И соболезнуя, свое я делал дело:
Надев перчатки, украшал привычно то,
Что кажется далеким и от нас отдельным,
О чем откладываем мысли на потом.
А после грима вижу город тихий, стылый,
И опрокинутые улицы скорбят
По тем, кто топчет их, лишившись жизни силы,
Которым только я для лиц найду наряд.
Отформалиню так, что смерть и не узнает,
И жизнь прижмется томно к коже восковой.
Свяжу я свет и тьму незримыми узлами,
И спорят пусть они, решая: кто – кого…
Она была другой – загадкою тревожной,
Отличной от всех тех, кто в город стылый врос.
Другим был взгляд ее, другой был отблеск кожи.
Я, хмурясь, подошел, задал вопрос в проброс…
Пытался разгадать я странную загадку,
Которую в себе она, лучась, несла.
Но так была сильна в постели лихорадка,
Что под финал совсем я выдохся, ослаб.
Растерянный, смотрел на трепетное тело
И вдруг я понял то, что было слИшком в нем.
Не соболезнуя, свое я сделал дело:
Надел перчатки и расправился с огнем.
Может, это мираж был, но с чудесной улыбкой,
Может, мне померещился просто образ в глазах,
Чуть поодаль прошла ты, нет, скорее проплыла,
Бросив взгляд мимолетный на меня впопыхах.
А потом растворилась, без тебя стало пусто,
Показалось, что в лампах даже свет потускнел,
Мне еще никогда вдруг так не было грустно,
Ты мне ранила сердце, я тобой заболел.
Целый день невозможно воедино собраться,
Взгляд твой хаос посеял в моей голове,
Что бы было со мною, если стали встречаться,
Только Богу известно, как хотел я к тебе…
Как мечтаю в объятьях на спине скрестить руки,
Глубоко вдохнуть запах твоих сладких духов,
Обжигаться губами…, что за страшные муки
Незнакомкою грезить, как принцессой из снов.
Я узнал, что закончилось лето
По тому, как сверкнуло лицо,
Озарившись фиалковым светом.
Грустной новости быстрым гонцом
Был фонарь, в помощь – фары машины,
Лик черпнувшие. Дружной гурьбой
Это лето они порешили,
Согласившись на сделку с тобой.
«Вот и все», — ты сказала, пытливо
Посмотрев на меня, сквозь меня.
И лицо захлебнулось приливом,
Захлебнулось приливом огня.
Тлела жалость к себе, но недолго,-
То, что было, того больше нет.
Мне остались улики, осколки,
Мне остался фиалковый свет.
в городе улицы
узкие крутятся:
старые хмурятся,
плачут, волнуются.
новые светлые,
в мрамор одетые,
но безответные,
хоть и не бедные.
чёрное — белое,
тёмное — светлое,
сильное, смелое — старое, бледное…
город торопится,
к ночи готовится…
ляжет, укроется
и успокоится.
а в египте, когда-то, жил
фараон, что её любил.
имя было его — эхнатон,
а любил нефертити он.
и построил он город-сад…
был он смел, и был он богат.
даже бога решил поменять.
нам с тобою его не понять.
и назвали город — амарна.
но судьба его так кошмарна…
разорили, сожгли дотла-
вот такая его судьба.
но из плена веков и времён
слышим мы звуки их голосов.
и прекрасна, как в небе луна,
к нам пришла нефертити сама!
коль велик — так назло врагам,
не подвласны дела временам.
коль красив — так из тьмы пирамид
образ чудный на нас глядит.
коль любим, и любовь сильна-
не боится забвенья она.
ведь давно, вы это поймите,
эхнатон любил нефертити.
День
Лег
В тень
Строк.
Ночь-
Яд.
Прочь-
Я?
Но
Сон
Как
Мой
Злой
Враг.
песни бывают разные:
тихие, грустные, страстные,
глупые, лёгкие, нежные,
длинные, просто безбрежные…
люди поют, улыбаются,
стонут, слезой умываются,
просто тихонько свистят,
или под нос лишь мычат.
а, вот, без песен нельзя-
киснет без песен душа.
просто, не хочется жить,
верить, любить и творить.
война…
она была всегда страшна.
и та, которая ушла,
здесь много жертв себе нашла,
но в этот город не вошла!
война…
а сколько судеб загубила!
и самых дорогих убила,
землёй могильною укрыла,
а многих, просто, позабыла.
война…
а город жил, победы ждал.
об этом дне — он так мечтал!
он умирал, но он стоял,
не надломился, не упал!
война…
и вот разорвана блокада…
за муки адские- награда.
прошли года, но эта дата,
как звук тревожного набата.
Тот светлый луч из темной дали,
Вдымался ввысь близ облаков,
Весь светский люд, все замерли, взирали
На это чудо из глубины миров.
И светлый луч не докоснувшись створок неба
Упал испепиляющим огнем! Для тех,
Кто нищему не дал кусочка хлеба!
Кто прятал деньги под дорогим плащем!
Для тех, кто в жизни видел лишь стремление,
Тот светлый луч желал добра,
Для нищих осветил он путь прозрения,
Кто в жизни ждали лишь конца…
бредёт собака по панели,
уже не смотрит на людей.
они, конечно же, поели,
не позаботились о ней.
уже давно забыт хозяин
и миска с вкусною едой.
кусочек, может, кто оставил,
не раздавил своей ногой?
прижаты уши, хвост опущен,
в глазах отчаянье, тоска…
последний шанс поесть упущен,
и не дожить ей до утра.