Битый алавастр у Летии

Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии

XVI

Вновь оцветный томительный сок
Изливают в сервантные чаши,
Лишь Иосиф подставил висок,
Всех иных закололи апаши.

Дождались четверговки пелен
Белошелковых мускусных бязей,
Аще встанем с меловых колен,
Хоть узнают диаментных князей.

И черешни без нас прецвели,
И юдицы алкают бесстрашно
Голубое со кровью шабли,
Окаймляя подвальное брашно.

XVII

Воск пасхальный неровно горит,
Как успеть и не могут святые,
Налием в хлебы кровь-лазурит,
Яко постны столы золотые.

И сойдем, участь юдиц верша,
С хоров млечных и райской целины,
Всяка днесь иродица — левша,
Всякой голем не жертвует глины.

Нас узнают оне по челам,
Тусклой миррой и тьмой увиенным,
И внесут эти хлебы к столам,
Чтоб воссниться купцам опоенным.

XVIII

Розы Асии нежной армой
Наднебесных царевен встречают,
Именины Чумы ли самой
Днесь пеют, нас ли ангелы чают.

Битый мрамор обсидный минем,
Зло молчат преблюстители Коры
И ея меловницы, где нем
Вечный пир и точатся фарфоры.

Цветью их расписали свечной,
Миррой тусклой свели, и Господе
Чад не узрит в смуге выписной –
Пьющих немость о славленном годе.

XIX

За сумраком вифанским таит
Неботвердь голубые фиолы,
Бледных мальчиков сонм предстоит
О садах: улетай, богомолы.

По аллеям дворцовым ли несть
Розоцветных сиреней холодность,
Аще Божие сумерки есть,
Мы узрим виноградную сводность.

Где и вился честной Аваддон,
Меж каких утешается циний,
Рдея, тусклую кровь на поддон
В пировых Иды льют со начиний.

XX

Нощность антики станем белить,
Во четверг ли от ядов очнемся,
Что и подлую чернь веселить,
Мы в родные пенаты вернемся.

Будут постные яства гореть,
Будем сами альтанок белее,
Выльем кровь на подносную мреть,
Идет камень фамильной аллее.

Сад немолчный успел оцвести,
Бьют по гипсу цветки ледяные,
И всё тусклою пудрой свести
Мел и кровь тщатся Иды хмельные.

Битый алавастр у Летии

Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии


XI

Нас, Господе, следи в барве неб,
Ангелки мимо чад излетели,
Всепорфирный точащийся хлеб
Сочерствел, мы его прехотели.

А и туне сейчас вопиять,
Над брегами летейскими рдиться,
И алеять, и молча стоять,
Гои нас будут вечно стыдиться.

С темной миррой юдицы одне
К нам и льнут, и серебро лелеют,
И во млечном холодном огне
За колонницей мертвенно тлеют.

XII

Змеи тирские хмель овиют,
Кора свечками пурпур уставит,
Нас ужель четверговки убьют,
Кто и с вечностью ныне лукавит.

Полны столы начиний пустых,
Ничего, соливайте, гияды,
Вин мускусность еще золотых,
Не царевнам ли чествовать яды.

Камор звезды мирволили нам,
Присно будем во сех оявляться
Гранях млечных, где бьют по стенам
Тени роз и вселожно бояться.

XIII

Где, июль, тестовые сурьмы,
Брашно сладкое, с вишней рейнвейны,
Бел Эдем и меловые тьмы,
А принцессы одне темновейны.

Жизнь цвела и сребрилась, но вот
Лишь желтки и горят в сей остуде,
Алчно змеи обсели кивот,
Зло виются мокрицы на блюде.

Яко звезды бессмертие чтут,
Златоустов камены читают,
Пусть хотя ли убитых сочтут –
Все венцы наши червно блистают.

XIV

Звезды чтили успенных, цемент,
Гипс иль глину исторгнут дыхницы,
Обнажится еще диамент
И за сим, паче уст багряницы.

Темный мрамор июньских аллей
Нагоняет печаль вековую,
Кто умел горевать, веселей,
Точат спящим виньету живую.

И начиние сбилось, хлебы
Суе мертвые тьмы украшали,
Всё опять нецелованны лбы –
Мы лишь звездностью присно дышали.

