Сегодня ночью меня муза посетила,
Всегда с волнением я нашей встречи жду,
Чтоб вдохновением мне сердце наградила,
Когда прошепчет драгоценное «люблю».

Она предстанет предо мною в одеянье,
Тончайший шелк лишь подчеркнет фигуру ей,
Играют светом пряди локонов в сиянье,
А губы просят подойти поближе к ней.

Я весь дрожу, как будто лист перед грозою
Подхвачен будет в вихре шквального дождя,
В груди стучит набатом сердце молодое
И под ногами стала ватной вдруг земля.

Она приблизится, ладонь спины коснется,
Сравнимо с парусом, идущим по волнам,
Дыханье ровное на частый вздох собьется,
Когда она прижмется пламенно к губам.

Я буду долго помнить поцелуй и ласки,
Влеченье страстное до самого утра,
Она уводит меня в мир волшебной сказки,
Откуда трудно возвращаться мне всегда.
2012

Яков Есепкин

Райцентр в метрополии

Паратрюизм

I

Райцентр мелководной рекой
Спешит в допотопное устье.
Над эрою мертвой петлей
Повисло его захолустье.

Лицейской науки гранит
Суть радужной свечки огарок,
Развеял пыльцу аонид
Акрополь под сводами арок.

Кусты, поэтичнее саг,
В плену тошнотворной свободы
Стоят, словно их натощак,
Без трапезы бросили в воды.

Хотя далеко ледостав,
Оркестр их болезненно редок,
Но избранный нужен состав
Для камерной музыки веток.

Шиповника триосонат,
Астральных ромашковых арий
Не слышно, лишь странно горят
Левкои и черный розарий.

Материи всей бытие
Утратило смысл и названье,
И быт продолжает свое
Абсурдное существованье.

Теперь не завлечь, не завлечь
К святым богоносным высотам
Распявших великую речь,
Судьбу отыгравших по нотам.

Воистину были жалки
Обрезные туне муары,
Ломались ли души в куски,
Еще не по лотам тиары.

Встают из-за розовых парт
Трагедии и фарисейство,
И в провинциальный соц-арт
Вплетается низкое действо.

Но патриархальный уклад
Измерен до тайного срока.
Разлит по чернильницам яд,
А праведность выше порока.

ΙΙ

Когда б лицезреть и могли
Картины иные предтечи,
От бедной кривицкой земли
Равно излились эти речи.

Печали столетий былых
Народной молве не оплакать,
Из новых икон пресвятых
Сочится кровавая слякоть.

Что делать, фон Клейст, по стране
Идет перемена устоев,
И гаснет на длинной волне
Стон мелоса в «Banku przebojow».

Высок тридцать третий восход,
Но жжется небесное око,
И ранит нахлынувший год,
Как лезвие бритвы — жестоко.

Хор гибнет, развенчан герой,
В убойной росе новый гений,
И Парки на вечный покой
Уходят до судных мгновений.

Высокий готический штиль
Расплавился в протуберанец,
На тысячелетия шпиль
Лег черного золота глянец.

Он бренную землю покрыл
Воздушной холодной вуалью,
Ан легче нет ангельских крыл
Пред грозной державною сталью.

Окрест содроганье небес
Библейских внимают колхозы,
А в центре — унылый собес,
Неяркой фольгой блещут розы.

Долит сновидений эфир
В бальзам василькового сбора,
Порой украшает надмир
Банкетным сверканьем Аврора.

Увяз под воскресным дождем
Каблук твой в размешенной глине.
И счеты с судьбою сведем
Сейчас, и заглохнем отныне.

Не поймаете меня в стихах,
Не поймете словами из песни.
Видеть можно лишь талант,
Увы не каждому он известен.

Яков Есепкин

Парии в городе

Уж на роду или на лбу
Написано такое было,
Но скорую его судьбу
Здесь надвое переломило.

Кармином свеч обагрено
Преображение былого.
Быть может, смерть и есть одно
Каллиграфическое слово.

Все плотно замели снега,
Погибельно блестя в порталах,
Ступала здесь ее нога,
Коль свята жизнь и в листьях палых.

Теперь, когда восход уныл
И вьюги сквозь сердца змеятся,
Доколе хватит слабых сил — Теням их навсегда прощаться.

А как Цирцеи уследить
К чертогам алчное стремленье,
Ей слух и может усладить
Глухих невинников томленье.

Цетрары мятные лежат
Высоко, святый Вседержитель,
Светила вечные дрожат
И узок вход в Твою обитель.

