Волчья неблагодарность Сказка в стихах

Сеял в поле рожь мужик,
Без особых закавык.
Вдруг, откуда не возьмись,
В страхе волк пред ним явись:
— Спрячь меня, мужик, скорей,
От безумных Егерей!
Эти люди, что огонь,
Их попробуй только тронь!
Мне бегут они во след,
Мне от них спасенья нет!
Мужичок был добр и мил,
В спешке он мешок раскрыл:
— Вижу, страх твой, волк, глубок,
Полезай шустрей в мешок,
И лежи, не шевелись,
Сохранишь тогда ты жизнь!
В спешке волк в мешок нырнул,
Страх в баранку волка гнул.
Мужичок верёвку взял,
Ей мешок он завязал.
Егеря те, тут как тут,
Их слова ручьём текут:
— Пробегал ли волк здесь, друг,
Мы за ним уж дали круг?!
Мужичок ответил им:
— Волк бежит путём своим!
Волку сам я, братья, враг,
Полем он бежал, в овраг.
Егеря в овраг бегом,
Пыль от них клубит, столбом!
Развязал мужик мешок:
— Ну-к, вылазь на свет, волчок!
Мне уловка удалась,
Наслаждайся жизнью всласть!
Тут же вылез волк на свет,
Мужику даёт ответ:
— Ты, мужик, уж прост совсем
И тебе сейчас я съем!
Мужичок опешил вмиг,
Но пред волком он не сник:
— Вот таким, как ты, и верь,
Лютый ты, однако, зверь!
Волк глазёнками сверкнул,
Речью он пред ним блеснул:
— За добро плачу я злом,
Не слыву в лесу треплом,
А дурак добром слывёт,
Нос повсюду свой суёт,
А коль есть те дураки,
Будут дни твои легки;
Мне голодным не бывать,
Буду вечно жировать!
Улыбнулся мужичок,
Перед ним пластом не лёг:
— На расправу, волк, ты скор,
Вынес быстро приговор,
А давай пойдём в опрос,
Зададим зверям вопрос;
За добро платить добром,
Иль, как ты мне хочешь, злом?
Согласился тут же волк,
Он учуял в деле толк!
И пошли они на луг,
Им навстречу заяц вдруг.
Мужичок был очень рад,
Перед ним не бил в набат:
— Воду, заяц, не мути,
Нас ты с волком рассуди!
Чем ответить на добро,
Коль свершилось уж оно;
Неужель ответить злом,
Как мне волк признался в том?
Дай же мне скорей ответ,
Прав он в мыслях, или нет?
На зайчонка волк взглянул,
Зайчик в страхе утонул:
— Во-о-лк в лесу в своих правах,
Подпишусь в любых судах!
А вот ты, мужик, не прав,
Здесь, в лесу, не твой устав!
Волк от радости застыл,
Мужику он говорил:
— Слышал ты его слова,
Он в словах тех — голова?!
Мужичок не унывал:
— Заяц в страхе, волк, сказал!
Не беру ответ я в счёт,
В том ответе был расчёт!
Я продолжу свой опрос,
В дело ты не суй свой нос!
Недалёк был путь у них,
Каждый в думках был своих.
Вдруг пред ними встал барсук,
Был в глазах его испуг.
Барсука мужик спросил,
Словом лишним не пылил:
— Нос, барсук, не вороти,
Нас ты с волком рассуди!
Чем ответить на добро,
Коль свершилось уж оно;
Неужель ответить злом,
Как мне волк признался в том?
Дай же мне скорей ответ,
Прав он в мыслях, или нет?!
Волк глазёнками сверкнул,
В страхе вдруг барсук икнул:
— Во-о-лк в лесу в своих правах,
Подпишусь в любых судах!
А вот ты, мужик, не прав,
Здесь, в лесу, не твой устав!
Волк от радости сомлел,
Мужика он взглядом ел:
— Слышал ты его слова,
Он в словах тех — голова!
Да не падал ниц мужик,
Не срывался он на крик:
— Видно, волк, твоя берёт,
Но и этот спрос не в счёт!
В страхе был старик-барсук,
Тот, видать, ещё он жук!
Я продолжу свой опрос,
А затем с меня и спрос!
В полдень встал встал пред ними бор,
А в бору том птичий хор,
Филин-дед сидит средь птиц,
Не смыкает он ресниц.
Подошёл к нему мужик,
Перед ним не прятал лик,
Ведал Фиину он сказ,
Филин вдруг его потряс:
— Прав, мужик, ты, иль не прав,
Свой в лесу у нас устав!
Он был очень сильно зол,
Взгляд на волка перевёл:
— За тобою, волк, пустяк,
Полезай в мешок, чудак.
Коль мешок тот будет мал,
Значит, мне мужик соврал!
Нёс в словах он только вздор,
Про добро мне ушки тёр!
Мужичок от слов сомлел,
Верить в чудо не хотел.
Тотчас он мешок раскрыл,
Перед волком с ним застыл:
— Ты, дружище, не робей,
Залезай в мешок шустрей!
Волк взглянул на ширь небес,
В тот мешок опять залез.
Мужичок верёвку взял,
Ей мешок он завязал.
Улыбнулся филин вдруг:
— Понял ты всё верно, друг!
Забирай мешок, мужик
И до речки, напрямик!
Дело оброе яви,
В речке волка утопи!
Тут мужик совсем расцвёл,
Речь он громкую повёл:
— Утопить его пора,
Там, у речки, есть гора!
Я с горы мешок спущу
И ничуть не погрущу!
Мужичок схватил мешок,
Волка к речке приволок:
— Вот и кончен, волк, твой путь,
В этой речке омут, жуть!
В нём живёт огромный сом,
Съест тебе он, волк, с хвостом!
Волк от страха онемел,
В смерть он верить не хотел.
Мужичок тихонько встал,
Вмиг мешок он развязал,
Вниз ногой его толкнул,
Рот в улыбке растянул.
Волк от ужаса завыл,
Все словечки проглотил,
Из мешка рванул бегом,
В чащу леса, напролом!
Только с этих самых пор,
Не вступает волк уж в спор,
Стороной он првит ход,
Злости ходу не даёт,
Но бывает, ночь не спит,
До утра, порой, ворчит.
Конец
Автор: Виктор Шамонин-Версенев
Читает: Александр Водяной
Your text to link...<br

