Разрываются тучи, небом объятые.
Взорвалось! Гром и молния! Дышишь? Дыши!
Как горошины, грозди, перлы крылатые,
Как осколки сердечка, как брызги души!
Аромат чистоты, прохлада небесная,
Утоли мои муки! Вздохнуть дай, вздохнуть!
И насыть моё тело, сила чудесная,
Растворись и войди в моё горло и грудь!
Упоительно чувство.Брезжит рассветное.
Надышалось стихийное.Дождь.Просто дождь.
Эйфория внутри.Вода беззаветная
На стекле испаряется, больше не в мочь.
В трудах неустанных весь,
Свой план он поведал нам:
Мигранты останутся здесь,
Бандиты останутся там!
Им будет доволен Кавказ!
А мы? Да чихал он на нас!
Дождёмся ли мы, что чихнёт
На Путина русский народ?
Мы все – не враги Кавказу!
А если чихнём все сразу?
Где тогда будет Путин?
А мы все здоровыми будем!
21 декабря 2011 г.
Простите, люди, меня Бога ради.
Чем вину земную можно сгладить,
Все грехи земные искупить?
Не была я никогда святою
Может быть, крещенскою водою
Хоть бы часть их было б можно смыть.
Так легко сменить одежду можно,
Обувь старую на новую не сложно.
А в душе грехи. и как же быть?
Но ведь жизнь идёт своим потоком,
Люди нервные, как будто бы под током
Не ругайтесь, люди, надо мирно жить!
В дружбе познаётся счастье, горе.
Может, в ней грехи свои я скрою
Иль друзья помогут их забыть.
Те грехи, как мусор в жизни нашей,
А без мусора, бесспорно будет краше,
Буду я стараться не сорить.
Да, я знаю, скажите, что просто,
Нагрязнила и покинула тот остров.
Знать, святые сами, коль взялись судить.
Полночный берег, шум морской волны
Лелеют слух и будоражут чувства.
Вчерашней ночью встретились мне вы,
И стало всё поверхностно и пусто.
Который раз на этом месте жду
И вспоминаю дивного мужчину:
Глаза-гранаты, стан и белизну
Воротничка, прикрывшего щетину.
Как жаль, что имени не знаю я!
А может быть, важнее эта искра
И миг, что кажется столь райским?
Тогда и вы, далёкий, стали близким.
Полночный берег тих, но груб со мной.
О вас он шепчет на ухо, тревожит
И наполняет лёгкие смолой
И никотином въедливым, и гложет.
О, имена!.. Отнюдь не нужный фарс!
Есть вещи явно поважнее в мире.
Одним глазочком, чуточку, хоть раз
Увидеть вас в синеющем эфире*.
*эфир-в античные времена понимался как заполнение пустоты
Порою я краснею без причины,
Картинно улыбаюсь, как в кино — Влюбилась я! В женатого мужчину…
Причем уже достаточно давно.
Я для него усердней губы крашу
Наряды подбираю в тон к глазам,
А он твердит, мол, выгляжу я краше
В растянутой футболке по утрам
В ответ я улыбаюсь беспричинно,
И думаю, что он, конечно, врет.
Я влюблена в женатого мужчину!
О нем мечтаю ночи напролет,
И осень эта кажется мне сладкой,
Загадочными — шорохи листвы…
Он ест — а я любуюсь им украдкой,
Красивым подбородком волевым.
Мы мало вместе времени с ним делим,
Ведь у него работа и семья,
И только раз, один лишь раз в неделю
Могу весь день быть рядом с милым я.
Порою я краснею без причины,
Чему-то улыбаясь в тишине…
Влюбилась я в женатого мужчину…
Но счастье в том, что он женат на мне!
Друг друга понимаем с полуслова,
Сынишка озорной растет у нас…
Я в мужа своего влюбилась снова,
Наверное, уже в сто первый раз!
О чем, любовь, на гибельном одре,
Ты думаешь, душой ослабевая,
Сгорая в нераскаянном огне,
И оды не святому воспевая?
Иль боязно тебе от пустоты,
Что камнем перед смертью навязалась?
Иль хочется немного красоты,
Что раньше незначительной казалась?
Что думаешь на гибельном одре,
Любовь, что воспевается веками?
Не страшно ли, когда наедине
Знобит тебя грядущее руками?
Не хочешь ли от прожитых обид
Лицо свое запятнанное кровью
Водою покаяния умыть,
Запомнившись пречистою любовью…?
Из цикла «МОИ МУЖЧИНЫ»
Дракон
Расскажи, как ты чувствовал: «Да, я тобой ожидаем...»
Расскажи, как ты чувствовал: «Да, я тобой обожаем...»
И потом разрывал тишину незашторенных окон,
Обнимал, обвивал, колыхал неподатливый локон.