Почто винтовье чернь взяла,
Рекут изгоем корсиканца,
Елены тайность не спасла
Всеимператорского глянца.

Ах, рая нет, чудесный сон
Монашки злые навевают,
Где храм их, где и Геликон,
Дымы акропли закрывают.

Смотри, Алипий, как темно
Льет Феофан цвета благие,
Еще гудит веретено
И тени блещут дорогие.

Безумцы розовые чтят
Суровый мраморник столетий,
Сим разве ироды простят
Флеор мечтаний на день третий.

Под красным золотом небес,
Векам грозящих звездным часом.
Пылает Циминийский лес
За геральдическим каркасом.

Ночь золотят материки
На безвоздушном перепаде,
Лишь смерть развяжет языки
Им в черном стоугольном граде.

Смотрю в окно
на серые картинки.
Снег, рваный ветер.
Фигуры в тёмном,
сутулено стоят, бредут.
Аквариум ненастья.

Домашнее тепло
меня оберегает,
но память прошлого
рефлексы пробуждает,
и душу полнит скрип тоски.

Твои глаза, они далече!
Лишь шёпот их ресниц,
пронзая бесконечность
и отражаясь от миров
проходит эхом во Вселенной.
Оно, как звон колоколов
на божьем храме
благое для меня.

Степанов С.В. (январь 2013 г)

Услышать б голос прежней девы,
Прогнать очей моих тоску,
Души израненной напевы
Поведать милой по утру.
Предаться радостям соблазна,
Вкусить увядшую любовь,
Вновь стать моложе этак на два,
А то и на десять годков.
Стать для неё опять желанным,
Испепеляющий огонь,
Чтоб не давал забыть о главном —
Мы для любви свой век живём.
Она мне стала доброй музой,
В ней сила здравствовать и жить,
А так давно нашёл бы случай
В небесном царствии пребыть.
Она — моё очарованье,
Для музы сотни оды строк,
Она — небесное созданье,
Чего я выдумать не мог.
Весна. Ещё б одно свиданье
Ночь под луной на берегу,
Горячих уст в неге лобзанья,
И вожделенное «люблю».
О нём всегда я вспоминаю,
Как песня для моих ушей,
Во тьме я часто представляю,
Что снова с девою моей.
Греховно думать. Грех не боле
Любить искомые уста,
Но, Боже, вдруг по чьей-то воле
Однажды встретятся глаза.
2014

Вспоминаешь ли ты обо мне иногда,
Наши страстные, дикие, жаркие ночи?
Говоришь ли во сне сновидению ДА,
Когда видишь напротив знакомые очи?

Не сжимается ль сердце, когда под луной
Две звезды тяготеют навстречу друг к другу…
Будто снова касаюсь любимой рукой…
Позади хрупких плеч, и холмами любуясь…

Закопаюсь беспамятства вдруг в волосах,
Этот запах сравним с ароматами сада,
Я почувствую мед на иссохших губах…
И как прочь из души улетает прохлада.

Погоди убегать за тяжелую дверь,
Нам обоим от чувств за стеною не скрыться,
Снова к счастью придём, и тогда уж поверь,
Двум сердцам суждено будет снова влюбиться.
2014

Яков Есепкин

Созерцание

Пред собранием вод

Сельский полдень разверзся над нами
И дрожащий набросил атлас,
За колхозными пряча стогами
Золотой белогрудый запас.

Зыбким блеском текучего зноя
Привечают купальщиц брега,
Ныне юные Дафнис и Хлоя
Прибежали на эти луга.

Денно голые жизни утюжит
Диск горящий, несясь от зимы,
И пространство келейное рушит,
Храм простора, где губимся мы.

Что безрукие плачут невесты,
Им еще ветхий август белить,
Вить розарьем незвездные кресты,
Сумрак Божий очами палить.

Яко вышли смертельные сроки
И мелки невода рыбарей,
Пусть галдят болобаки-сороки
Над хоромами славских царей.

Андеграунд нас вывел в подземку,
Мало Коре гранатовых вин,
Подплетем к терниям хризантемку,
Смерть раскрасим во честь именин.

Именитства всеземные наши
Вечно были в миру веселы,
Пеньтесь деесно, горькие чаши,
Птах каверные ждут ангелы.

Август, август, сей морный розарий
Только ангелам падшим знаком,
От барочных сооперных арий
Князь не может вильнуть языком.

Днесь кровавые ищут графини
Молодых златогорлых певцов,
И высоки тристийские сини,
А не выше алмазных венцов.

Речи нет, а каждят наши гаты,
Венценосным свеченье дарят,
Одевают пустые фрегаты
Цветью роз и скитальцев мирят.

