Господь позволь

Господь позволь собой остаться!
Благодарить, переживать.
Позволь любить не только эго.
Не множить горе, злу не потакать.
Позволь в вине не утопить
мир приносящий радость.
А в горе, пьяным не скулить.

Вино равняет горе, радость.
Да и похмелье, и глухо, и слепо.

Степанов С.В.

Зима. Снег поднимает вьюга

Зима. Снег поднимает вьюга
И убегает во дворы домов.
Уже темно. Сильнее стала стужа,
Луны не видно из-за облаков.
Он не ушел. Его взяли пальцы,
Она, еще возможно, подойдет,
Часы идут, почти уже двенадцать,
Зачем обманываться, если не придет.
Ее цветы. Он выбирал с любовью,
Какой романтик он в своей душе,
Их укрывал своею теплотою,
Жаль оставлять их будет на земле.
Он строил день, прокладывал маршруты,
Где смогут они вечер провести,
Он представлял: согреет ее руки,
В глазах ее утонет от любви.
Мороз крепчал. И улица пустела.
Она не отвечала на звонки.
Он в темноту один побрел уныло,
Цветы оставив на сырой земле…

Яков Есепкин На смерть Цины

Яков Есепкин

На смерть Цины

Триптихи и трилистники


I

Даровали, Господь, мертвым чадам Твоим
Тесьмы красной мотки да сребряны сувои,
Боле таинств не ждем, а в рядне предстоим,
Перстов прячем искол за смарагдами хвои.

Серебро, серебро, много ж было его,
Так покрали шары с ёлок жалкие тати,
Снеже черный округ, тлумных звезд святовство,
Царичей неживых весело ль им венчати.

Сестры нас предали в новогодней гурме,
Девы белы влачат по адницам рамена,
Их и лядвий пронять здесь неможно Чуме,
Только розы горят в огне храмного звона.

Мы, Господь, образа неокладные чли,
Азазелей златых во тщете отпускали,
А свилися одно со змеями в угли,
Ах, Твое ангелы нас почто не искали.

Смерть царит на пирах, где юроды поют,
Держим все на замках мы языки предвестны,
Из серебра, Господь, в Рождество и сольют
Закровавленных чад — слезы наши бескрестны.

II

Подаяний, Господь, воздаяний одних
Нищи каистры полны, у порожца их скинем
Со кровавых рамен — много ж горечи в них,
Как святарный притвор благодарственно минем.

Торбам тем не вместить разве перстных иглиц,
О златой мишуре агнцев смерды тащили,
Розы выбила Смерть из точащих петлиц,
Свечки в битом сребре небовеи вощили.

А и сами теперь не царим, не поем,
И влачимся слезно в ризмановых ряднинах,
Буде кельхи дадут, за бытье изопьем,
Нету крыльев — горбы тлеют звездно во спинах.

Страстотерпные с глав посрывали венцы,
Стопы наши язвят черневые колючки,
Белы хлебы несли ко Тебе первенцы,
Обобрали, Господь, голодарные сучки.

Иль приидем в алтарь, ангелочки узрят
Струпья ран да пухи — кликни чад из притвора,
Бойной кровию, виждь, наши лики горят,
Енчит все у колод окаянная свора.

III

Дале немость, Господь, остаемся молчать,
Пресеклись январи и святочные оры,
Вот и губы свела терневая печать,
Наши кельи пусты, чернь лиется в затворы.

Истекли во пирах слезы солью одно,
Упилися псари мертворожденных кровью,
Как накинут поверх плащаниц нам рядно,
Положится черта иродов суесловью.

А в миру всяк и был без пурпуры венца,
Сокрывали ж псалмы краснобаи конвертны,
И попросят сказать — не замолвим словца,
Баловство эта речь, от которой мы смертны.

И елико, Господь, чада трачены днесь
Лютой Смертию все, их встречать благонужно,
Нет родни и царевн, только ангелы здесь,
Серебряный потир князем пущен окружно.

И рядились в резье да старизну, хвалы
Воздавали Тебе, бессловесно гибели,
Пусть хотя бы теперь, прескорбя, ангелы
Осенят под Звездой первенцов колыбели.

