки»,
Что при сокровищах у свиты
Охранники. С виду – бандиты.

А свита их в Европу оптом,
Чтоб сделать жизнь свою курортом.
Иль «почить в бонзе» вечным сном
Со свежевыбритым лицом,

Помытым и ухоженным,
В дубовый гроб положенным.
Результаты видим сами –
Поля в граните со крестами.

Иль в замках при Рубляндии.
Иль в Англии, Шотландии
Жить в статусе Господ, Вельмож
Под свинской маской свинских рож…

Возня в песочнице, погром.
Это Бориска – Царь и Гном,
Погрязнув в «рокировочках»
Шальных «перестановочках»,

Впал в полную прострацию.
Под бурные овации
Америки, да и Европы,
Что нам надрали как их? Шопы…

То-есть надраили витрины.
А Шопы – это магазины,
Где демократия товар
Потертых джинсов-шаровар.

Бишь просто утка для детей
В обзорах теленовостей.
Белоснежка со друзьями,
Чтоб в Кремле не стать гостями

Если Боря упадет
И Зезюг на Трон взойдет,
Стали думать и гадать,
Чтоб такое предпринять.

Ведь светит полное «зюзю».
Ну а тем боле буквой «зю»
Все будет если Жиротоп
Какой-нибудь всем скажет: «Стоп!»

И сапоги, помыв в морях
И в океанах всем «бабах»
Совсем уж ядерный устроит.
И пострижет всех и построит.

В общем, задумалась Семья:
«Ох ты! Ах ты! Айяяй!».
Позвали Гнома с взором чистым,
Который главным был чекистом.

.

Глава 1.
За «тридевятыми горами»,
За лесами с «тополями»,
Жил город на семи холмах,
О красных крепостных стенах,

При Мавзолее и Кремле,
С башней «Останкинской» во мгле.
Не город, а статус-персона
Стекла, железа и бетона.

Не то чтоб «Город-солнце-сад»,
Столица. Бишь имперский град.
С хлебом-солью, водкой, баней
И с «меченым Царем» Мишаней.

С интеллигентнейшей Царицей,
Была что светскою тигрицей.
Градоначальником Борисом
И с рыжим комсомольцем Лисом.

С народом с колбасой в руке,
Да ста рублями в кошельке.
По слухам – Царство «оси зла»
Мужик где «забивал козла».

И так то царство преуспело,
Что закрома свои проело.
Сей кризис в «гласность» перерос,
«Консолидацией» зарос

И прочею белибердою,
Что обернулося бедою.
Мужик, забыв перекреститься,
Лаптями стал махать и злиться,

Что он не Князь и не Боярин,
Не Божий Сын – «Самаритянин»,
Не золотых яиц несушка,
А что «неведома зверушка».

Из смесей теста колобок.
Толь из песочницы «Совок».
Царь потихоньку «срыл» в Форос.
Ну а мужик пошел в разнос.

Стал выступать, что зря болтать,
В воздух из гаубиц пулять.
Затем послал на «х.» и в «п.»
Трясущийся «ГКЧП»…

И тут ударил в небе гром.
Из речки выполз пьяный Гном.
Он, испугавшись, что попрут
«во глубину Свердловских руд»,

Чтобы в Столице закрепиться
Решил в кого-нибудь вселиться.
Узрел подлец яки по морю
Плывущего по речке Борю.

И враз, судьбу благодаря,
Вселился в голову Царя,
Которым Боря вскоре стал
Имперский сотворив развал.

Как рассмотрел он в шлейфе брызг
Что тот пловец был пьян и вдрызг?
Известно видно только Гному.
Дале представим Гнома Рому,

Который процветал в тени.
Меня Читатель не брани,
Но тень описывать не буду.
Я не колдун, не мастер Вуду,

В кого, Кто, где и как вселялся
В неведении я остался.
Но был сей Гном «Барон нефти».
Лопатой деньги мог грести.

Не справившись, взял экскаватор.
Великий Рома был новатор.
От денег разбросал обертки
От Магадана до Чукотки.

Других два Гнома из ларца,
Не одинаковых с лица,
Мы знаем как народовольцев,
Из комсомольцев-добровольцев.

Как кукловодов кореша.
Вели что Гнома-алкаша
И водку спиртом разбавляли.
Сами не злоупотребляли.

Вершили Гномы под шумок
Самый масштабнейший «хапок».
Суверенитеты раздавали.
Себя меж тем не забывали.