Книжку МУЛЬТИ-МУЗЫКАЛЬНУЮ ВОЛЧЬЯ НЕБЛАГОДАРНОСТЬ, скачать;
Your text to link...
Волчья неблагодарность

Чёрные дыры

Есть, по слухам, во Вселенной дыры чёрные,
Что весь космос в страхе держат. Вот ведь жуть!
Пожирают, дескать, звёзды безнадзорные,
Даже глазом не успеют те моргнуть!

Притяжение у ентих дыр огромное!
Всё в себя сосут, как мошный пылесос.
Средь галактик не найти угла укромного,
Чтоб в него дырищи свой не ткнули нос.

Вытворяют дыры чёрт-те что с материей!
Говорят, и время в дырках мчится вспять.
Вот такая получается мистерия,
Можно в игры даже с временем играть.

Вся созвездия печально чешут темечко
На краю бездонной пропасти-дыры.
Ведь энергия, материя и времячко
Улетают в никуда, в тартарары.

Звёздный мир — в тревожных думах и волнении.
Во Вселенной нет прироста ВВП.
Столько дыр закрыть бы надо, без сомнения,
Только как? Везде ввести режим ЧП?

Ох, неладное в системах звёздных деется!
Всё масштабней дыры, шире беспредел.
Лишь на Бога остаётся нам надеяться,
Как бы в дыры космос весь не улетел…

Хрусталь

Я с тобой откровенен
нет во мне лжи
лишь эмоции слов
на разных частотах
то гармоники близко
то далеко
то прилив, то отлив.
И вот резонанс!
Звон хрусталя
освещает созвучие

«О лицемерии …»

Еду домой
Блевотно в метро
Слегка отвлекает
Инь мимолетье
Прекрасно, мило,
Эпатажно, смешно.
Жаль мимолётно
Жаль, что в метро.

Дуальный мир, явлённый людям
Зачем тебе моя душа
Не крайности нас направляют,
а лицемерие, мешая зло с добром,
в болото Землю превращает,
смердит и душит жизнь.

