Не с той ноги я встала утром этим,
И поводов для грусти больше ста:
Устала… Надоело все на свете!
И осень, и капризы, и плита…

Меня все раздражает понемножку,
Убраться не успела — вновь бардак:
И на клавиатуре хлеба крошки,
На полке все расставлено не так,

Войну открыли муж и сын порядку,
Им что-то — бесполезно объяснять,
Один — порвал опять мою тетрадку,
И принялся листы ее жевать

Потом он кремы с полочки бросает,
(Хоть, благо, не умеет открывать ),
Второй — еду к компьютеру таскает,
А мне потом ходить и убирать!

Вчера от друга он вернулся поздно,
А я переживала и ждала…
Ворчу с утра я с видом грустно-грозным,
Обыденные делая дела.

И нет бы им притихнуть виновато,
Но муж ворчит, сын — к обуви полез.
И захотелось мне уйти куда-то :-(
На Санчуса одела я комбез,

Собравшись, выхожу во двор с коляской,
А там… сегодня выпал первый снег!
Летят снежинки по ветру, как в сказке,
Касаясь моих рук, волос и век.
Малыш мой все серьезно созерцает,
К снежинкам интереса не тая,
А снег под ноги падает — и тает,
И с ним — сердитость тает вся моя.

Присела я — и сразу же снежочек
Скатала небольшой моя рука,
Подумалось — вот подрастет сыночек,
И будем мы лепить снеговика

Мне вспомнилось, как прошлою зимою
По этой тропке с пузиком я шла,
С улыбкою мечтательно-смешною
Под сердцем свое солнышко несла

Тогда я так боялась подскользнуться,
А ноги закрывал большой живот…
И, вспомнив, не могла не улыбнуться,
Как все же хорошо, что снег идет!

Звенят, сменяясь, мысли без умолку:
Осталось ведь совсем немного дней:
Запахнет ароматно в доме елка,
Зажжется город тысячью огней,

Вокруг будут веселье, песни, пляски,
Подарки буду я родным дарить…
И шла навстречу снегу я с коляской,
А мне хотелось в воздухе парить.

Ведь так люблю я эти снегопады,
Люблю больше всего свою семью,
Люблю, когда со мною они рядом,
И город этот снежный я люблю.

Пусть слякоть накатали на дорогах,
И потекла пускай от снега тушь…
Я больше не хочу быть злой и строгой,
Со мною рядом счастье: сын и муж!

И дни не будут больше серым бегом
Тоску и грусть собою веять новь.
Я всех вас поздравляю с первым снегом!!!
И пусть у вас сердцах живет любовь!

В вену мою иглой
беспощадно впивается утро,
будто ожогом, боль — день надевает свои хомуты.

Снова открыть глаза,
снова вся кутерьма по кругу,
сделать, успеть, сказать,
ждать ночной тишины упругой.

Будто по проводам,
снова я чую твою усталость,
хочешь, тебе отдам,
что ещё у меня осталось?

Очередной листок,
сколько ещё осталось страниц нам?
Тонкий по венам ток,
день раздвигает свои границы.

Утрами невнятно, местами промозгло и сыро,
Сменить бы постылую осень на зимние стразы.
В моей мышеловке дыра от бесплатного сыра
И верится – всё ещё будет, но только не сразу.

Неспешные люди дымят на облезлых скамейках,
Испортив зонтами узор камуфляжной аллеи.
Новинки сезона влетают в большую копейку,
Их время уходит, но я ни о чём не жалею.

Под музыку ветра сгорают опавшие листья,
В прогалинах небо особенно ярко синеет.
Мы слабые звенья в цепи неизведанных истин
И тает надежда, что с возрастом станем сильнее…

Руслан Корнаев
1.
Ни страха, ни боли, ни срама
я готов повернуть всё вспять
и колю я агнца без изъяна,
чтобы к Богу поближе стать.

Я покаюсь и буду чаще
на коленях стоять пред Творцом
и тогда мне не будет страшно
жизнь оставить свою юнцом.

А толпа не поймёт поэта
разнесётся вокруг молва
будто я, погружаясь в мысли,
потихоньку схожу сума.

будто я собираюсь скоро
вознестись к Христу в небеса
и конечно не будет в лицах
ни любви, ни добра, ни тепла.

Средь людей не ищу я правды
мне иной предназначен путь
Не боюсь, что безжалостно люди
вдруг камнями меня забьют.

Не боюсь я упрёков и боли
Не боюсь я проклятья людей
и отныне я не тревожусь
о несчастной судьбе своей.

мне до боли противно видеть
клевету, блуд, распутство и фальшь
ненавижу людские пороки
людей-бесов ни чуть не жаль.

2.
Я слышу голос Господний
и даже в людской суете
мной движет чьё-то движенье
и легче становится мне.

Я слышу голос Господний
и гнев мне людской ни почём
терплю я насмешки, угрозы
Но знаю мы с богом вдвоём.

Я слышу голос Господний
людских я утех не хочу
терзает мне душу унынье
но жизнь я свою не кляну.

Я слышу голос Господний
и пусть зло творится кругом
Я вижу в небе высоком
мой ангел мне машет крылом.

