Люблю смотреть на мимику лица,
Как ты порою губки поджимаешь,
Как неприступны, каменны глаза,
Когда стихи воочию читаешь.

Ход мыслей здесь, увы, не угадать,
Мне не дано читать на расстоянье,
Позор? Успех? Иль пламени предать
Прелюдно всем поэтам в назиданье.

Вот глаз моргнул, слезинка потекла,
Виной тому возможное цветенье,
А вдруг в стихах открылася душа
И поняла поэта вдохновенье?

Прочитан стих. Отложена тетрадь.
Как критик жду честнейшего ответа.
Вдруг поцелуй горячий дал понять,
Что он и есть награда для поэта.

День был потерянным напрасно,
А я его так долго ждал,
Искал нежнейшие соцветья,
И подарить с колен мечтал.

Я ночь с бессонницей боролся,
Свет тускло падал мне на стол,
С напавшей музою извелся,
Любовь — смертельный приговор.

И, как романтик, на закате
Хотел стихи преподнести…
Сейчас они в костре сгорают,
Разносит ветер прах любви…

ОН обнимал тебя за плечи,
Губами ник к твоим устам,
Январским стал июльский вечер,
И взор затмила пелена.

Не значит ли, когда доселе
Мы были вечером одни,
Играя чувствами в постели,
Ждала совсем чужой любви?

Я растворился в летнем зное,
Цветы оставив, где стоял,
Как сердце плакало от боли…
И холод в спину погонял…

Он в глазах её видел мечту,
Что искал на окраинах звезд,
Он ловил звук из уст на лету,
По-другому жить просто не мог.

Её образ читался во тьме,
Средь бегущих потоков дождя,
И в мечтах иногда на стекле
Видел, как проступала рука.

Он тянулся к ней сердцем своим,
Это был тонкой страсти порыв,
Но любить так боялся один,
И сердечных скрывал чувств мотив.

Он сонеты писал по ночам,
Представляя закаты вдвоем,
Сердце отдал на откуп стихам,
Как романтик, он верил в любовь.

Как прекрасна любовь в наших снах,
Остров, море, неведомый сад,
Или вдруг, воспарив в облаках
Встретим радуг весенних парад.

Точно так же и он в том миру
Видел счастье любимой в глазах,
Соловьем напевал ей «люблю»
И летал, как дитя, в облаках.

А когда защемило в груди,
Застонала от боли душа,
Он собрал в себе дух подойти,
И признаться, ей болен года.

Он мечтал, что в ответ поцелуй
Обожжет своей страстью уста,
Но судьба намекнула «забудь»,
А она «мы с тобою друзья».

Вот и рухнул весь мир его грез,
Затянули слова его в ад,
Опустела душа и мороз
Остудил блеск в влюбленных глазах.

Почему он скрывал свой огонь,
Для чего искал счастье в стихах,
Если рядом им быть не дано,
Если рай может быть только в снах.

Уже которая бессонной длится ночь,
Уже светила все я знаю наизусть,
Но сон сегодня не торопится помочь
Опять забыться от страданий и уснуть.

Терзает сердце опьянившая любовь,
Невыносимо тук — тук мечется в груди,
Ах, как попасть бы снова в мир из сладких грез
В объятья нежной и чарующей любви.

Наверно, видя, как страдаю по ночам,
Как чувства сердце разрывают на куски,
Во тьме Амур ко мне сошел по облакам
И ненавязчиво сел рядом у руки.

— О, милый друг, душа болеет тяжело,
Как притупить мне вечерами эту боль?
Любовь сокрылась в ее недрах глубоко,
В твоей ли власти сделать боль мою другой?

Без слов ладонь его коснулась головы,
О, Боги, как знакомо мне прикосновенье,
Боль отступила и Морфей из темноты
Призвал меня к себе, слух приласкавши пеньем.

И вот, мечта моя заветная сбылась,
Амур исполнил в сновидении желанье:
Я помню, как ко мне ты, ангел, подошла
И прогнала тоску искусностью лобзанья.

День к концу подошел, впереди темнота,
Так, наверно, по жизни бывает,
Небосвод в серебре, появилась Луна,
Ночь ко сну всех немая склоняет.

Только ветер не спит, поднимает листву,
Тихо шелестом с нею играя,
В гуще крон во дворе птицы песню поют,
Колыбельной ее называя.

Я смотрю в пустоту чрез большое окно,
И, увы, мне сегодня не спится,
Мысли где-то с тобой, а Амур со стрелой
Сидит рядом, мешая забыться.

Запах кожи манит, будто он на руках,
Я с ладоней его ощущаю,
Вкус волшебной любви на иссохших губах…
Как же, ангел, тебя не хватает.

Чем пожертвовать мне, чтобы сказкою быль
Этой ночью могла обернуться?
Мы во власти любви от желанья сгорим,
Только б снова к тебе прикоснуться.

На мольберте сменяют друг друга листы,
Как от ветра по осени падают листья,
Я неспешно бросаю в задумке штрихи,
Представляя, каким будет образ под кистью.