XV

Лишь в июне сордится оцвет,
Из черемух вспорхнут махаоны,
И укажем небесный корвет
С золотыми тенями Вероны.

Сколь юдицы нас вечно блюли,
Аще их перелилась мышьячность,
Пей отраву, Цинита, юли,
Хороша и твоя небозлачность.

Цветники ли, тенета весны
Ядом жгут отравительниц сонных,
К нам тиснятся еще ложесны
Сех паскуд во шелках благовонных.

Битый алавастр у Летии

Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии


VI

Феи тьмы ангелочков не чтут,
Аваддон им внушает беспечность,
А ночных ли певцов и сочтут,
Паче сводности мирры истечность.

Низлетим с хоров млечных к столам—
Хлебы тлить цветом ночи холодным,
Чтоб юдицы, таясь по углам,
Вняли флейтам волшебно-рапсодным.

И Господе превидит благих
Нетей пленников, чад убиенных
В темной слоте божниц дорогих
И за патиной неб всетлеенных.

VII

Разве небо и чтило нефрит,
Наши перстни хладят одалисок,
Меловица рябая горит
На гетерах и яде ирисок.

Антиквары блажные, столы,
Веселясь, накрывайте парчами,
Вейся, нощь, где с блядями юлы
Содомитскими грезят ночами.

Это мы ль, Иокаста, следим
Балы антики меркнущим взором,
Вечность пьем и тюльпаны ядим,
И хвалимся небесным позором.

VIII

Лучшим — терние выцветших неб,
Пламень роз иль августа холодность,
Жизни стоит всемаковый хлеб,
Кто немолвен, внимай богородность.

Парки грезили век об ином,
Только светочей Энн пожалеет,
Спит Эмилия тягостным сном,
Базель мертвое чадо лелеет.

Нас боялись и с чернью в устах,
Обрамленных вифанской беленой,
Иды мел угасят: на перстах
Мгла завьется кровавою пеной.

IX

В Одеоне зерцала тускней
Арабийских морган, веселятся
Хороводы печальных теней,
Дольше века литании длятся.

Нас взыскует порфировый сад,
Молодые шелковые узы,
Что Гекате сияющий Ад,
Надевай всекровавые блузы.

Станет август детей обольщать,
Бледных чад, кружевниц благовонных –
И начнем юродиво кричать
Меж опалых алмазов червонных.

X

Ночи одницы нас ли и ждут,
Мы еще слог чудесный внимаем,
К лицам каморным нашим идут
Звезды неб – их перстами снимаем.

Ночь, Геката, для од создана,
Ах, оне лишь светил тяжелее,
Бить начинье царица вольна,
А скульптурность юнид ей милее.

По мраморному глянцу обсид
Ангелки прелетят, низвергаяясь
И кляня фижмы пляшущих Ид,
И во черни остий содрогаясь.

Битый алавастр у Летии

* Сегодня Яков ЕСЕПКИН — писатель номер один в России. Равных ему не было и вчера, и позавчера, ни в Серебряном, ни в Золотом веках. Читайте великую литературу, коль скоро она чудесным образом существует и не является предметом трансвременной метафизической иллюзорности.

Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии

I

Тени Лувра, летите сюда,
Мы стенаем в цветах Сеннаара,
Темен мрамр иль сиянна Звезда,
Прелилась наднебесная чара.

От порфировых этих сильфид
Все белы, яко вишни любили,
Потчевали лепных аонид,
Хоть венчайте небесностью шпили.

Утром томным восплачет Эдель,
Роз ко статуям вынесет млечность,
И с кровавыми гипсами эль
Допиют ангелки – за увечность.

II

Ночи огненный ярусник нем,
Дышит маем течение Леты,
Сводность царства Аида минем,
Се и ангелей неб пируэты.

Византея, сияй и гори,
Ненавистны святые Отчизне,
Мы были всеземные цари
И в комодной побитой старизне.

Виждь, Господь, со рубиновой мглы,
Как еще юродные смеются,
Где исцвечены кровью столы
И на остия вина лиются.

III

Льет юдоль молодое вино,
Ах, мучения наши подавны,
Тще ль искать золотое руно,
Вспели гоев небесные фавны.

Чу, смертливые осы летят,
Нас покоя оне возлишают,
Спит и Шервуд, разбойно свистят
Лишь соловки и вдов оглашают.