3.
молюсь я долго вечерами
порой скорбит душа моя
с глазами полными слезами
рыдаю горько до темна.

Весь мир мне стал чужим и страшным
и Боже я к тебе стремлюсь
не оттого ли вечерами
страдаю, плачу и молюсь.

Не оттого ли я в изгнанье,
а дом родной мне просто чужд,
как не легко же испытанье
как я устал от горьких чувств…

3.
Прогони молитва мои слёзы
раствори печаль мою и боль
Пусть уйдут из памяти все грёзы
мне ничто, ни что уже не жаль.

я усну оставив все тревоги
я проснусь заботы позабыв
улыбнусь и помолюсь я богу
из страны страдания уплыв.

я отправлюсь в путь дорожку дальний
и на всё, на всё мне хватит сил
я отныне просто некий странник,
я свободу сердцем полюбил.

4.
Найди покой душе своей
Покайся без остатка Богу
есть в мире нечто, что поверь
прогонит прочь людскую злобу.

Найди покой душе своей
доверься богу без остатка
всей нашей жизни труден путь
но стоит, стоит нам сражаться.

Найди покой душе своей
пускай душа проснётся снова,
пускай наш мир порой жесток,
но есть спасенье у Бога.

4.
даруй мне Господи знаменье
среди людей блуждаю я
молю грехов своих прощенья
спаси Всевышний же меня.

Даруй мне мудрости и воли
добром на злое отвечать
не будь господь ко мне суровым
я научусь людей прощать.

5.
Молюсь тебе Отец Небесный
в смятенье, страхе я живу
и с чувством боли и тревоги
я о прощении попрошу.

Я согрешил перед тобою
своим врагам я зла желал
простить не смог я
и от злобы
я словно волком завывал.

Молю тебя. Коснись рукою
моей измученной души
хочу покоя и свободы
от гнева, страха, суеты.

Вся наша жизнь, как будто речка,
И берега — рожденье, смерть,
На воск, стекающий по свечке
Похоже чувство — сожелеть.

И оттолкнувшись от рожденья,
По бытию теченья вод
Плывёшь, и кто — то в утешенье,
Твой путь судьбою назовёт.

А что там будет, кто же знает,
И лишь бы силы сохранять,
Борясь с волной, что накрывает,
Не падать духом и всплывать.

А берег ждущий, пусть до срока,
К себе принять не торопит,
Не избежать насмешки рока,
Так хоть надежду сохранит.

Вырву сердце из груди. Взойду на крышу.
Положу его, дрожа, перед собой.
Так хочу я, чтобы кто-нибудь услышал!..
Тот, кто нужен — тот не здесь и не со мной.

Вырву сердце… ни на миг не пожалею,
Всю себя я в боль вложу, в один призыв —
Чтоб услышала меня Пенфесилея!
Чтобы… ткань кровоточащая, разрыв —

Рана к ране! Чтоб и дальше эта кожа,
Помня вкус рубца последнего и цвет,
Поцелуй другого шрама помнить тоже
Не отказывалась больше много лет.

Кто-то глянет сквозь сгустившиеся тени,
Кто-то ищет, чей-то взгляд насторожён,
Кто-то знает: в эти чуткие мгновенья
Дух тревожный — стая вспугнутых ворон.

Знаю цену я потерянной свободе
И холодному спокойствию ночей…
И Камилла одиночкой бродит-бродит
В бледном сумраке, в безмолвии полей.

Плечи гнутся, тяжесть давит отовсюду,
Вновь сомкнулась паутина пустоты…
Я, наверно, только это не забуду:
Даже здесь меня увидеть можешь ты.

*  Есепкин входит в элитарный клуб литераторов, претендующих на получение Нобелевской премии (США, Канада, Швеция, Россия)
Яков Есепкин

Застолья в тайных спальнях

Третий фрагмент

Вновь юдицы эклеры чинят
Переспелыми вишнями, в денных
Садах лета фурины звенят
И пеют о тенях благоденных.

Иль парафии нощно Эреб
Для асийских царевен готовит,
Именитств хлебоимных и треб
Присно темные яства меловит.

Ах, Господе, хотя бы во снах
Белорозовых, в маковой слоте
Вижди нас о холсте апронах
И тлетворной сугатной золоте.

Десятый фрагмент

Своды замков фламандских во сны
Фей лиют морок, буде щеколды
Не страшат изваяний, пьяны
От духов их Беаты и Голды.

Тайных спален лепнина химер
Отпускает жемчужных, шелковье
Див серебрит еще парфюмер,
Но грядет столование вдовье.

А и будем колодницам льстить,
Соклоняться пред каменной Федрой
И ночные флаконы златить
Червных вишен алмазною цедрой.

Пятнадцатый фрагмент

Моргиана во замковой тьме
Одиноко рыдает, несть краше
Снов менин, у себя на уме
Пьют фиады, с вей жемчуг лияше.

Это, Сильвио, близится пир,
Навиют перламутром юнетки
Локны, чает царевен Эпир,
В темном оды внимают брюнетки.