Один Чернявый. Другой Рыжий.
Циничны оба и бесстыжи.
И под овации. На бис.
В свет вышел Гном «киндер-сюрприз»,

Глашатай «кидняка-дефолта».
Средь каратистов – мастер спорта.
Очкарик, выкрикнув «Кийяя»,
Лишил последнего рубля

Челядь «Страны Бухого Гнома».
Разбогатели он и Рома,
И те, кто знал что ГКО
Не облигации – дерьмо.

На этом также рубль с цента
Имел и «Миша – два процента».
Любимец женщин. Красавец.
Гном сердцеед. Крутой самец.

Улыбка – тысяч сто «У.Е.».
В Конгресс отправил реноме
Как кандидат на Царский Трон.
Но не был в Штатах утвержден.

Отправлен был как приз в награду
Приемнику из Петрограда.
Гному – семейному гаранту.
Семейных ценностей педанту.

Из «горнолыжных дзюдоистов».
Гному – чекисту из чекистов.
С харизмой – явно не сморчок,
С глазами честными в пучок.

В лазер. В оптический прицел.
Пишу и думаю: «Я цел?
Иль спустят на меня собак,
Что Гном креветка, а не рак.

Кровей не голубых, не красных,
Не Гном – обман надежд напрасных.
Герой, а не марионетка.
Не «чудо-юдо мармузетка».

Не чудо – плод зеркал кривых.
Не совесть нации слепых,
Не видящих далее носа.
А «Главный» рейтинга, опроса.

Народных сказок Добрый Царь.
Как было раньше, было в старь.
Однако дальше «гнать пургу»
Про Гномов больше не могу.

Представлю Горе. Белоснежку
Одету в черную одежку.
Которая устала слишком
Быть в Царстве папы серой мышкой,

Пешкой на шахматной доске,
Рисунком на сыром песке.
Кто, посоветовавшись с Семьей
Решила с ходу стать Ферзей.

Без помпы лишней в Кремль вошла.
Там понимание нашла.
Всех Гномов собрала в кулак.
Родился Монстр. Нет – Вурдалак,

Взращенный на сернистой нефти.
С ним также в Свет ворвались черти
И закружили хоровод
Бесовских веяний и мод.

Сей хоровод мы и опишем.
Как можем, но четверостишьем.
Сюжет по времени размажем.
А Гномам с Белоснежкой скажем:

«Сказка ложь. В ней нет намека.
Нет урока. Нет упрека.
Есть «уши мертвого осла».
Что вдаль Жар-Птица унесла.

И «замочила их в сортире».
А может, утопила в «Мире».
Вы же, как в сказке поживайте
«Да тощих мух с котлет сгоняйте».

В некотором «как бы» Царстве,
«Государстве» как бы тоже,
Проживали, жили вроде
Те о ком мы сказку сложим,

Иль не сказку — просто сказ,
Сагу, повесть, иль рассказ,
Как хочешь так и называй,
Да с ушей лапшу снимай...

и чувствовать боль
и искать боли — суть твоего
до меня касания.
с этого края
жаль мне становится
мир и людей,
не ощутивших так точно,
так беспощадно не знающих
свою цель.
созданы для того пальцы,
чтобы осязать.
глаза, что въедаться
жадно в зелень травы
и, гладя на солнце,
болеть.
легкие вшиты, чтобы дышать
и без дыхания глохнуть.
но только и это не всё.
неизмеримо больше
и в траве, что вижу.
и в тебе,
когда касаюсь,
щемяще больше, чем всё,
что могу написать,
но и в словах
более того,
что можешь прочесть.
не потому ли дышишь так часто,
и нервно так
пальцы твои
бегают по моему лицу?
не потому ли
только отпуская руки,
только уезжая маршрутом домой,
еще и еще раз
прокручиваешь в голове пленку,
но находишь только то,
что глаза успели запомнить?

боль отступает,
становится сутью разлома
кокона бабочки,
покинутой скорлупой теплого,
но замкнутого пространства.
и это больше рождения.
это так,
как стать
полноценным.

в шляпе пыльной и очках,
плащик старый на плечах,
между ног зажат портфельчик…
пиво пьёт интеллигентик.

он здесь самый-самый умный,
словно дьяк старинный думный.
он советы всем даёт.
к нему тянется народ.

ну, а в жизни- неудачник.
словно вечно юный мальчик.
им всегда все помыкают,
даже крики позволяют.

люди! люди! он такой
даже с собственной женой!
тяжело бедняге жить.
душу ходит он «лечить».