Дуальный мир
Зачем тебе я?
Не раб, не господин,
пророк себе, судья своим поступкам.
Претят мне игры,
в кои втягивают всех.

Несовершенство постоянно,
а совершенство эфемерно
Слова в раю, дела в аду.
Что остаётся мне
и явленному миру?
Степанов С.В.

Моей любимой

Сегодня у тебя нет повода печали,
Единственной я буду стихи свои дарить,
Мы в этой жизни все уже с тобой познали,
Давай друг друга будем мы искренне любить.

Пускай любовь крепка и чувства не иссякнут,
Рассвет своим теплом встречает каждый раз,
Вокруг тебя цветы всегда волшебно пахнут
И соловьи споют мелодию для нас.

Любить тебя хочу, мой ангел, каждый вечер,
Дарить любовь свою до самого утра,
Искать тебя повсюду, когда мы вдруг не вместе,
И мир перевернуть, чтоб счастлива была.
2012

Яков Есепкин На смерть Цины

Яков Есепкин

На смерть Цины


Пятьдесят первый опус

Сколь весною урочно письмо,
Аонид лишь брильянтами тешат,
Вейтесь, звезды, Асии трюмо
Нас явит и Цианы опешат.

Хоть архангелы помнят ли сех
Златоустов, терницы вознимем –
Соглядайте еще в небесех
Вишни, агнцев, мы золото имем.

Вакх нестойкий астрал оцветил,
Где порхали блеющие Евны,
Их туда ль и со ядом впустил
Падший ангел успенной царевны.

Шестьдесят шестой опус

Будет майский ли сад под луной
Во холодной опале томиться,
У Гиад воспируем весной,
Аще некуда боле стремиться.

Скоро вишни блаженный туман
Перельют в золотые рубины,
Стоил истин высокий обман,
Златоуст – диодем из рябины.

Выйдет Фрида младенцев искать,
Лишь увидит пустые камеи,
И начнут гости ядов алкать
За столами, где веются змеи.

Яков Есепкин На смерть Цины

Яков Есепкин

На смерть Цины


Четыреста тридцать первый опус

Фавны оперы нас охранят,
Веселяся, витийствуйте, хоры,
Сводность ангели тусклые мнят,
Режут цоколь мелки Терпсихоры.

Белый царь ли, мышиный король,
Всё б тиранить сиим винограды,
Темных свечек заждался Тироль,
Негой полны Моравии сады.

И куда ж вы несетесь, куда,
Италийские ангели требы,
Нас одела иная Звезда
Во гниющие мраморы Гебы.

Четыреста тридцать второй опус

Раскрошили юродские тьмы
Гребни желтые наших полотен,
А и золото сим для Чумы,
С кистью Брейгель, Ероним бесплотен.

Кто успенный еще, алавастр
Виждь и в нем отражайся, каддиши
Нам ли чаять во цветнике астр,
Львы умерли и здравствуют мыши.

Сколь начнут адострастно гореть
За Эдемом белые цесарки,
Мы явимся — камен отереть
И сотлить перстной желтию арки.

Четыреста сорок четвертый опус

Тисов твердые хлебы черствей,
Мак осыпем на мрамор сугатный,
Где и тлеет безсмертие, вей
Наших сводность жжет сумрак палатный.

Шелк се, Флория, что ж тосковать,
Лишь по смерти дарят агоние
Из партера бутоны, взрывать
Сех ли негу шелковой Рание.

В Александровском саде чрез тьмы,
Всекадящие сводные тени
К вялым розам тянулися мы — Днесь горят их путраментом сени.

Четыреста сорок пятый опус

С Ментой в мгле золотой предстоим,
Лишь для цвета она и годится,
Алым саваном Плутос таим,
Гея тленною мятой гордится.

Крысы выбегут хлебы терзать,
Маки фивские чернию веять,
Во столовых ли нощь осязать,
Ханаан ли хлебами воссеять.

Сем путраментом свечки тиснят
В изголовьях царевен синильных,
Яко гипсы кровавые мнят
Всешелковость их лон ювенильных.