Я сидела смиренно, а платье шуршало, шуршало…
Я дрожала, как лист, и как лист на тахту опадала…
То вино предлагала тебе, то мартини, то виски…
Ты не пил ничего и всегда улетал по-английски…
… А когда возвращался – кукушка в часах замирала:
Всё ждала: «Вот он скажет сейчас, неприменно! Настало!»
Но ни слова, ни звука, из пасти огонь лишь клубился…
А кукушка боялась, чтоб ты навсегда не простился!
2006
Людоед
Мы встретились с тобой на полустанке,
Там на лотке твоём пестрел товар:
Зверюшки-сушки, леденцы, баранки,
Платки, шкатулки, ложки, самовар.
Я захотела вдруг купить матрёшек — Красавиц русских с длинною косой,
И пустотой… А может, лучше кошек –
Копилки с продырявленной душой?
Я захотела вдруг купить брелочки — Головки деток на крючке гвоздя…
Я захотела вдруг купить сорочку —
Расшита кровью… красного креста…
«Ну, что, мадам? Решились на покупку?» –
Твои глаза сверлили и влекли.
«Ну, что, мадам, так галстук или шубку?»
… Я всё боялась, чтоб не отвлекли.
… минуты три я с кошельком стояла
и не могла решиться – брать-не брать?
… ну, наконец, нашла я, что искала, — о, вырви сердце, чтоб его не стало,
о, вырви сердце, чтоб я боль не знала,
о, вырви сердце, чтоб его продать!
2006
Карлик
То Карлик был… Не злой, но угловатый:
Впотьмах я разглядела со спины.
И шаг, как шаг. И горб, как горб — горбатый.
И чувство ускользающей вины.
На что мне эти сказки бытовые?
Мне без того хлопот невпроворот…
А он стащил серёжки золотые,
Графин хрустальный, глобус, бутерброд…
… Подстерегать его пытаюсь. Тщетно!
Приходит он, когда я вижу сон.
Повадился, смотри-ка! Беззапретно!
Никто не рыкнет и не крикнет: «Вон!»
Он проследил давным-давно, наверно,
И понял, что та-ка-я — не прибьёт…
Та-ка-я — и с годами неизменна;
Та-ка-я — не заплачет, не уйдёт;
Та-ка-я — не предаст и не нарушит…
Обидеть попытаешься — пустО…
Та-ка-я сможет только петь и… слушать!
И целовать, пока не расцвело…
2006
Два силуэта в окнах ресторана,
Неспешный разговор под лёгкий ужин.
Твои глаза загадочно туманны,
А голос утомительно простужен.
Умело гитарист берёт аккорды,
Официант, плесните парню виски!
Тебе любить не позволяла гордость
И счастье таяло, как мятная ириска.
А позже – обещанья-пустозвоны,
Колючий ветер в тёмных переулках,
И жаркий шёпот, и немые стоны,
И кровь в висках отчётливо и гулко
Стучала в такт забытым ритмам лета,
Которые я часто вспоминаю…
Теперь – прощай. Но безусловно где-то
Мы встретимся.
Я точно это знаю.
Безмолвна ночь…
Безмолвна ночь. Не слышно птичье пенье,
Восток затягивало серой массой туч,
Луна с ленцой холодное свеченье
Бросало наземь, как последний света луч.
Он у окна, с пылающей любовью,
С глазами, полными надежды и огня,
Взор приковал к петляющей дороге,
Где появиться через миг должна она.
Час пробежал. Еще. Тянулось время,
Молчал предательски входной двери звонок,
Еще чуть-чуть, в нем теплилося вера,
Сегодня он услышит райский голосок.
А между тем густою пеленою
С луною сонной небосвод заволокло,
И в тот же миг причудливой росою
Покрылось с улицы оконное стекло.
Нет, не придет, напрасное терзанье,
В его душе печаль натянута струной,
Стучат в висках слова и обещанье:
«Устроим вечером свидание, родной».
При мыслях дождь сильнее барабанил,
Слились в едино дождь и сердца такт,
«Я жду тебя, любимая», — гром грянул,
И разыгралась настоящая гроза…
Яков Есепкин
На смерть Цины
Четыреста семьдесят пятый опус
Чермных роз ароматы пьянят
Бедных рыцарей, бледных апашей,
Май вознесся и кущи манят
Див и агнцев порфирною чашей.
Обернитесь, Гиады, камней
Мы черствее, из штофов меловых
Яд цедим, соглядая теней,
Буде пир во трапезных столовых.
Как упьется аидская рать,
Ханаан черепки отсчитает,
И явимся тогда умирать
В майском золоте, кое не тает.
Четыреста семьдесят шестой опус
Май волшебный, цвети и лелей
Тень Венеции, злать Одеона,
Мы любили небесность аллей,
Изваянья — призрачней Сиона.
Фей белили те гипсы и вот
Мглой портальный лишь сад овевают,
Вьют юдицы лозою кивот,
Днесь однех нас, однех убивают.
Хоть скорей, ангелочки, сюда
Отлетайте, под сени пустые,
Всё меж губ наших рдеет вода
И точатся в ней тьмы золотые.