мне теперь всё-равно,
что за день за окном.
счастье было давно,
когда были вдвоём.

а теперь пустота,
тишина и покой.
и уже не вчера
я простилась с тобой.

за стеклом чернота,
на душе — маята.
и злодейка-судьба
не бросает меня.

В сказках, мифах и легендах,
Лебедь белую воспели на века.
Могут жить они на воле, могут на фазендах,
Суть не в этом-они с нами навсегда!

Глава 6.

Сижу на кухне. Все достали.
Решили отдохнуть в Астрале,
С Наталией на пляж слетать
И Сэмам ручкой помахать.

И как нас встретит Аризона?
Там много говорят озона.
Да… Оседлали мы циклон,
Чтоб нас быстрей доставил он.

Нам ветерок поет, летим.
Тепло, внизу течет Гольфстрим.
Но вот куда-то он свернул,
Какой-то ураган задул.

Вот думаю и отдохнули.
Но мы назад не повернули.
Колумб здесь где-то проплывал,
С собою вез страстей накал.

И плыл Америго Виспучи.
Потом и те, кто были круче.
С земель индейцев выживали,
А злато силой отбирали.

За кровь приходится платить –
Циклонам же не запретить
Ходить туда, куда хотят.
Хотя торнадо всем вредят.

Их души умерших ведут
На демократии редут,
Оплот идей капитализма
И мирового сионизма.

До суши с душами добрались,
Поговорили, пообщались.
Они наивны, с юморком
И ирокеза хохолком.

Обид своих и не скрывают
И всех Колумбов проклинают.
Их Боги рядышком летели,
Общаться с нами не хотели.

А вихри смерчами крутились –
То ирокезы в стаи сбились.
Их выход гнева грозен, страшен
И краски черные окрашен.

Их Боги жертвы выбирают,
Стрелами молний убивают.
И крутят смерти хоровод
Торнадо здесь из года в год.

Джорджу все это нипочем.
Мысли его, чтоб нефть ключом
Из скважин била беспрерывно.
Взывать о совести наивно

Кто Власть попробовал на вкус.
Уж очень сладок сей искус.
И мысли высоко летают
И приземляться не желают.

Тем более, когда в руках
Такая власть, что Мира крах
Можно в минуту сотворить.
Все растереть и распылить.

Он – Властелин и Фараон.
Он – демократии шаблон.
Он – представитель Власть Имущих
Из самых-самых всемогущих.

Но надо должное отдать
Своих не станет убивать.
Да и российской не чета
Американская мечта.

Ну а индейцы? Что ж бывает.
Теперь в Астрале вон летают,
Иль в резервациях живут
Пример России подают.

Джордж Междуречье загубил.
Столько невинных душ убил,
Нарушил жизненный уклад.
Ведь жил и цвел старик Багдад.

Там нефти много, нефти мрак.
Из-за нее и пал Ирак.
На очереди – персияне.
Затем, возможно, россияне.

В политике ведь нынче нету,
Что было раньше – паритета.
Отсюда Сербия, Балканы.
Незаживающие раны

На теле матушки Земли.
Несут Колумба корабли
И ныне смерть по континентам
Своим возможным оппонентам.

Нас Дядя Сэм в гости не ждал.
Америке претит Астрал.
Туда стремятся с голодухи,
От безысходности, непрухи.

Ну, что-то вроде типа нас,
Кто не взобрался на Парнас,
Но не обколот и не спился,
А просто очень разозлился.

И, не валяя дурачину,
Влетел сюда искать причину
Наших российских общих бед.
И нас привел сюда их след.

В нашу команду также влез
И из Торнадо Ирокез.
Как ни брыкался я, не бился
В проводники он напросился.

Поклялся скальпы не снимать
И никого не убивать.
Наталью звал Богинею,
А нас повел в Виржинию.

Летим. Красивые места.
Обжиты. Всюду чистота.
И звездно-полосатый флаг,
И с кока-колою Биг-мак.

А люди, без сомнения,
Есть жертвы потребления.
Довел до ручки их Фаст-фуд.
И слепо верят в Голливуд,

Где не толсты они, а стройны.
Что в безопасности – спокойны.
Кино оно и есть кино.
Там, вместо виски, пьют вино.

И в трюках не всерьез стреляют.
И понарошку убивают.
Калечит психику всерьез
Фабрика выдуманных грез.

Мы к Вашингтону подлетаем
И с каждым километром таем –
В Америку легко влюбиться,
Такая жизнь нам только снится.