Портрет богини

Пасмурно. Дождь идёт за окном.
Холодно. Молча сидишь за столом.
Тень на бумаге рисует портрет,
Знакомый тебе на листе силуэт.

Взяв карандаш, начинаешь чертить,
Штрих за штрихом на листе обводить,
Брови, глаза, чуть приподнятый нос,
До плеч опустившийся локон волос.

Стан словно списан с богини античной,
Только божественней и романтичней,
Кажется, стоит на облик подуть
И Дева своей сможет грудью вздохнуть.

Глаза приоткроются, взгляд восхитит,
Сердце от вспыхнувших чувств защемит,
Губы шептать ее буду слова,
Под чарами чувств превращая в раба.

В окно пробиваться стал свет от зари
И тени вокруг растворились, ушли,
А Дева по-прежнему смотрит в глаза,
И ждет вдохновенья души от меня.
2012

"Милая берёзовая роща..."

Милая берёзовая роща,
Первый крик летящих журавлей.
Зорька кудри в озере полощет,
Красотой любуется своей.
Я бреду мятежный и забытый,
Осенняя сам себя крестом,
В благодать душой и телом влитый,
Растворившись в ней серебряным дождём;
Не прошу, не жалуюсь, не мерю,
Становлюсь с природою на круг.
Ты не верь в мою нежданную потерю,
Посмотри, как я украшу луг.
Автор: Виктор Шамонин (Версенев)
Читает: Александр Водяной
Your text to link...
Художник: Мирослава Костина

Яков Есепкин Черная белизна на портрете

Яков Есепкин

Черная белизна на портрете


Напрасно плел небесный свет
Узор надмирного соцветья.
Нахлынул день из бездны лет
И нет старинного бессмертья.

Одна серебряная ось
Сияет в мороке вселенной,
Держа все то, что взорвалось,
Перегорело в жизни бренной.

Сырое зеркало весны
Еще хранит отображенье
Сугробов талой целины,
Но в прошлом каждое движенье.

Деревьев тусклый фейерверк.
Зенит окрасил и округу.
Рвануло с пенным слитком вверх
Диск Ра — по золотому кругу.

Все так, он зрим земным торгам
Да пилигримам инфантильным,
Но циклос помрачился там,
Где и горел огнем субтильным.

Лег рыхлый снег. Под ним листвы
Кровавая помада в цвете.
Размыты блеск и хлябь канвы
На вытекающем портрете.

Свечою млечною горит
Фантом пространства и деннице
Пересылает вечный хит
Богоявленья в психбольнице.

А там царит амбрэ «Clema»
И аромат амонтильядо
Свергает избранных с ума,
Респект сему, коль так и надо.

Искрится, рея тяжело,
Над нами траурное знамя,
Но все, что мраком обожгло,
Не покоробит смерти пламя.

На лики блеклый снег налип,
Фигуры полые запали.
Подъяты на колонны лип
Полуразрушенные дали.

В грезеток бьют наверняка
Своими стрелами амуры,
Ах, страсть весенняя мелка,
Оне унылы и понуры.

Днесь прямо в цоколи гробниц
Смерть залетает и румяна
Опять кладет на мрамор лиц,
Днесь рану сокрывает рана.

Взвиваясь, падают назад
Тройные небеса в разводах,
И сквозь листву мерцает ад
В слоистых черно-белых водах.

Мы долго Тартар юровой
Лукаво с Дантом воспевали,
Сейчас откликнись, кто живой,
Кому цетрары даровали.

Высок притроновый удел,
Ярки небесные чертоги,
Сапфирный князь их соглядел
И свил розницами пороги.

Лежат в левкониях они,
Их розным флером застилают
Косые адские огни
И суе ангели пылают.

Зачем о мраморниках тлеть,
Когда сие давно пустые,
Нельзя одесным уцелеть,
Хотя пусть гибнут, как святые.

А были праведники мы,
Адских садовников корили,
Гореть нельзя в гравирах тьмы,
Созвездно всех миротворили.

И что успенным горевать,
Жечь вспоминанием пенаты,
Хоть будем венчики сбивать
С елинок, чары тлить из ваты.

Подарят жемчуги светил
Снегам бескровное блистанье,
И полночь крепом тяжких крыл
Покроет наше угасанье.