Ты напротив меня, замерев, без движений,
Обнажённой позируешь мне не дыша,
Я во взгляде читаю немое смущенье,
И на грудь то и дело спадает рука.

Я прошу потерпеть и представить картину,
Например, что гуляем мы в летнем саду,
Ты срываешь с куста расписного малину
И со мной разделить еще хочешь одну.

Я штрихи между тем обведу на бумаге,
Получу твой портрет неземной красоты,
Видна робость, и страсть, и любовь в твоем взгляде,
И невинность твоей женственной наготы.

А потом я вдохну в него жизнь, как художник,
Краски смогут твой образ дополнить душой,
Если вдруг нас судьба разлучит поневоле –
Я всегда будь знать, что ты рядом со мной.

В луга, в луга,
Забыть печали,
Там пахнут свежие стога
И манят дали,
Там росы чистые и свет,
Парит там ангел над цветами,
Там, в травах, скину пару лет,
Там ночь потрогаю руками,
Там я найду себе приют,
Там в стог прилягу у дороги,
Пусть дождь и ветер травы мнут
И совы ухают в тревоге,
А утром ранним, в час хмельной,
Пойду я лугом, напрямую,
Там церковь встала над рекой,
Я помолюсь за Русь Святую.

Автор Виктор Шамонин (Версенев)
Читает: Александр Синица
Your text to link...

Художник Мирослава Костина

В голове творится чертовщина,
Сложно взгляд на чем — то заострить,
Везде слышу голос твой любимый
И уста хочу вновь опьянить.

Пусть горят невидимым пожаром,
Не давай их пылкости остыть,
И не важно время, расстоянье,
Мне б мою магнолию любить.

Распустись на солнечном восходе,
Подари в объятиях зарю,
Мне ж волос расправить прядь рукою
И в стихах признаться как люблю.

Посмотри мне в глаза, что ты видишь, родная?
В них играет весна, песнь поет удалая,
В моем сердце любовь, как волна в океане,
Накрывает меня с головой, дорогая.

Я тону. Ну и пусть. Ничего в этом мире
Мне не нужно уже. Тают медленно силы.
Дай мне руку свою, помоги отдышаться,
Без любви я умру и на дне мне остаться.

Ты мой нежный цветок, моя муза и песня,
Сокровенный бриллиант и души вдохновенье,
Я рассвет не дождусь, впереди часы муки
Предстоит провести, умирая в разлуке.

Но как только взойдет и украсит свод солнце
Я расправлю крыло, упорхну чрез оконце,
Ты с востока встречай, жди меня на балконе,
Я к тебе прилечу на восходе с любовью.

Зацелую уста нежно в крепких объятьях,
Ты ответишь мне «да» на мое пожеланье,
Мы, как птица, вдвоем. Полетим куда скажешь,
Мои крылья — твои. Ты сама это знаешь.

А давай воспарим в небе над облаками,
Только ты, только я посреди океана,
Время будет за нас и часы на мгновенье
Нас отбросят назад, когда день был весенний.

Я тебя отнесу в одно райское место,
Среди сотен цветов будешь ты королевой,
А потом покажу сверху берег песчаный,
Где из роз написал " я люблю тебя, ангел".

Яков Есепкин

Виньону

Мы конусы огней соединить
Пытались, но окончились мытарства,
Сквозь тени бледноогненная нить
Сочится за Аид во славу царства.

Иль сочиво днесь Паркам оборвать,
Гранатовую панну отревожить,
Здесь царствие – так станем пировать,
Начиние затравленное множить.

Нам демоны сугатные хлебы
Исщедно напасли, чтоб веселиться
Могли черноизбранники судьбы,
Пока в любого ангел не вселится.

Пеющих востречай, хмельной Аид,
Веди в свое подземное склепенье,
Доколе ж Кателинам аонид
Испытывать ангельское терпенье.

Мы долго премолчали, так вспоем
Сейчас хотя загробные пенаты,
Эмилия с Шарлоттою вдвоем
Пускай нас и влекут сквозь цветь-гранаты.

И ты, скиталец сумрачный Мельмот,
Я тень узнал твою, иль здесь ты плачешь,
Зерцальники в серебряный киот
Кладешь и слезы гнилостные прячешь.

А дале Босх загадочный молчит,
Над масляными красками колдует,
И Майринк глину красную точит,
На голема тлетворностию дует.

Горят весной подсвечные снега
И красят нощно, яко жемчугами,
Тяжелые двойные берега,
Вовек они теперь пребудут с нами.

Терзанья равновечно тяжелы,
Их дарствуя лишь ангелам всесвятым,
Мы высветим все темные углы
Вот этим присным снегом желтоватым.

Простишь ли ты, очнешься — исполать
Величию, пронесенному мимо.
С улыбкой ледяной воспоминать
О смерти и весной непозволимо.

Потворствовать, возможно, есть один
Расчет, елику ты лгала впервые,
Топи ж в худом вине апрельский сплин,
Спиртовки пусть гранят персты о вые.