Но посмотрели на индейца –
Все достиженья Била Гейтса
Померкли враз и навсегда.
Ведь так не жить нам никогда.

Америка всем задолжала,
Тонны бумаги нарожала.
Зеленый доллар, просто грин,
Живет, пока есть магазин

Где векселя эти берут,
В обмен товары выдают.
Пока янки флажками машут,
На них все за копейки пашут.

Где не согласны, выступают,
Там демократию внедряют
Под пушек акомпонимент.
Иль красных роз, в оранже лент.

В гринах и, как бы наш, Стабфонд.
У нас живет один бомонд.
А нам остались лишь налоги,
Да некудышние дороги,

Ведущие нас в никуда.
Да не для жизни города.
Ту ирокез внес коррективу:
«Как смотрите на перспективу

У земляков передохнуть»?
И предложил в Нью-Йорк свернуть.
«Здесь рядышком. Не далеко.
Мы оседлаем облако.

Иль заберемся в самолет», — Он нам, — «согласны на полет»?
Хоть изредка, но так бывает
В Астрале время шаг меняет.

А может повернуть и вспять,
Назад откинуть лет на пять.
Так с нами и произошло.
За тучки солнышко зашло,

А из-за тучки самолет.
И обречен его полет.
У пассажиров жизнь на ладан.
А за штурвалом сам Бен-Ладан,

Иль тот, кто под него косит.
Кому Герой. Для нас – бандит.
Не «гордый реет Буревестник»,
А исламист и нам ровесник.

Ему по-русски: «Твою мать,
С людьми дома, зачем взрывать?
И наплевать, что небоскребы
И что там важные особы.

Впоследствии, ты идиот,
Страдает все простой народ».
Наталья тот еще оратор:
«Ты террорист и провокатор».

Затем шахиду пальцем в лоб,
Почувствовал ошибку чтоб.
А проводник наш, ирокез,
К арабу с хода в душу влез.

Тот сразу как-то покраснел.
«Аллах-Акбар» все же успел…
И в поле рухнул самолет.
«Наш Капитолий пусть живет», — Американцы в хор запели.
Их души к Богу улетели.
Герой и в Африке Герой.
И за Героев мы горой.

Даже индеец-проводник
Переживаньями проник.
Но тут часы назад вернулись.
Мы к Вашингтону развернулись.

Летим. Под нами Белый Дом.
И Дядя Сэм при доме том.
И что-то ручкой нам не машет,
Да и от радости не пляшет.

И не видит нас в упор,
Закрыл двери на запор.
В курсе вы, нам все равно,
В дверь не пустят – мы в окно,

А окно если закрыто
Мы сквозь стену, как сквозь сито?
Джордж себя, чтоб долго жил,
Колдунами окружил.

И овальный кабинет,
Где Биллу делали ми… паркет.
Секретарш всех поменяли,
Чтоб его не соблазняли.

Да и Дядя Сэм, что Джордж,
На Билла вовсе не похож.
Ирокез – наш проводник,
Без труда туда проник.

С помощью каких-то слов
Вызвал он своих Богов.
Те над домом покружились –
Колдуны все отключились.

ФБР и ЦРУ
Оклемались лишь к утру.
Обещание сдержал.
С Джорджа скальп снимать не стал.

Нас послал на разговор.
Так предстал пред нами Вор.
Пахан наших рас… разгильдяев,
Демократов. Их мы знаем.

Крыша, можно так сказать,
Тех, кто ныне наша Знать.
«Здравствуй Джордж. Чайку нальешь?
Иль гостей не признаешь?

Вот Наталья. Вот Виталик», — Ирокез, грызя рогалик, — «Я пусть буду Венету.
Чашку мне налей вон ту».

Джордж на гостя покосился,
Но налил. Хотя и злился.
И, насупившись, молчит
Власти мира иезуит.

А Наталью понесло.
Столько высказанных слов
На бумаге не вместить.
Я решил их опустить.

Лишь одно упомяну –
Джордж признал свою вину.
Ирокез тот тоже слушал
Да, под чай, рогалик кушал.

Джорджу тоже предложил.
Тот наживку проглотил.
И, покой нам только снился,
Той баранкой подавился.

Чуть не умер. Я помог,
Джорджу, залепивши в рог.
Он спасибо мне сказал,
А индейцу указал:

«Я, совсем это не лесть,
Уважаю вашу месть.
У вас прощения прошу.
Что в моих силах – я решу.

