Остывает твой зной, словно мятная ночь у реки,
Слышен стук каблуков
по начищенным клеткам паркета.
Забери у меня поскорей наши дни-мотыльки
И сожги их в кострах
своего полупьяного лета.

Разорви этот ветер на тысячи вздохов и слов,
Преврати эти слёзы в дожди,
как умела когда-то,
Запиши имена на обрывках несбывшихся снов
И забудь, что на свете за всё
наступает расплата.

В невесомости дней все дороги ведут в никуда,
Мне бессовестно врёт навигатор
всё чаще и чаще.
Остывает твой зной… и уже замерзает вода,
Чтобы снова растаять в чужом
для меня настоящем.

Было, не было, не знаю,
Но казалось как вчера,
Я под взглядом нежным таю,
Что открыла мне чадра.

Прислонился к шелковице,
Хоть какая — то, но тень.
Солнце жарит да ярится,
Впереди же целый день.

И вот тут, мне показалось,
Думал даже напекло,
Та, стояла и смеялась,
Мне же было не смешно.

Я глаза её увидел,
Сразу понял, что пропал,
Я стоял чего — то медлил,
Деревянным будто стал.

В них любовь непогрешима,
И услада для души,
И в ночи мольбы призыва
Поцелуем заглуши.

Я не знал, на что решиться,
Крест на мне, а здесь ислам,
И теперь ты будешь сниться,
Но, а я не тут, не там.

Ночью звёзды мерцают игриво,
Отражаясь в уснувшей воде,
И небрежно, в раскачку, лениво
Засияла луна в вышине.

А природа вокруг ликовала
В эту тихую, тёплую ночь,
И кружилась она, и плясала,
А недоброе сгинуло прочь.

И такою картиной любуясь
Начинаешь чуть — чуть понимать,
Что законам мирским повинуясь,
О всевышних нельзя забывать.

Позабуду про всё я на свете,
Ни о чём не жалеть, не вздыхать,
Всё проходит, но мысли как клети,
Не дают от себя убежать.

А в душе отпечаток от боли,
И прошедшее манит, кричит,
Не осталось ни силы, ни воли,
Постарел, задыхаюсь, разбит.

Может чудо поможет? Едвали,
Не уйти и не скрыться нигде,
Про любовь уже столько писали,
Не читал я пока о себе.

Суров с врагом, с сестрою ласков — И дерзок, и силён;
Но всё же с некоей опаской
Идёт на битву он,
И лихорадочно по телу
Проходит дрожь,
А в глазах блестит несмело:
«О, не трожь!»

И было так: взрывались ночью
Жёлтые шары,
А дальше — тени рвались в клочья
По правилам игры,
А дальше — снова нефть горела,
Озером лиясь,
И дрожало чьё-то тело,
Вдавленное в грязь.

В бою, среди песков горячих,
В овраге и в пыли,
Где копоть от озёр горящих
Скрыла лик земли,
Где кость от кости, плоть от плоти — Солдат и пулемёт…
Какой таинственной заботе
Он мысли доверяет гнёт?!

Он не ответит, не ответит,
Но, идущий в бой,
Он знает, что спокойно встретит
Приступ свой очередной.
И пусть смертельно бледны щёки,
И лоб горяч,
Но сердце… словно конь жестокий…
Вновь несётся вскачь.

А если ночью небо видишь
Вместо потолка,
И под открытым небом — видишь? — Лежит твоя рука,
Ты не пугайся, это значит — Здесь не нужен страх,
Ты просто видишь жизнь иначе:
Сразу в двух мирах.

Я — человек, и я же — лебедь.
И я одна в лазурном небе,
И, сбросив перья, вновь идёт
Княжна, скрываясь в лоно вод.
Чиста? Грязна? Гола? Одета?
Я — тень; но я не вижу света.
Я — день, и я не знаю тьмы,
Что в небе, что в стенах тюрьмы.