И гранатовых фей не очесть,
И кримозна золота ступеней,
И мы сами биемся как есть
О винтаже фарфоровых теней.

*  Современная мультисегментная книгоиздательская система жалка в своей общехарактерной для всех ниш и секторов деградационной убогой маргинальности — читайте великую русскую литературу в интеллектуальном андеграунде
Яков Есепкин

Застолья в тайных комнатах

Первый фрагмент

Ядным златом шкатулки менин
В тайных спальнях ожгут эвмениды,
Бег химер по ампиру лепнин
Тьма замедлит, смещая планиды.

Бал елико иль пир, дам валет
Юный бьет и колоды тасует,
Изваяния Саский и Эт
Чают нас, их Евтерпа рисует.

Хмель вдохнут ли богини письма,
Чтоб юнеток узнать во гетерах,
И сухарниц жемчужных арма
Источится о битых патерах.

Девятый фрагмент

Своды темных венечий блюдут
Комнат замковых тайны, Помоны
Всеблагие дары нас и ждут,
Хмелем вин золотых дышат Моны.

Ах, досель очеса их сребрит
Ядом ставший путрамент, велики
Рисовальщиков кисти, харит
Ныне в золоте гребневом лики.

Истечет ли серебро холстов
По окладам, уснут балевницы
И фиады из мраморных ртов
Морок ночи прельют на стольницы.

Четырнадцатый фрагмент

Башен замковых, мрачных ротонд
Звездный блеск гасит яркость Гемеры,
Львов дремотных, златых анаконд
Теням фивские внемлют химеры.

Яко пир и царевнам дышать
Благо пудрою морной в печали,
Станет Раний хотя воскрешать,
Нас любили оне и пеяли.

Ныне фей очарованных струн
Дуновенье и трепет пленяют,
И о лядвиях мраморных юн
Кольца змей ветхий шелк истемняют.

*    Алмазный фонд русской литературы, готические стихотворения — только в интеллектуальном андеграунде, поверх барьеров квазиславистской болотной амебообразной книгоиздательской системы
Яков Есепкин

Застолья в рубиновых садах

Пятый фрагмент

Изваяние лета, рубин
Золотой, нас ли барвой соводят,
Черноплодные кисти рябин
Во подвальных лекифиях бродят.

Иудицы на емину злать
С ядом льют, благо нощь пировает,
Ах, одно, исполать, исполать
Мгле земной, яко вечность бывает.

Яко тусклые цитры и Ад
Минет Господе, кельхи прельются,
Он увиждит фарфоровый сад,
В коем тени отроков биются.

Семнадцатый фрагмент

Кровоцвет о златых лепестках
Ищут девы, зерцайте, виллисы,
Бледных фей, цветь на их рушниках
Паче крови, темны и кулисы.

Мом смеется, кривляясь, еще б
Шут не ведал бессмертию цену,
Из усадебных топких чащоб
Наползают гадюки под сцену.

И ротонды от лядвий златы,
И емины атласных ждут граций,
И путрамент сквозь червные рты
Юн течет в ядный шелк декораций.

Двадцать второй фрагмент

Именитства у нас, Таиах,
О серебре утешно менадам,
Век цариц ли, губителей, ах,
Мы величье дарим колоннадам.

Что и Ад, иродицы ль темны,
Ядом чинят эклеры золовки
И лиется в их денные сны
Мирра, сей и писали оловки.

Се и мы вновь атрамент пием
С ядом червным и миррою вместе
И тоскуем о веке своем,
Винограды златяше к сиесте.

*    Алмазный фонд русской литературы, готические стихотворения — только в интеллектуальном андеграунде, поверх барьеров  заскорузлой антихудожественной подцензурной книгоиздательской системы
Яков Есепкин

Застолья в ротондах

Шестой фрагмент

В озлаченых ротондах картен
Бледный гребневый огнь мглою дышит,
Бассариды у морочных стен,
Кликни их, голос кто и услышит.

Ан пировья теней львы хранят,
Жаб парчовых заносят ко столам,
И фурины всенощно звенят,
Чтицы юные внемлют глаголам.

Ныне ль шумны старлетки, оне
Жгут шелками фигурную сводность
И на червном церковном вине
Теней дев презлатится холодность.

Десятый фрагмент

Внове денно золовки спешат
Отмывать юной кровию хоры,
Гоев ангели судьбы вершат,
О серебре блестят мельхиоры.

Из машины ль демон золотой
Белоцветных сочествует виллис
И святою казнит простотой
Родиона: «Да вы и убили-с».

Ах, еще нас губители ждут,
Чтоб зерцать меж всецарственных теней,
Как химеры ночные падут
На яркую золоту ступеней.

Двадцать первый фрагмент

Феям Цинтии хлеб и шатры
Сильфы дарят на землях Тавриды,
Камелотов далече муры,
Хмель атраментный пьют бассариды.

Этих пиршеств ли морок червов,
Днесь еще их начиния тлеют,
Герцогини сугатные львов
Мертвых потчуют, яств не жалеют.

Гости шумны, с асийских патер
Яд течет от менины к менине
И о хлебницах червных пантер
Изваянья бегут по лепнине.