А в остальном, так то скорей
Дела давно минувших дней.
А что касается России.
Так это все в руках Миссии.

Ваших при Власти му… маньяков,
Что обманули мужиков.
Мы победить и не мечтали,
Лишь предпосылки создавали,

Чтоб демократию внедрить
В СССР. А развалить –
Элита ваша постаралась.
И, с потрохами, нам продалась.

Как не купить, что продается?
Капитализм это зовется.
Я вас, конечно, понимаю.
Шляпу пред дамою снимаю.

Может, вы сами все решите?
Мешать не будем. Вы спешите?
Что, даже чаю не попьете?
Но мы уже и так в полете,

С собою захватили прайс,
Где подпись Кондолизы Рай-с,
С расценками на тех Иуд,
Кто затащил Россию в блуд,

Но чьи счета стреножены,
Немножко заморожены.
Ведь не смогли в страстей накал
Весь ядерный потенциал

России, напрочь, распилить.
Пришло чуть-чуть недоплатить.
Мы с ирокезом попрощались.
Сами на Родину подались,

Чтоб ФБР и ЦРУ
Не повязали поутру…
Мы же сказку продолжаем.
Никого не унижаем

И обидеть не хотим.
Наш Герой – не псевдоним.
Подбирали — как попало.
Может имя чье совпало?

Ну, так это не всерьез,
«Сказка-каламбур» — курьез.

Глава 5.

Сижу на кухне. Чуть охрип.
Не дай ты Бог – то «птичий грипп».
От страха этого в поту
Себе я места не найду.

Того бы в жизнь я не простил,
Кто вирус этот запустил.
И это правда – мне не в шутку
Курицу жаль. И жалко утку.

Одну лишь птицу мне не жалко,
Которая ни шатко, валко,
Росси печень исклевала.
Ее стезя – стезя шакала.

Профессия ее – Сизиф.
Птица из Важных. Птица Гриф.
Чем хуже нам, ей это нравится,
Она от счастья «радастно скалится».

Кто нам пустил ее – не знаю.
Вот ворожу сижу, гадаю.
Похоже все же Дядя Сэм,
Под лозунгом – «Россию съем,

Коль не удастся – надкусаю,
Порву, на части разбросаю».
Народ проснись, глаза протри,
Россию рушат изнутри.

Решили мы в Астрал слетать,
Чтобы побольше разузнать
Насколько дело наше гадко,
Насколько жить в России «сладко».

Начать решили со Столицы
В образе стрижа и синицы.
А гриппа, чтоб не подхватить
Пришлось таблетки проглотить.

Неделю делали облет.
И вот примерный наш отчет:
Да! С вида все богато!
Злата здесь вложено – палата.

Каждый клочок земли забит,
Строительство вовсю кипит.
Землей торгуют с молотка.
Ворует Власть наверняка.

Каждый Префект – уездный Князь,
Дань собирает не боясь.
Чтоб с верхом не возник вопрос –
Каждый из них «единорос».

Все рынки облетать не стали.
На «Москворецком» обитали.
Всего полно. Все продается.
Но место не за рубль сдается.

Кто здесь торгует – все Носы.
Не пустят Васю за весы.
Менты, на все, прикрыв глаза,
Наращивают телеса.

Поставки фруктов с Баз идут.
Накрутки – как кому взбредут.
Никто на рынке не в накладе.
Москвич же в ценовой блокаде.

Носы – у каждого метро.
Всюду палатки и бистро.
Бабулька, ежась, с Подмосковья,
«Преступник как» стоит с морковью.

Ее гоняют и штрафуют.
Как уголовника «прессуют».
Вот это нравы! Времена…
Зачем горбатилась она?

А может быть и воевала.
Ах, если б она только знала!
Лаваш. Из курицы шашлык.
И всюду неродной язык.

Заводы, когда облетали
Те с адресами не совпали.
Мебель, рыба да солярий
Там, где «Красный Пролетарий».

Роботы в Иран ушли.
Ни одного мы не нашли.
Продали. Сдали подчистую.
Труды затрачены впустую.

АЗЛК – тот мхом зарос.
Подставили – пошел в разнос.
Землю завода поделили.
Нет «Москвича» — его убили.

Открыли филиал «Рено».
Все «зашибись». Одно лишь «но».
Ведь не завод сей филиал.
Чей не понятно капитал.

С ЗИЛом история похожа –
Разруха там «мороз по коже».
Деревья на цехах растут.
Нам делать нечего и тут.

