— Удавка бессонницы?
— Здесь!
— Нервы — бикфордовы шнуры?
— Здесь!
— Мысли — булыжники?
— Здесь!
— Вата апатии?
— Здесь!
— Цепи оцепенения?
— Здесь!
— Гул в ушах?
— Здесь!
— Ледяное дыхание окна?
— Здесь!
— Некрополь за окном?
— Здесь!
— Кислотный сумрак?
— Здесь!
— Траурный жир теней?
— Здесь!
— Падкие на паутины углы?
— Здесь!
— Брюзжащий потолок?
— Здесь!
— Куриная слепота?
— Здесь!
— Дальнозоркость печали?
— Здесь!
— Жор вины?
— Здесь!
— «Да ну и наплевать»?
— Здесь!
— Будущее?
-…
— Будущее?
-…
— Будущее?!
— Нет его. Нет.
Порою муза посещала
Меня в полночной тишине
И строфы чудные шептала
Вполне приятные душе.
Под властью новых вдохновений
К бумаге просится перо,
Запечатлеть чреду мгновений,
А с ними чувства заодно.
Пусть мимолетное виденье
Рождает страстную любовь
И волшебство, и вдохновенье
Для чудодейственных стихов.
Но стройный ряд стихотворений
К себе не часто привлекал.
Бывало, что в пору волнений,
В нем голос правды умолкал.
Его желанного возврата
Жду с нетерпением опять.
Не может вечной быть утрата.
И лира вновь начнет звучать.
Где жизнь с поэзией одно,
Где лира славит все земное,
Читатель скажет, что дано
Поэту творчество святое.
И все, что я в душе копил,
Как кладезь лирики поэтов,
В стихах идеи оживил
И сохранил их стиль при этом.
И дар поэтов несравненный,
А с ним заветные мечты,
Кладу их на алтарь священный:
Во имя музы и любви.
На войне, как на войне
Жизнь со смертью рядом дышат.
Те, кто жив, родной семье
Перед боем письма пишут.
В них рассказы о боях
В обороне многодневной.
О бесчисленных врагах
И о жизни повседневной.
«Ярой ненависти в дар
Каждый все отдать поклялся,
Чтоб могучий наш удар
Вражьим крахом отозвался.
Нам под силу отстоять.
И живет в сердцах надежда:
Не придется город сдать.
Защитим, как было прежде.
Пусть, где чуждая нога
Не одну версту топтала,
Не останется следа
От коричневого ада.
Был приказ и мы ушли
Из Одессы в крымский город
Севастопольской земли.
Он историей нам дорог.
Все, что отдали врагу:
За поля и за высоты,
На враждебном берегу.
Мы сполна предъявим счеты.
В день апрельский и святой
Я душой земли коснулся,
Вновь, в одесский дом родной,
Здравствуй, мама, я вернулся!»
Шорох ног, кассы лязг
День за днем, — снежный ком.
Он пытался не раз
Завязать с молоком.
Смеси, каши, кефир
Для проклЯтых детей.
В магазин втиснут мир,
Чтоб с катушек слететь.
И приходит она,
Покупать молоко.
Она чья-то жена,
Но он с нею знаком.
Был у них пересып,
Так давно перехлест.
Он тогда думал: влип.
Но потом — улеглось.
Понял он лишь теперь,
Что нужна лишь одна…
Вот коляскою дверь
Открывает она.
Говорлива, бледна
Продавцу одного
Нет, не скажет она,
Что ребенок — его.
Шорох ног, тихий лязг
День за днем, день за днем…
Я верю в прекрасное,
В лето красное,
Где птиц щебетание –
Жить обещание.
Мне с васильками поле снится.
Колодезной мне бы воды напиться.
Без сигареты чай с чабрецом
Попить бы с матерью и отцом.
Чтобы любимая лето видела.
Не сомневалась. Не ненавидела.
Чтобы с утра мы с ней, не во сне,
Бежали в туман по чистой росе.
Я верю в прекрасное
Солнце ясное.
С прохладой осенней,
Что льется в сени.
Деревья в багрянце и охры окрасе
Меня впечатляют – я в легком трансе.
Жаль, что недолго все это длится.
Жаль, что в снеге все растворится.
Осень, надрывно, дождиком плачет,
Что лето уходит. Зима маячит.