Век успенных боялись певцов
Эти вдовы под миррою течной,
Се и зрят нас без ярких венцов
На челах, битых оспою млечной.

IV

Сердце ангела – шелк совитой
И о чадах оно престенает,
Наш атрамент эфирный, златой
Волн тоскливей и ангелов знает.

Пусть демоны гиад веселят,
Пусть надеждою тешат юродных,
В нас еще царствий феи вселят
Звезды неб, млечность граций холодных.

Чайки Бога слетятся ль к пустым
Берегам тихой Леты, мерцая
Опереньем своем золотым,
Чтоб гореть, мглу скульптур восклицая.

V

Ядовитые шелки сильфид
Геба ветошью звездной овеет,
Влечь безумных к столам аонид,
Мел их лядвий пускай багровеет.

Что, Иосиф, невесел, царей
Не любила толпа и во тлене,
Императорских спален Борей
Отдал мглу нежноокой Селене.

Углич, Рим ли оплачет сие
Неболожество, с Эос матроны
В мрамор наше вобьют остие –
И чермные сонимем короны.

Портреты юдиц у Корделии

* Сегодня Яков ЕСЕПКИН — писатель номер один в России. Равных ему не было и вчера, и позавчера, ни в Серебряном, ни в Золотом веках. Читайте великую литературу, коль скоро она чудесным образом существует и не является предметом трансвременной метафизической иллюзорности.

Яков Есепкин

Портреты юдиц у Корделии

Седьмой фрагмент


Сны Корделии тягостны, мгла
Почивальню шутов овивает,
Близу дикого сердца игла,
Что иродных еще убивает.

Лире, Лир, не веретища злы,
А пиров меловые столовья,
Дщери наши смертельно белы,
Алчут ядов и тьмы суесловья.

И томятся оне, и ядят
Вишни Гебы меж чад неборовных,
И отцов из парчевниц следят –
Надэфирных уже и бескровных.

Девятнадцатый фрагмент

Что юдицам икать – хлеб давно
Зачерствел, шелки емин алее,
В кровь и яд превратилось вино,
Девам жалуют пунш на лилее.

Ах, следите, Гиады, тлеют
О каморном венечье рубины,
Фреи нам диадемы лиют
Из увеченной славской рябины.

Грянет бальник Аваддо, чела
Мертвых одниц распишут уголем,
И трельяжей ночных зеркала
Мгла собьет, где еще мы глаголем.

Тридцать восьмой фрагмент

Волны снов Идофея сребрит,
Богородице нас отемняет,
А бледна и веселость харит,
Именины их ночь отменяет.

Что ж исцветникам снится, Колон,
Белым розам и алым, горящим
Тленной желтию, сех Аквилон
Презлатил в наставленье дарящим.

Будут вершникам дарствовать мглу
И хлебницы, и негу жасминов,
И тогда мы подсядем к столу
Именитств о золоте карминов.

Сороковой фрагмент

Тусклым блеском левкоев и астр
Сад встречает диаментных гостий,
Жжет вино золотой алавастр,
Шелк мерцает круг басмовых остий.

Зри, Господе, хотя цветники
И обручников ночи хрустальной,
Где еше и висят ангелки,
На какой гильотине портальной.

Станут юдицы Тейю хвалить,
Первой лунной богине дивиться,
Чтоб кровавую цветность излить
И карминовой миррой давиться.

Пятидесятый фрагмент

Август ночь золотых цветников
Благо дарствует стайкам прелестниц,
Фей чарует всезвездный альков,
Холодя сенью мраморных лестниц.

Убеляйся, каморная тьма,
Пусть фиады о винах немеют,
Нам Геката мирволит сама,
Ей торговки перечить ли смеют.

Но Корделии сны тяжелы
И юдиц устрашает изветность,
И со усн мы лием на столы
Изумрудно-кровавую цветность.

Портреты юдиц со свечами и ядом

Яков Есепкин

Портреты юдиц со свечами и ядом

Четырнадцатый фрагмент


Льет серебряный эль Аполлон
В кубки див наднебесных и граций,
Иль розарии выжег Колон,
Станет феям иных декораций.

Хмель, дурман изумрудный, смугу
Лет временных увиждят ли еры,
Дон Мигель туне ищет слугу,
Ядом червным пьяны щелкоперы.

