Вспыхнув, гаснут в толпе телекамер экраны,
И тайга надевает парадный мундир.
Тихо строем в шеренгах идут ветераны,
Ослепляя людей белизною седин.

На измученных старостью, выцветших лицах,
Где скопились страданья и муки души,
Словно книги огромной скупые страницы,
Пишет летопись жизнь паутиной морщин.

И застыли печально в глазах ихних слёзы,
Что остались навеки с минувшей войны.
Белым светом в тайге засверкали берёзы,
Добавляя сединам своей белизны.

Пусть геройских поступков они не свершили,
на записана в памяти сердца война,
Где врагов ненавистных они разгромили,
Отразилась в надетых на грудь орденах.
14.05.2001г.

Живым и павшим, вынесшим на
своих хребтах тяжелейший крест
Второй мировой, посвящаю.

Мы полмира с тобой прошагали.
Да, мы – дети суровой войны.
Мы Россию собой защищали.
Нас терзали безумные сны.

Мы – свидетели диких приказов:
«Разминировать вражьи поля!» — И в атаку мы шли среди газов –
Разрывалась от боли земля.

Мы ложились, как в жатву колосья,
И от ужаса каждый потел –
Ввысь летели кровавые клочья
Из останков растерзанных тел.

И в тисках леденящего стона
Мы смирялись с потерей друзей.
С неба солнце, как божья икона,
Поливало их скорбью лучей.

Словно эхо пасхального звона,
Замирал вдалеке взрывов гул…
Да, мы были тогда вне закона,
И нас смерти бросали на глум.

Гуляя с кралей около Суры,
Смотрю на мост – реки продрогшей вымя.
Мурлычет эхо под рукой игры
Из ресторации. В хрустальном гриме

Грустят деревья. В париках – кусты.
Лед удлинил все брови светофора.
Дома, как листья павшие, желты;
Из окон свет ночным крадется вором.

Я думал, что бросаю горсти слов
В доверчивые до предела уши.
В ответ — усмешка. Вот и весь улов.
Становиться мой голос тише, глуше…

Слова пожухли. Будто бы в бреду
Я говорю. Слова черны, убоги.
Потерянный, развенчанный иду,
Сворачивая полотно дороги.

Прошел шестнадцать — вытворять, творить.
И двадцать пять — сойти, пропасть, сорваться…
В сухом остатке — монолога прыть,
Еще – усмешка. Вот и жизнь вся вкратце.

Но вновь слоняюсь берегом Суры.
Вновь кормит небо из железа вымя.
Мурлычет эхо под рукой игры
Моей души, обледеневшей, в гриме.

Бетонные жабры прокуренных улиц
Хрипят кострами отдельных квартир.
Готовясь ко сну, вздыхая и жмурясь,
Город зевнул, как усталый Сатир…

Бульварная шлюха, слюнявя клиента,
Украдкой поглядывает на часы…
Без четверти три. И склонившись над кем-то
Колдуют кошмары, и шепчутся сны.

Без четверти три. Сквозь пустынное поле,
В сторону ярких рекламных огней,
Бредет обреченно, как пленник в неволю,
Босая девчонка… И ветер за ней…

И ветер ласкает подол ее платья,
Что легче небес и поярче луны…
А девочка шепчет: «Как больно… Не знать бы,
Не видеть, не слышать бы вашей вины!»

Неслышно ступает она по асфальту,
Лишь слышен, едва уловимый мотив…
То ветер с листвою играют Вивальди,
Для тех, кто не спит… себя не простив.

Я это лето обменял на пустоту,
На ящик пива и душевные болезни.
Не знаю – что из этого полезней,
Пойму, когда немного подрасту.

Я этой осенью опять залез в долги,
Я все растратил на лекарства и на водку…
Опять сгорел, как старая проводка,
И грубостей своим наговорил.

За эту зиму сделаюсь добрей,
И перестану вечно злиться на погоду…
А может даже – обрету свободу,
Но умоляю – только б поскорей!

За целый год я выдохся совсем,
И мало, что уже меня спасает…
Да и в стихах чего-то не хватает…
И где взять силы на решение проблем?..

Плюс отвернулись старые друзья,
И замуж вышли бывшие подруги…
А я стою, в карманах грею руки,
И, кажется, опять немного пьян.

Курю в окно. Давно пора бы бросить.
Не получается, увы, пока никак…
А за окном весна. Весна как осень,
Слезой сжимает все вокруг в кулак.
Там за окном спешат куда-то люди,
Что так боятся ненароком растрясти,
Своей души, давно застывший студень.
Стараются они, сжав зубы обойти,
Не только грязь, проталины и лужи,
Попрятавшись под крышами зонтов…
Нейлоновыми куполами в танце кружат
Они, под музыку искусственных цветов.