И здесь, читатель милый, аонид
Немолчный слыша лепет, их внимая
Благое шелестенье, сам Аид
От верхних коллонад (не поднимая

Сей шелест выше), бастровых венцов,
Червовых вензелей, архитектурных
Излишеств явных, чурных изразцов,
Рельефных неких символов текстурных,

От знаков барельефного письма,
Известного Эжену иль Паоло,
Барочных арок, вязкая тесьма
Каких еще порхающее соло

Орфея, иже с Марсием, иных
Певцов небесноизбранных глушила,
От мрачной верхотуры неземных
Сокрытий, чья визитница страшила

С Аваддоном летящих ангелков,
Без времени, увы, падших со неба
От маковки, унылостью веков
Замеченной (ее любила Геба

Из горних анфилад гостям хмельным
Показывать), от верха до тамбура
Вязничного, с нумером именным
Для грешника любого где канура

Всегда к принятью выклятых теней
Иль прочих, Дантом вспетых и убогих,
И в аднице великих, а за ней
Жалких, готова, впрочем, о немногих

Мы знаем, это кстати, а рассказ
Лишь в тождестве логическому смыслу
Ведя, продолжим, пару беглых фраз
Сказать о нижнем строе, по умыслу

Четы царской, строители должны
Были когда-то мрамор среброкрошный
Пустить фасадом, смертные вины
Вплести вовнутрь, но Йорик скоморошный,

Шут верный их, один из тех чертей,
Какие нам являются порою
С искусами пустыми, областей
Адских жалкососланники, герою

Опасные навряд ли, этот червь
Аиду помешал проект гламурный
Удачно завершить, ждала бы вервь
Отказника (он пыл архитектурный

Бригад мастеровитых умерял
Своею непотребною забавой,
Кривлялся, прекословил, умирал,
Короче, злонизменностью лукавой

Достиг-таки итога, мастера
Фатумные просчеты допустили,
Свела фасад яркая мишура,
А нужные виньеты упустили

Тогда из вида, в аде скоморох,
Напомним, не юродивый блаженный,
Аид ему, как сказочный Горох,
Колпачникам величественным), бренный

Свой путь, однако, сам не завершил
Смеятель, верви мертвым не угроза,
Судьбу векопрестойности решил
Урок банальный, смерти эта проза

Не может ныне грешных волновать,
А Кора долго после уповала
На случай, чтобы вновь обосновать
Соборище, торжественность подвала

И трауры его засим ввести
В орнамент некой дивною лепниной,
Финифтью грузной сжечь и воплести
В наружные, сопрятанные глиной

Червонною фасадные углы,
Сей замысел не знал осуществленья,
Вкруг камор парфюмерные столы
Сейчас расположились, преломленья

Огоней тусклых замков внутрь глядят,
Расцветные стольницы окружают,
Химерники не пьют и не ядят,
Но лавры лицедейские стяжают,

Меллируя терничные главы
Иль губы обводя немые мелом
Карминовым, рассчитанным, увы,
На действие непрочное, уделом

Таким, а экзерсисов меловых,
Таинственных и грозных превращений
О гриме накладном среди мертвых
Учесть нельзя, сподвигнуты учений

Мистических магистры, ворожей
Черемных накопления, а с ними
Их спутников и каморных мужей
Летучие отряды, за сиими,

Обычно управители ночных
Казнений и расправ следят урочно,
Не будем иерархии свечных
Князей лишать секретности, несрочно

Теперь и это знанье, ни к чему
Сейчас и описание адницы,
Традиций бытования к уму
Земному доводить, смотри, червницы

Свое иные ведьмы уж давно
Оставили и тешатся над нами,
Елико до конца не сочтено
Число их и возможности за снами

Дурными нам являться не ясны
Предельно, молвить будем осторожней,
Итак, напомнить время, яко сны
В полон еще не взяли всех, надежней

Поруки нет надмирной, аонид
Немолчный слыша лепет, их внимая
Благое шелестенье, сам Аид,
Рефреном вторю, насквозь пронимая,

Оно, их шелестение и речь,
Какую бедным словом не означить,
Дают опять подсказку мне, сиречь
Пора, читатель трепетный, иначить

Письма виньетный каверник и в строй
Суждений ввесть одну хотя бы тезу,
Яснить какую нечего, порой
Присутствие такое ко обрезу

Обрезы чернокнижные стремит
Единому и Герберт Аврилакский
Быть мог бы солидарен с тем, томит
Нас знание большое, а релакский

Всегда бывает к месту вольный чин,
И быть сему, немолчности приветим
Теченье, средоточие причин,
Молчать велящих, благостно заметим

И, муз подсказку вечную блюдя,
Умолкнем, не сказав и полуслова,
Не сорван перст всевышний со гвоздя,
А речь ли недоимцам часослова,

А речь ли посвященным, иль молчать
Сим стоит благотворно и свободно,
В тезаурисы бойную печать
Подставят ангелы и благородно

Теперь не возалкают, горловых
Довольно течей, патины убудет
Сребристой о свечах, тогда живых
Мельмот ли, чернокниженник забудет.

Нагорные листая словари,
Которые нам кровью слог исправят,
Лишь я мог речь — иди и посмотри,
Как точку огневую в жизни ставят.