Вновь хмелятся оне и галдят,
На манжетах рисуя виньетки,
И с фиадами торты едят,
И несут им клико шансоньетки.

Двадцать восьмой фрагмент

Феи бледные, феи пиров,
Соливайте арак и рейнвейны
В кубки юдиц, золоту шаров
Бейте мглой, аще вы темновейны.

Падших ангелов суе искать,
Хрисеида, отравленный ужин
Дщери нам и готовят, алкать
Яд зовут на каратах жемчужин.

Мы наидем, елико белы
По червовые сени деревы,
И блюдут золотые столы
Отлюбившие нас Женевьевы.

Тридцать девятый фрагмент

Чудный лэкех, бисквитов арма,
Золоченые цедрой емины,
Днесь пирует Геката сама,
Налия беленой керамины.

Тьмою бархатной вита спираль
Дуг незвездных, масонские ложи
Осеняет священный Грааль,
Тускл парчевник шагреневой кожи.

Иль очнемся – на мраморе стен
Кровь атраментов фей благовонных,
И пирующих яд веретен
Бьет изборно меж емин червонных.

Сорок четвертый фрагмент

Ах, витое серебро теней
Уходящих по лунной аллее,
Иудицы столовья темней,
Волны кафисты шлют Лорелее.

Митры снимем, Гермина, пускай
Жжет чела холод свеч, веретенных
Яд иголок точится, алкай,
Всяк одесный из амфор бестенных.

И найдут в пировые купцы –
Дщерям бледным со ядом ледовым
Шелк примерить, и неб чернецы
Завиют локны фуриям вдовым.

Пятидесятый фрагмент

Пир готовьте, фиады, Эреб
Ныне злать афинянкам дарует,
Им порфировый жалуют хлеб,
Сребром волн их Мефитис чарует.

Иль угодно царевнам белеть
Даже нощно, златыми шелками
Вить арму, изумрудно тлееть
Над червицей и смерть-ручейками.

Из дворцовий Никеи, из мглы
Царств Парфянских с тенями юнеток
Иды ль к нам и бегут, чтоб столы
Овести кровью млечных виньеток.

Портреты юдиц с ядом и темным серебром

* Литературная среда, состоящая из «однаробразных» фигурантов, не воспринимает явления неких пророческих знаков, художественной гениальности. Лучшая литература или не написана, или не дошла до читателя. Маргиналы в должностях с демонической силою противились изданию книг Есепкина, а эти элитарные книги парадоксальным образом стали наиболее востребованными в том числе на массовом российском рынке.

Яков Есепкин

Портреты юдиц с ядом и темным серебром

Пятый фрагмент


Яства снов и морошку Француз
В тусклых небесех денно вкушает,
Кто бежал пламенеющих уз
Аонид – див к столам оглашает.

Се благие, благие пиры,
Гостьи млечные их утаенны,
Рая маковки, неба ль шатры
Зрят чудесные веи Фаенны.

И нагорное пламя горит,
И веселие длится земное,
И в чарующем сонме харит
Мы серебро пием ледяное.

Десятый фрагмент

Из ритонов одесно ли пить
Хлад серебра, винтажные яды,
Смерть юдицам дадут искупить —
Прекричат и забьются гийяды.

Нам Либера еще поднесет
Эти амфоры с вечной отравой,
Бледных царичей Господь спасет,
Огнь лия над юдольной оравой.

Но богинь статуэтки темней
И темней, мы пием, не хмелея,
И увеченный мрамор теней
Нощно гасит пустая аллея.

Двадцать девятый фрагмент

Тушь холодная с вей меловых
Одержимых юдиц истекает,
Много скорби от яств пировых,
Всяк юродивый нощность алкает.

Сих торговок Лаверна бежит,
Их серебро темней домовинной
Мглы, богини Луны ворожит
Суе им над армою зловинной.

Мы одне, мы всеприсно одне,
Лярвы алчные жалко смеются
И гадают на ядном вине,
И в похмельной истерике бьются.

Сорок шестой фрагмент

Дива темная с львиной главой –
Нам готовит Сехмет именины,
О плюмажах небесный конвой,
Веселятся беспечно менины.

Яд в патерах, оливки и яд,
Аще жертвенной чаши не минем,
Воспируем хотя у гияд,
Расточив золотое на синем.