«Орджанекидзе» бьет в набат.
И там никто не виноват.
Ну не нужны Стране заводы,
Коль заправляют ей уроды.

Не пашет уж который год
И керамический завод.
Там Пепси с Колой все скупили.
В складскую базу превратили.

Когда фашисты нас бомбили,
Заводы деды сохранили.
Отстроили. Нам в руки дали.
А мы потенциал про… продали.

Что процветает? Так посмотрим.
Продажа в розницу и оптом
Товаров Запада, Китайцев,
Японцев и Американцев.

Понятно даже и ежу,
Что там же прячут и маржу,
Те, кто всем этим заправляет.
Спросим у Грифа – их не знает?

Квартиры стоят миллионы.
Откуда взялись деньги оны?
В Москве творятся чудеса,
Всюду — строительны леса

В цене недвижимость растет.
Не остановишь цен полет.
Не для простого человека
Ее покупка, ипотека.

«Черный риэлтор» процветает.
И, не гнушаясь, убивает,
Иль отправляет в мир иной
Владельцев площади жилой,

Кто не вписался в этот строй,
Кто стар уже, иль слаб душой,
Иль водкой злоупотребляет,
Иль слабоумием страдает.

Колхозы рейдеры шерстят.
Коттеджи на костях стоят.
Всех несогласных – убивают.
Дома колхозников – сжигают.

Война Гражданская идет.
Жертва ее – простой народ.
На кладбищах мест не хватает.
И этот бизнес процветает.

Бензин уходит «на ура».
За качество стрелять пора.
Цена растет как на дрожжах.
А перспективы сеют страх.

Автомобили каждый любит.
Автомобиль Москву и губит.
Туда- сюда поток снует,
А Мэр дороги дрянью льет.

Чтоб скользко не было кататься.
Деревьев может не остаться.
Смог губит всякого и всяк.
Во дворах с машинами – бардак.

Стоянки сносят. Паркинг строят.
Автолюбитель волком воет,
Откуда столько денег взять,
Чтоб в этом паркинге стоять?

Автосалонов пруд пруди.
Что хочешь? Порше? Ауди?
Тойоту, Хонду, Мерседес?
Но цены вызывают стресс.

Что будет, если украдут?
Угонщики лохов ведут
Вплотную от автосалона.
И средства нету от угона.

Страховка – это лохотрон,
Средь лохотронов – чемпион.
Туда, что показательно,
Все платят обязательно.

Разводку эту шпанскую
Зовут «автогражданскою».
Чрез думу провели поборы
Законные в Законе Воры.

И процветает Казино.
Азарт – игристое вино.
Не стоит злоупотреблять,
Но лучше вовсе не играть.

Но игровые сети свиты,
В них «однорукие бандиты»
Как в паутине пауки.
Там пропадают мужики,

Несут последнее, играют,
Как из игры уйти не знают.
Власть наблюдает свысока,
Делятся с ней наверняка.

Ночные клубы – как вампиры.
Ночные оргии и пиры.
Здесь золотая молодежь
Спускает деньги на балдеж.

Мы только часть вам рассказали
И в нашей сказке описали
А жизнь гораздо драматичней.
Страшней. Кошмарней и циничней.

Но ведь Москва – не вся Россия,
Дворцы и Кремль ее стихия.
Хранят здесь деньги лжеКнязья,
И тратить их ее стезя.

А как провинция живет?
Ведь где глубинка – там народ.
И там традиции, язык.
Мужик живет, иль жить отвык?

Птичкой Страну не облететь,
Если и очень захотеть.
И в сказке все не описать,
Если и очень пожелать.

Не хватит уровня гипноза,
Чтоб избежать того нервоза,
Который вызывает Власть
Своим стремлением украсть.

Куда ни кинь – да всюду клин.
Так думаю не я один.
Газеты, мельком, прочитайте
Да ложь от правды отделяйте.

Не надо никуда летать,
Разруху нам и так видать.
Будто Мамай прошел, проехал,
Как будто Гитлер в танке въехал.

Колхозов нет. Фермеров тоже.
Деревня вымерла, похоже.
Комбайны ржавые стоят,
Коров доярки не доят.

Фермы заброшены, без крыши.
Свое хозяйство еле дышит.
То, что крестьянин собирает
Нос за копейки выкупает.

А как же может быть иначе
Коль рынок сбыта им захвачен?
В село, кредиты не доходят
И Васю за нос Носы водят.

Дальний Восток – тайга не наша.
И на Курилах жизнь не краше.
Разграблен рыболовный флот –
Весь краб в Японию идет.