Невозможно к тебе прикоснуться рукой
Ты как будто сошла с полотна
Я тебя замечал каждый день над рекой
Ты была так светла и бледна

И туман, закипавший у мраморных ног
Ореолом серебряных брызг
Он тебя возносил, словно ты была — бог
Невзирая на солнечный диск

Невзирая на то, что настала весна
Что не может по волнам гулять
Первородной красы Дева светлого сна
Что не в силах вода удержать

Её ступней касавшихся кромки воды…
Её тела, изгиба плечей,
Её пышных волос, столь простой красоты
И величия синих очей…

«Невозможно!» сказали мне в тысячный раз
«Эта дева лишь призрачный дым!»
Я смотрел на тебя и сплетал рифмы фраз
— Пусть обман. Он мне будет святым…

Пусть я сам для себя этот образ создал
Пусть меня порицает народ…
Только лучшей мечты я себе не желал
И всё ждал тебя дни напролёт…

Чтож томить тебя зритель ненужной судьбы
Что тебе моих повестей плеть?
Ты читаешь лишь буквы, а буквы немы
И не смогут они умереть…

И не смогут они, так как я на ветру
Год за годом встречать новый день
И смотреть на прозрачную словно слезу
Воду озера, где бродит тень…

И не смогут они так счастливо вздохнуть
И не смогут они зарыдать…
И конечно же им не дано утонуть…
И конечно же им не понять…

30.10.2011г.

Как вновь фанфары зазвучат — забьется сердце,
И по манежу побегут огни прожекторов.
Я в “Униформе” потихоньку скрипну дверцей,
Пиджак накинул, причесался — я готов.

Инспектор поприветствовал людей, пришедших в цирк,
И приглашает всех артистов на парад.
И дружною командой они выходят подарить
Весь “Мир волшебных чар”, чтоб стал наш зритель рад.

И вот идут на риск воздушные гимнасты,
А мы стоим, сжимая страховочный канат.
Ведь высота — она всегда была опасна,
И мы застыли в ожидании, что кто-то крикнет: “АП!”

Нет-нет, здесь не кино, здесь нет повторных дублей,
Здесь четко отработанная смена номеров.
Здесь люди каждый день собой рискуют,
И только лишь коллеги их поймут без слов.

В антракте покурить и выпить кофе,
А после третьего звонка за занавесом скрыться.
И чуть размявшись, безо всяких философий
Явиться на манеж талантом с зрителем делиться.

А после выступления — уставший и отчаянный,
Весь коллектив старается друг друга поддержать:
За занавесом слышится: “Ну что ж, друзья, с началом!”
И в суете все будут друг другу руки жать.

Ах, если б зритель знал, что занавес скрывает —
Как молодые парни гибнут, не дожив до тридцати.
И тут врачи бессильны, увы, но так бывает,
И виноватых в этих случаях вовсе не найти.

Накапаем по сотенке, и горькую до дна
Я пью за благородство и мужество людей,
Испивших чашу горести сполна,
Теряя за кулисами своих коллег-друзей.

Но вот конец недели, и снова на работу
Выходят акробаты, жонглеры, хохмачи.
Лишь только было б весело народу.
Они плохое настроение обязаны лечить.

Такая вот работа далеко не для бездельников,
Когда в воскресный день мечтаешь об одном:
Дожить бы поскорей до понедельника.
Ведь потому, что в понедельник — в цирке выходной.

На пыльной галерее лишь “антрактовка” светит,
Скучающе вздохнет истоптанный манеж.
И только меж рядов шалят артистов дети,
А в сердце ностальгия заводит красочный мятеж.

Как помню в детстве, в этот Мир волшебный
Входили через главный вход.
Теперь привычней мне через вход служебный
Пройти в кулисы, все зная наперед.

Промашки и проколы сотрут аплодисменты
И то, что возглас “БРАВО!” свои всегда кричат.
А также многие и многие моменты…
Об этом обо всем кулисы промолчат.

Так дай бог всем удачи, кто с цирком свел судьбу.
Пусть зритель аплодирует вам стоя.
Прошу тебя, Господь, услышь от каждого мольбу.
Наш Мир — манеж, для нас это святое.

Смотри, как мягко падаю я на ладонь
Листом пергамента чуть обгоревшим…
Чуть тронь меня, сказав другим: «Не тронь!» –
И упади со мной… И будь такой же грешной…
Забудь, как отмирает то, что не забыть…
Остынь. Меня простив – застынь и успокойся.
Ах, как хотел бы я с тобою просто быть…
Быть попросту с тобою, прошептав: «Не бойся…»

Не три виски… Немеющие пальцы не могли забыть
Звучанье струн — вибрации искусного сплетенья,
Серебряных тех звуков, что слагают ноты в звенья,
Цепочкою изящною, собрав тех струн натянутую нить,
В мелодию, которую уже не спрятать и не скрыть,
Покрыв, вуалью пыльной, прожитое и предав забвенью
Все то, что было явью и упало чуть заметной тенью
На время, что отпущено тебе, чтоб просто жить…

Но струны серебра… Лишь им дано, настроенными быть,
Покуда слышен пульс, что все еще стучит тебе в висок,
И ясен смысл, а замысел — он сложен, но по-своему высок,
Пусть даже пальцы в кровь, которой не дано еще остыть,
А струны серебра — закрученная лихо, жизни нить…
И каждый шаг — еще один, случайно сделанный, виток.