Это золото ангельских чар:
Шелком вновь дышат перси Аделей,
Се и мы без высоких тиар
Меж порфирных лежим асфоделей.

Пятидесятый фрагмент

Яд из аскоса выльем, одно
Под серебром не масло – белена,
Темен хмель, отравленно вино
Дочерями седьмого колена.

Убивают юдицы благих
Небостолпников, зло убивают,
Мглу рейнвейнов лиют дорогих
На столовья, еще пировают.

Будет розовый сад огневеть,
Будут ангели в темном слетаться,
Нас зерцая и ядную цветь,
Коей можно лишь кровью сплетаться.

Портреты юдиц с ядом и ритонами

* Пять лет книги культового русского андеграундного писателя Якова ЕСЕПКИНА, в том числе «Порфирность», «Мраморные сады», «Космополис архаики», «Оратории», возглавляли витрины крупнейших интернет-сервисов, респектабельных магазинов Москвы и Санкт-Петербурга. Под шум времени усилиями квазиэлиты и мнимой анти-фронды имя гениального художника возвращается интеллектуальному андеграунду.

Яков Есепкин

Портреты юдиц с ядом и ритонами

Пятый фрагмент


Суе речь, нас губители ждут
В пировых, шелки томных юнеток
Иудейским серебром ведут,
Алчно лядвия мнят шансоньеток.

Яд никейские донны таят,
Очеса их беззвездно-ледовы,
Перманентом желтясь, восстоят
Круг амфорниц холодные вдовы.

Ах, Симина, оне ль не белы,
Не замыто ль винтажие лестниц,
Где серебро течет на столы
Изо усн отравленных прелестниц.

Шестнадцатый фрагмент

Крем юдицы отравой чинят,
Переспелые вишни срывают,
Мглу алкая, бессмертие мнят
И осповники лядвий скрывают.

Яд в канфары богов солием,
Будем пить, аще небы туманны,
Много ль цвета в тебе, Вифлеем,
Аще бледны Ирады и Ханны.

И Господе Своем ангелам
Чад накажет любить, и, зерцая
Шелк очес, мы подсядем к столам,
Хмель юдольных белен восклицая.

Двадцать восьмой фрагмент

Тусклый глянец и матовый блеск
Ночью дышащих люстр отемнятся,
Феям оперы царской бурлеск
Снов закажут – им ангели мнятся.

Денно ль розовый сад источать
Не устанет арому ночную,
Мы поидем царевен встречать,
Гнать шампанским тоску ледяную.

Ах, менады, хмельны вы одно
Без рейнвейнов и пуншей коньячных,
Лейте ж в нощь золотое вино
С терпким привкусом ядов мышьячных.

Тридцать седьмой фрагмент

Под серебром белена темней,
Где и август с опалой жаровен,
Вновь легки хороводы теней,
Феи млечны, путрамент неровен.

Юны, юны шелковые, лон
Ваших тусклость манит лишь коварных
Темных эльфов, лишь вам Аквилон
Шлет зефир от столов антикварных.

Иль велебные девы пеять
Не устали меж амфор и хлеба,
К ним и будем из кущ вопиять,
Из холодных цветочников неба.

Пятидесятый фрагмент

Иудицы златые шелка
Весело круг остья навивают,
Ядность амфор ли битых горька,
Несть ритоны, зане пировают.

Меловницы темны, иль одне
Китаянки фарфора белее,
Ах, дарите хотя бы во сне,
Феи тьмы, царичам по лилее.

Будут чаять алмазные фри
Этот нощный серебряный морок
И грильяжи с беленой внутри,
И мышей под столовием корок.

Портреты юдиц с мертвыми царевнами

Яков Есепкин

Портреты юдиц с мертвыми царевнами

Шестой фрагмент


Неб атраменты ночи тускней
Вифлеемской, сотлим апронахи
Червной мглой, хороводы теней
Будут ангели зреть и монахи.

От церковных ли приторных вин
Феи бледные мнят экипажи,
Их несущие, Лой и Альвин
Овевают златые купажи.

Се арома ль нагорных лугов,
Се юдицы ль в терновнике пляшут,
Где неясно с каких берегов
Им ваянья кровавые машут.

Четырнадцатый фрагмент

Источают арому столы,
Мускус терпкий небесно виется,
Очарованы шелком юлы,
За амфорою амфора бьется.