Я ощущаю природы смятение –
Скинешь листву, а когда обновление?
Я верю в прекрасное –
В уши красные
Зимой от мороза.
Метель – стервоза.
Снег под ногами скрипит. Мороз.
Воздух холодный щекочет нос.
Тяжесть одежды. С машиной проблемы.
С трудом решаются легкие темы.
Дрянь на дороги льют непонятную.
В доме, тепле находиться приятнее.
Лыжи, коньки, к сожаленью, заброшены.
Снегом поля и леса запорошены.
Я верю в прекрасное –
Весну страстную.
Талые воды.
Запах природы.
Вербы цветение. Жизни рождение.
Требует жизнь своего продолжения.
Жаль, что в копилке осталось мало
Годков. Что копеек. Да тело устало.
Любимая женщина пахнет подснежником
Под одеялом, как под валежником.
Такой получается круговорот
Год за годом, который год.
Гуляка-ветер по ночам, при свете фонарей,
Листву вздымая к небесам, несётся вдоль аллей.
Бежит вприпрыжку, как пацан… чуть-чуть притормозит
И, вдруг, сорвавшись в ураган, стрелой по парку мчит.
Большой проказник, озорник и хулиган немножко,
Берёзку обнял и встряхнул, сорвав с неё серёжки.
Угомонился, поутих и шепчет ей на ушко:
«Немного нонче перебрал – прости меня, подружка».
Наутро, ласковый, как шёлк и тихонький, как мышка,
Прильнул к берёзке… приобнял, ей щекоча подмышки.
Листочки нежно колыхал, любуясь каждой жилкой,
И буйну голову склонил на ветви своей милки.
Любимый! Солнце гаснет, вечер
И колокольный звон
Уносит в степь заблудший ветер
Фиордовых сторон.
Лежишь, опутанный оградой,
Укутанный землёй…
Одни, без посторонних взглядов,
Остались мы с тобой…
Мы так безропотно любили
Полесья тишину
И в чистом озере ловили
Кудрявую луну…
А помнишь? помогал ты белке
В дупло просунуть гриб,
А позже липовою веткой
Удил ты глупых рыб?
А как мы, затаив дыханье
Кукушкин ждали счёт?..
Как глуп, кто выдумал гаданье
Дороги наперёд!
Любимый! Мы одни! мы вместе!
Я жду: о позови!
Должна и там я быть невестой
Тебе – моей любви.
ОН + ОНА… вокруг семья,
И с ними недруги, друзья.
Все против их союза.
Итог — Шекспира мюзыкл:
«Яд — горечи разлуки свита.
Самоубийством АНГЕЛ сбитый
В любви объятий низко пал»…
Демон возвел на пьедестал:
«ЛЮБОВЬ — ныне непруха.
Да здравствует порнуха»…
Ушанки-шапки пред Вами «сорри»,
Маски «как бы», «априори».
Белые воротнички.
Пред Вами ниц мы, мужички.
Иль проще — русские плебеи,
Селедки, водки корифеи.
Заложники идеологий — Мозгов промывки технологий…
Двадцатый Век — большая кровь,
России били в глаз и в бровь.
Поля. Березки на могилах.
И в телогейке и бахилах
Бредет российсая Душа
В потемки. Там, где «ни шиша».
Туда, где солнышко не светит.
Вопрос: «За это кто ответит?»
Ведь победителей не судят.
Так было, есть и явно будет.
Жизни закон везде таков.
Жаль русских Баб и Мужиков,
Которых на свою удачу
«Гламур» подставил вод раздачу.
С помощью водки, беспредела
Народ оставив не у дел…
С помощью «кашпировских», сект
Убили РУССКИЙ ИНТЕЛЛЕКТ.
Убили. Катком раскатали.
Устали. Как же мы устали…
Ушанки- шапки пред Вами «сорри»,
Маски «как бы», «априори»…
Но расшвыряли клавиши
По полу мысли куцые.
В тоске Шопену кланяюсь.
Пора бежать на улицу.
А клавиши все брякают
Капризною девчонкою,
Изводят буераками
И рвут бумагу тонкую.
Пол тонок, — плачет клушею
От перебора клавишных.
Шопен до дыр заслушанный.
Так нарывает камешек!
Прости, меня ограбивший,
Дай просто оглянуться мне.
Но расшвыряли клавиши
По полу мысли куцые.