И ждут своей переработки
Не нужные Властям подлодки…
Все это просто поражает.
А безысходность раздражает.

Все! Я устал перечислять.
Все это надо исправлять.
Но как, если у Власти Гриф?
А у него кумир – Сизиф?

И до него нам не добраться
Если и очень постараться.
Птица высоко летает
И приземляться не желает.

И лишь Архангел Михаил
Его бы, может, вразумил.
Но занят он делами круче
И он Архангел, а не Дуче.

Мы Грифу лишь письмо послали,
Да клюв начистили в Астрале.
Но он на то и либерал.
На наши доводы начхал.

Затем закашлял и охрип.
Сразил, наверно, птичий грипп.
Мы же сказку продолжаем.
Никого не унижаем

И обидеть не хотим.
Наш Герой – не псевдоним.
Подбирали, как попало.
Может имя чье совпало?

Ну, так это не всерьез,
«Сказка-каламбур» — курьез.

Глава 4.

Сижу на кухне. Жгу свечу.
Повсюду тени. Жрать хочу.
И холодильник разморожен.
Как быть? Что делать? Я встревожен.

Нет электричества, похоже.
Кому бы настучать по роже?
Натальин как же сериал?
Наверно нам пора в Астрал.

Мы оплатили всем за все
По всем тарифам на жилье.
И как все это понимать?
Где наши деньги вашу мать?

Вдруг в полумраке стук копыт.
И тот, кто серою чадит,
Без спроса в гости прилетел.
Наверно кофе захотел.

«Привет ребята! Как дела?
Что, темнота с ума свела?» — С ехидцей Рома рассмеялся, — «Со светом я давно расстался.

Вот ваша очередь пришла».
Но тут Наталья в раж вошла
И черту с хода прямо в лоб:
«Зачем явился ксенофоб?

Сидел бы там себе в Аду
И раскалял сковороду,
И жарил бы своих друзей.
А к нам, без спроса, в ночь не смей

Нежданным гостем приходить
И панику здесь разводить»!
Роман, как лист к зиме, пожух.
Вот что такое русский дух,

Который так не любят черти.
Воюют с ним до самой смерти.
Но, обвинив во всех грехах,
Смогли оставить на бобах

Российский горемычный люд.
Втянув Россию в срам и блуд.
И, без войны, на цели оны
Забрали жизней миллионы.

За Рому я вселился все же:
«Да он на черта лишь похожий.
И Васе он помог немного,
Лишившись «за немного» рога

И хвост немного подпалив».
«Есть компромат, Роман, на слив?» — Его спросил я. Он ответил:
«Да есть, но помысел мой светел.

Я, по секрету, дам мобильник
Того, кто выключил рубильник
И деньги ваши умыкнул.
Надеюсь, кто это смекнул?

Он и в Кремле имеет блат.
Он – большой силы тока Скат.
Он не идет против теченья,
Имея собственное мненье.

Он в каждом доме на виду.
Его бы на сковороду.
Он даже мне не по зубам.
Он мне не друг. Его я сдам.

Звоните. Я запеленгую,
Защитный блок нейтрализую.
Он будет ваш во всей красе.
О нем напишите эссе».

Звоню: «Алло, вы Анатолий»?
«Ты, Виктор, можешь просто Толя», — Ответ последовал такой.
Я побледнел. О, Боже мой!

Герой наш супертелепат?
Иль хироманта есть талант?
А может экстрасенс такой,
Что и не снился нам с тобой?

Я на Романа взгляд свой кинул.
А он от страха чуть не сгинул
И стал такое вытворять,
Что в сказке нам не описать.

Мы продолжаем разговор:
«Ну ладно. Толя. Ты не вор?
И обо мне, откуда знаешь?
На таро-картах толь гадаешь?

Иль базу данных прикупил?
Иль зелье колдовское пил?
И с лампочками что такое,
Кто покусился на святое?»

Толя не дал договорить.
Пришлось вопросы прекратить.
Тут в трубке что-то зашипело.
За ухо укусить хотело.

Я ее в сторону. Оттуда
Вдруг выползает Чудо-Юдо,
Змееподобное чертя
И, явно, Сатаны дитя.

И тему держит разговора:
«Не вор я – жертва оговора.
Сейчас немного отдышусь –
С вами полемикой займусь».

Затем из этой Черто-Кобры
Он принял всем знакомый образ.
Вылез Роман из-под стола.
Наталья чаю налила.