Ах, шелковость Цецилий и Мод,
Изумрудных княгинь премерцанье,
Пьют белену слагатели од,
Лядвий мелу дарят восклицанье.

И Гиады от царских диет
Холоднее аскезников статных,
И парча меловая тлеет
На раменах иудиц сугатных.

Двадцать шестой фрагмент

Мел серебряный, цветь расписных
Эльфов ночи, искристые волны
Хвои течны, шаров ледяных
Благ декор, наши амфоры полны.

Станем фей картонажных целить
Молодильными вишнями, элем,
И юродиц икающих злить,
И белену алкать с Габриэлем.

Иль к полуночи в шумный чертог
Дщери хмельные будут ломиться –
Жечь старизну порфировых тог,
Над тенями ваяний глумиться.

Сороковой фрагмент

Серебро, ель в серебре тлеет
Под червово-златой канителью,
Дев шелковость, охлада виньет
Несоимных гасятся метелью.

Вновь фиады нам яства несут
И глинтвейны, что ж траурны Ханны,
Будет утренник, всех и спасут,
Лишь царевны одне бездыханны.

Четверговки найдут – о столах
Лить золоту на хлеб и фарфоры
И во тусклых поникнут мелах,
И сведут их огнем бутафоры.

Пятидесятый фрагмент

Рождество, по серебру ведут
Канитель ангела, бесноваться
Время Идам, обручниц ли ждут
Сих демоны – еще торговаться.

Выльем кровь на меловник благой,
Иль царицам сопутствует низость,
Пировай с нами, эллин и гой,
Небодержна одесная близость.

Сникнут к хвое златые шары,
Навиются атраментом елей,
И от дивной вспорхнут мишуры
Тени мертвых Гитан и Аделей.

Портреты юдиц с красной патиной

Яков Есепкин

Портреты юдиц с красной патиной

Тринадцатый фрагмент


Несть кифары, одесным столам
Хватит немости, пиры, взвивайтесь,
Расточайте хвалу ангелам
И серебром еще упивайтесь.

Эти черные шелки сведут
Лона юдиц холодной каймою,
Нас губители суе и ждут,
Яко днесь пироваем с Чумою.

И откупорят ночь вещуны,
И рапсоды слезами упьются,
Где царевны следят наши сны
И фарфорницы млечные бьются.

Пятнадцатый фрагмент

Из Эолии басмовый снег
Аквилон и Борей наметают,
Пировые о хмельности нег,
Денно ярусы елей не тают.

Что ж, Кибела, сколь время твое,
Пусть искрятся шампанские вина,
Золотое у нас питие,
Торты чинят Идель и Альвина.

И найдут к этим пирам златым
Ядоносицы в сне онемелом –
Над восковьем тлееть, совитым
Кровью бледных русалок и мелом.

Тридцать второй фрагмент

Вишни эти с меловой каймой,
А червонна одно их узорность,
Преслаждаясь небесной армой,
Дивы Сада вспеют иллюзорность.

У царевен блажных токсикоз,
Смирной локоны фри навивают,
Барабанщики юные коз
Отставных весело пировают.

Се шумит маскерад золотой,
Се Гекаты десерты истечны,
И фиады в червнице свитой,
И никейские амфоры млечны.

Тридцать девятый фрагмент

От барочных ли замковых стен
Веет хладом, ах, таинство ели,
Серебро несоимных картен,
Оведенные мглою пастели.

Несть рапсодам златые щелка,
Аще пудрой белятся вдовицы
Тускло-желтой, юдоль их горька,
Пейте, бляди, хотя медовицы.

Иль зайдут ко столовьям – алкать
Воск и яд со глинтвейном эльфиры,
И начнутся юродно икать
О портретниках Леи и Фиры.

Пятидесятый фрагмент

Святки чудные, злато виньет
Вдоль столовий и емин червонных,
Мел диаментный торты виет,
Гостьи жаждут аром благовонных.

Лей серебро, Ювентас, на хлеб,
Пусть десерты нимфеи вкушают,
Балевниц днесь пречествует Феб,
Их царевны к столам оглашают.

И начнет изумрудность келей
Источать, и о патинах ели
Станут фей картонажных белей,
Чтоб всеприсные мелы тлеели.