А вы, не ведавшие яви,
Вы обо мне судить не вправе,
О тех рубашках, что плела,
Как поутру роса взошла.
Меня ль вы примете в объятья?
Спешу к тебе, моё заклятье,
Чтоб в чёрной бездне потонуть,
Чтоб мне самой себя вернуть.

Пока не кончена работа,
И дни мои бегут без счёта,
Но где-то там, во мраке, Жнец
Всё ждёт, когда придёт конец…
Он придёт, уж я-то знаю:
Сама себя я обыграю.
Сама себя я прокляла,
Чтоб я сама себя спасла.

Я — Брахма, Будда, Шива, Вишну…
Когда другим меня не слышно,
Я понимаю: это — зло.
И всё же… что меня спасло?
Да то, что «может быть и хуже»:
Вдруг горизонты станут уже?
Ведь если Я не слышу ИХ — Тогда зачем весь этот стих?!

Кошка улыбается
Сфинксы всегда улыбаются
Когда падает солнце
А.Надеждин
1
Глаз горящих в ночи миндалины
Мне оставил на память Египет.
Пирамид нет – так на завалинке
В позе Сфинкса сижу, поглядите.
Не виляю хвостом, как кое-кто
И в глаза не смотрю я преданно.
Я привыкла скрывать эмоции
Да по крышам гулять в полнолуние.
Мне не нужен никто в товарищи –
Не страдаю от одиночества.
Но могу исцелить от боли вас,
Пожалеть, если очень хочется.
Колыбельную спеть вам ласково,
Рассмешить – такая затейница!
Только где и когда – не вам решать.
Мне, египетской, — воля вольная!

Читать дальше →

Яков Есепкин

Застолья с темными ангелами

* Книги Якова ЕСЕПКИНА, изданные в России, США, Канаде: «Космополис архаики», «Лилии Стикса», «Мраморные сады», «Lacrimosa», «Эфемериды», «На смерть Цины», «Картины снов и застолий», «Порфирность», «Вакханки в серебре», «Притчи о менадах», «Траур по Клитемнестре», «Сангины мертвых царевен», «Оратории». Эксклюзивные предложения для российских издательств. mettropol@gmail.com

Тринадцатый фрагмент

Вазы севрские, млечный хрусталь,
Блеск патер, гостьи нощно у Дали,
Жгут волошки лекифии, та ль
Се планида, о коей мечтали.

Феи Ада ли нас и хранят,
Век подвальников тлен расточают,
Лето, лето, фурины звенят,
Емин ангельских гурии чают.

Станут белые хлебы черстветь,
Небы мглу отдарят камелоту--
И со усн волошковую цветь
Прелием на благую золоту.

Девятнадцатый фрагмент

Фрейя август любовью дарит,
Цветь небес круг садов разливает,
Иль тусклы палантины харит,
Мглу пием, яко вечность бывает.

Кто в серебро еще обмакнет
Локны милых камен, плачьте, девы,
Горицвет к белой розе и льнет,
Ищут славские нас Женевьевы.

С ними будем всетемных княгинь
Шелк мелить о золотах альковных
И сочествовать юных богинь
Во тлеющихся флоксах церковных.

Тридцать первый фрагмент

Блеск фарфорников млечно-багров,
Одесные столы прелиются
Нощной цветью, далече юров
Хлад, а Фрейи лекифы не бьются.

Много в теремах юдиц, гляни,
Веселы эти свальные бляди,
Поминают коханок они,
Усны мажут беленой стерляди.

Здесь и мы о холсте апронах
Внемлем шум зачарованных камор,
Во томительных ангельских снах
Исторгая цикуту на мрамор.

Яков Есепкин

Застолья с мраморными феями

* «Отчасти именно лексическая аутентичность завлекает странников, решившихся на путешествие по загробному миру. Есепкин в нем один, без проводника, но подает надежду входящим в порфирную обитель. Эстетическое звучание творчества Якова Есепкина, внешняя мрачность эталонно соответствуют канонам избранного жанра, ассоциируются с изысканной художественностью. Более поздние тексты и книги мастера столь же оригинальны, самобытны, аутентичны. Он входит в элитарный круг литераторов, претендующих на получение Нобелевской премии.»

Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках

Пятый фрагмент

Хладный августа огнь золотей
Ночь от ночи, ах, морок сияний,
Где и юные дети детей,
Где и лядвия сонных ваяний.

Хоть меж нимф царскосельских вино
И глинтвейн разлием по куфорам,
Аще мрамор альтанок давно
Тускл и нем — время славиться Орам.

И оне воспоят лебедей
Цветью мглы, эолийской росою,
Ночи статуй иль пьяных блядей
Истеняя холодной красою.

Одиннадцатый фрагмент

На портальниках сада тлеют
Золоченые августом фавны,
Меж дерев ли юдицы блюют,
Их червовые хлебы отравны.

Иль одно шелк менад течен мглой,
Содомитский атлас небоволен,
Всяка дщерь — с ядовитой иглой,
Абрис Низы червов и уголен.

Дивно ль яствия столов пышны,
Юны хлеб во серебро макают,
И в Цецилий кошмарные сны
Мирра ночи и яд истекают.

Шестнадцатый фрагмент

Хлеб асийский в патерах златых
И не черств, маком дышат емины,
Выльем барву ли с веек пустых
На истекшие мглой керамины.

Будет эта цветочность гореть,
Будут мраморны Юзы и Ханны,
Положат нам еще умереть,
Где и феи садов недыханны.

Иль Господе велит ангелам
Пир скликать о букетниках циний,
И тогда мы внесем ко столам
Битый золотом уголь начиний.

* Контакт: mettropol@gmail.com

Яков Есепкин

Застолья с гуриями и меловницами

* «По сути он совершил революционный, в рамках строгого искусства, прорыв, книга с филигранной четкостью и точностью определила позиции вечных сторон, кто же — по ту сторону Добра и Зла, кто адаптирован к земной бытийности и в состоянии трансформироваться при необходимости. Архаическая минорная лексика является прелюдией, читатель входит в некую наднебесную обитель, странный сюрреалистический Город, где утопленные ангелы медленно плывут по черным каналам. Уж не аллюзия ли это Петербурга с Мойкой и Фонтанкой, града, нам давшего цвет русской мистики?»

Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках

Седьмой фрагмент

Золотыя эклеры — со мглой
Одесных именинных столешниц,
Виждь, исколоты червной иглой
Бутоньерки лилейные грешниц.

Лей, Кибела, мерцающий яд
В ночи амфоры, яко подавны
Эти сны и на шелках гияд
Тьму клюют стимфалийские фавны.

Иль начинут меловницы весть
Нить златую по хлебам-емине,
Мы тогда соявимся как есть
О пиров нетлеенном кармине.

Четырнадцатый фрагмент

Фляки нежные, лэкех, арма
Яств чудесных пьянит коринфянок,
С нами вместе царица Чума,
Хладны веи Адилий и Бьянок.

Гей, шампанское несть, иль вино
Молодое лекифии прячут,
Во альковниках ныне ль темно,
Девы что ж и смеются, и плачут.

Яд на хлебы со усн затечет,
Отемнятся шелка меловые,
И Господе каменам речет:
Се они, их лишь ждут пировые.

Двадцатый фрагмент

Вишни чинят меловницы тьмой,
Яства дивные феи столовий
Озлачают рифленой тесьмой,
Нощь пуста, крик доносится ль совий.

Яко гурии нас и влекли
К хлебам райским, о девах ли снимем
Апронахи: виждите угли,
Ночь зерцайте, пасхалы мы имем.

И начнут очеса их темнеть,
Мелом выбьются лилии Ада,
Сколь фуринам утешно звенеть,
Где и вишни — с атраментом сада.

* Контакт: mettropol@gmail.com