И стали мы вести беседу.
Я до сих пор никак не въеду
Как лихо нас он окрутил
И объегорил, обхитрил.

«Вприкуску чай иль так попьете?
Вы, в электрическом полете,
Небось, устали как собака.
И выглядели бякой бяка», — Издалека зашла Наталья.
«Вприкуску»! – вымолвил каналья,
Недобрым взглядом Рому взвесив.
А тот и так сидел не весел.

О смысле жизни размышлял.
Что телефон зачем-то дал.
И что на нашем кондачке
У Толи вовсе на крючке.

«Вприкуской» не хотел он быть.
В Астрал решил, потиху, срыть.
Стал растворяться, исчезать
И дымной серою чихать.

А Анатолий песнь запел
Про эпохальность супермер,
Которые он предпринял,
Когда Союза шел развал:

«Чтоб населению помочь
Трудился я и день и ночь.
А ваучер изобретал,
Чтоб все имели капитал.

А то, что с Борей Крым про… отдали,
Что он российский и не знали.
Зачем нам Черноморский Флот?
Хватает нам и так забот.

И Армия нам не нужна.
Наука тоже на рожна?
Космос и вовсе ни к чему –
«Мир» затопили по уму.

С хозяйством сельским разобрались –
Колхозники в земле остались.
На комсомольскую, на стройку,
Сосновку взяли и Рублевку.

Там возродили стройотряд –
Коттеджи наши в ряд стоят.
Кто сделал все же под развал
Из ваучеров капитал.

Нефть, газ Борис отдал народу,
Который спрятал концы в воду.
Теперь на Западе живет,
Меня в упор не признает.

Как Рома… Кстати, а где он
Всепризнанный нефтебарон?
Мне должен был он отстегнуть.
Куда успел он улизнуть?

Продолжить дальше? Честь имею.
От слова этого балдею.
Моих хороших дел не счесть.
Поэтому и деньги есть.

При них и вся моя семья.
Луч света в темном царстве — я!
Непотопляем и могуч!
Я – Солнце среди неба туч!

Желаю счастья я России,
Как и положено Мессии,
Что Дядей Сэмом был назначен.
Мой путь делами обозначен.

Мы – демократии венец!
России-Матушке пи… В Елец,
В Брянск, Тулу и в Тамбов, Ростов
Дам демократию рабов.

А вы как думали? Я, право,
Считаю мое дело правым.
И прав лишь правый поворот,
Что без забора, без ворот.

Да… Анатолий есть оратор.
Великий есть прихватизатор.
И экстрасенса есть талант.
Похоже он и хиромант.

Об остальном я промолчу…
Сидим на кухне под свечу…
И воцарилась тишина.
Часы тик-так. Совсем хана.

Не знаем, что ему ответить.
Тут белым светом как засветит.
То нашу кухню подсветил
Святой Архангел Михаил.

А, может быть, и протестант,
Средь олигархов – арестант,
Что политически подкован,
Но, немного, обворован.

Громоподобным молвил гласом:
«Конец пришел тем пи… ловеласам,
Кои могли и честь иметь.
И Родину продать. Не сметь

Всуе о Боге вспоминать!
А Дядя Сэм, не надо врать,
Племянник дядя Сатаны,
А черти – его братаны.

Он Югославию убил,
Ирак под танком раздавил.
Ему Россию не отдам,
Хотя костьми и лягу сам!

Что ж Анатолий здравствуй, здравствуй.
Твой принцип «разделяй и властвуй»
Работает, пока повсюду.
Бог не простит тебя Иуду»!

И Толю к полу заземлил.
В розетку прыгнул Крокодил,
Змеепобное Чертя,
Круги по кухне очертя.

Нам на прощание сказал:
«Я, Миша, от тебя не ждал.
Что в состоянии убогом
Сумел ты пообщаться с Богом.

Что, помогли твои друзья,
Кто не Сударе и Князья?»
И смерил взглядом нас с Натальей.
На том расстались мы с канальей.

А Миша, крыльями взмахнув,
В Астрал бесшумно упорхнул.
С утра включил кто-то рубильник.
Не отвечал Толин мобильник.

И Ромы что-то не видать.
Спасибо некому сказать.
Вот и решили, сгоряча,
За лампу славить Ильича…

Мы же сказку продолжаем.
Никого не унижаем
И обидеть не хотим.
Наш Герой – не псевдоним,

Подбирали, как попало.
Может имя чье совпало?
Ну, так это не всерьез,
«Сказка-каламбур» — курьез.