От предчувствия гибели скорой
Не избавиться им никогда,
Столь торжественна высь, пред которой
На глазах тяжелеет вода.

Позлаченые смертью ромашки,
Колокольчики в черной стерне
Как хоругви античные тяжки
И умрут на полдневном огне.

Мне цыганка как-то нагадала,
Что однажды жизнь перевернётся,
Обретёт душа, что так искала,
Любовь в сердце пламенем ворвётся.

Я в ответ ей, помню, улыбнулся:
Разве может, мол, такое чувство быть?
Разве может человек вот так влюбиться
И всем сердцем пламенно любить?

Она долго на ладонь потом смотрела,
Видно в линиях прочла мою судьбу,
Но гадание продолжить не успела –
Я ушёл, не веря ничему.

Лишь теперь, когда на сердце рана
И ожог от пламенной любви,
Вспомнил я цыганку, что гадала,
Предсказавшую любовь мне на пути.
2011

Жил зайчонок и дрожал,
Жизни он другой не знал;
То ли шорох, то ли стук,
У зайчонка вмиг испуг.
Вдруг однажды, в ранний час,
В мыслях он своих увяз;
«Надоело мне так жить,
Не хочу я зайцем быть!
Срочно нужно кем-то стать,
Чтобы больше не дрожать»!
Припустил зайчонок в лес,
В нём найти свой интерес.
По тропинке он идёт,
Песен звонких не поёт;
Каждый куст для зайца враг,
Каждый звук ему не в шаг.
Тут бельчонок с ветки, прыг,
Перед зайцем он возник.
Почесал бельчонок нос,
Задал зайчику вопрос:
— И куда ж ты так спешишь,
Во все стороны глядишь?!
Зайчик слов не растерял,
Так бельчонку он сказал:
— Быть бельчонком я хочу,
В дом твой с ходу заскочу!
Страха мне тогда не знать,
Буду жить, не горевать!
А бельчонок не хитрит,
Он зайчонку говорит:
— Полезай, дружок, в дупло,
В нём уютно и тепло!
Зайчик прыгнул на сосну,
Не запрыгнуть в дом ему;
Высоко, хоть расшибись,
Прыгай только, не ленись!
Так он прыгал целый час,
У сосны упал не раз.
Зайчик рот раскрыл с трудом,
Не сорил пустым словцом:
— Не хочу бельчонком быть,
Лапы можно повредить.
Да и прыгать каждый день,
Будет мне, бельчонок, лень!
Побегу я дальше, друг,
Может, кем-то стану, вдруг?
Развернулся он и в путь,
Не даёт себе вздремнуть.
Скоро вышел к речке он,
Был приятно удивлён;
Утка плавает в воде,
Вся в заботах о еде.
Слов зайчонок не искал,
Утке просто он сказал:
— Я хотел бы уткой стать,
Научи меня летать!
Сделай мне такой пустяк,
Будет мне не страшен враг!
Утке думать недосуг:
— Научу летать, мой друг!
На обрыв к реке пойдём,
Там урок наш и начнём!

Зайчик двинулся вперёд,
У реки прервал он ход,
А за ним и утка вслед,
Не хранить ей свой секрет:
— Лапы, зайчик, ты расправь
И в прыжке простор буравь;
Дружно лапами махай,
Землю потом поливай!
Заяц лапы не жалел,
Он наукой овладел,
И с обрыва с ходу, прыг,
Счастлив был зайчонок миг.
Тут же он об воду, шлёп,
Потирает зайчик лоб:
— Быть я уткой не хочу,
Сам себе я жизнь перчу!
Дома ждут меня морковь,
И капуста, и любовь!
Зайчик ринулся домой,
Лап не чует под собой.
В полдень зайчик за столом,
Ушки зайчика огнём.
Он отцу про страх сказал,
Папа-заяц не молчал:
— Ты, мой мальчик, не горюй,
На судьбу свою не плюй!
Знай, не важно, сын, кем быть,
Важно, сын, каким прослыть!
Зайчик понял папин сказ,
Зайчик в страхе уж не вяз;
Побежал он на лужок,
Ждал там зайчика дружок.
Там играл он, звонко пел,
Страх его в кустах сидел.
Конец

Автор: Виктор Шамонин (Версенев)

КНИЖКУ МУЛЬТИ-МУЗЫКАЛЬНУЮ «ТРУСЛИВЫЙ ЗАЯЦ», скачать:
Your text to link...

СКАЗКУ ЧИТАЕТ АЛЕКСАНДР ВОДЯНОЙ:
Your text to link...