Старик и плут Сказка в стихах

В некой дальней деревушке,
Жил-живал мужик в избушке,
Бедно, правда, очень жил,
Но об этом не тужил.
Он коровушку имел,
Творожок и масло ел,
Молочко пивал семь дней,
Слыл бедовым средь людей.
Да ещё прижил он пса,
Пёс ему — сродни душа;
Дремлет псина день и ночь
И ещё поспать не прочь.
Скоро пёс годков припас,
Потерял былой окрас;
До хвоста жирком оброс,
Не вставал на лапы пёс.
Мужичок стал стариком,
При житье-бытье своём,
Стала старой и корова,
Жизни всей его основа;
Молоко уж не даёт,
Деду душу в клочья рвёт
И решил он, посему,
Дело сделать по уму:
— Надоть мне её продать,
За неё деньжонок взять,
Да своих деньжат добавить
И младую тёлку справить,
И по-старому зажить,
Молочко парное пить!
Коль уж дан мыслишке свет,
Так и сделал нынче дед.
Отстранился он от дел,
Шляпу старую надел
И корову — на базар,
Показать «лицом» товар.
По базару он бродил,
Растерял торговый пыл.
Что с такой коровы взять,
Ей лишь можно сострадать?!
Только в этот самый день,
Шастал здесь и плут-кремень;
Хитроватый прятал взгляд,
Словом сыпал невпопад.
Был он редкий лоботряс,
Весь в грехах по лоб увяз.
Плут приметил деда вмиг,
Не срывался плут на крик:
«Будет, видно, в прибыль день,
Мужичок-то, старый пень!
Коровёнка — просто смех,
В цирке быть ей для потех!
Кожа, кости, да вода,
От рогов и до хвоста,
Но хоть плохонький товар,
Получу с неё навар»!
К деду путь он повернул,
Деда словом стеганул:
— И почём твоя «коза»,
Разрази меня гроза?!
Пропустил дедок вопрос,
Пробубнил себе под нос:
— Как его вопрос нелеп,
Он, видать, совсем ослеп!
Разговор с ним ни к чему
Честь казать ещё ему!
Плут нисколько не грустил,
Внешность тут же он сменил,
Перед дедом нагло встал,
Деда словом огулял:
— И почём твоя «коза»,
Забодай меня оса?!
Дед в сомнении большом,
Он пред ним застыл столбом:
«Может, я с ума схожу,
Может впрямь с козой брожу?!
Все считают, что с козой,
От чудес таких, хоть вой!
Дед не дал плуту ответ,
Был в бреду каком-то дед.
Вдруг пред ним, уж у ворот,
Бородач открыл свой рот:

— И почём твоя „коза“,
Прошиби меня слеза?!
Дед вконец оторопел,
Он ему поверить смел:
»Видно, правда, я — болван,
Мне бы лучше на диван!
В голове сплошная тьма,
Не сойти бы мне с ума!
Дед ему ответ творил,
Как во сне он говорил:
— Я, мил друг, тебе скажу,
За неё чуток прошу.
Забирай «козу», будь мил,
Торговаться нет уж сил!
Бородач был очень рад,
Деду сунул он деньжат;
Заплатил-то, с гулькин нос,
Встал пред дедушкой вопрос.
Как корову справить тут,
Коль гроши тебе дают?!
Бородач стоять не стал,
В поводок корову взял,
За собой её волок,
Смех он сдерживать не мог.
Дед вослед ему смотрел,
На миру лицом светлел:
«Как же в торг я в этот влез,
Гдн же мой здесь интерес?!
Вышел, чую, пересол,
Ловко бес меня провёл»!
Поспешил он за плутом,
Ощущал души надлом.
К мяснику явился плут,
Торг провёл за пять минут;
На мясцо корову сдал
И ничуть не горевал,
Грим с лица неспешно смыл,
На базар он вновь убыл.
Осенило деда вмиг,
Дед головушкой поник:
«Ох, какой же я простак,
Надоть вляпаться мне так!
Человек один и тот,
Видно, хитрый обормот!
Что ж, и я не промах, дед,
Будешь ты разут-раздет!
Твой кошель стрясу до дна,
Будет, друг, тебе сума»!
Дед взял мысли на буксир,
Прямиком прибыл в трактир,
На трактирщика взглянул,
В интерес его тянул:
— Я сюда приду с дружком,
С ним мы выпьем, попоём;
Станем только уходить,
Будет надобно платить.
Шляпу я тут на кулак
Поверчу ей так и сяк
И скажу: «Вот мой расчёт,
Уходи, не знай забот»!
Ты ответишь мне одно:
«Счёт оплачен уж давно»!
Был трактирщик парень свой,
Сам шутник, ещё какой!
Рассчитался с ним дедок,
Под собой не чуял ног,
Прибыл скоро на базар,
Стал глядеть он на товар,
А плутишка тут как тут,
Речь его не знает пут:
— Знаю, вышел пересол,
На меня не будь ты зол!
Угости, налей сто грамм,
Быть нам в ссоре просто срам!
Тяжело дедок вздохнул,
Словом воздух разомкнул:
— Ты, конечно, друже, прав,
Не казать мне свой устав!
Плут от счастья сам не свой:
— Вижу, дед ты боевой!
И к тому же не скупец,
Погуляем, наконец!
Вот пришли они в трактир,
Закатили славный пир,
Угощают всех подряд,
Угоститься каждый рад!
А трактирщик уж чрез час,
Пред столом у них увяз,
Счё--бумажку им на стол,
Речь он вежливо завёл:
— Рассчитайтесь, господа
И извольте, до двора!
Дед тут шляпу на кулак,
Вертит ею так и сяк,
На трактирщика глядит
И слова чудны творит:
— Здесь, хозяин, твой расчёт
И ступай, не знай забот!
И ответил тот одно:
— Счёт оплачен уж давно!
Счёт-бумажку он забрал,
Денег с дедушки не взял,
Перед ним пошёл в поклон
И сбежал в поклоне он!
Дед снял шляпу с кулака,
Гладить стал её, слегка,
А потом стал целовать,
Действом сим плута смущать.
Плут на дедушку смотрел,
Смысл найти во всём хотел:
«Ни гроша он не платил,
Шляпой лишь своей крутил!
До небес задрал свой нос,
Бред какой-то чудный нёс!
Целовал её, чудак,
Почему он делал так?
И трактирщик был чудной,
Перед ним стоял дугой,
Страхом был наполнен весь,
Точно, в шляпе дело здесь;
Нужно мне секрет раскрыть,
Шляпу деду не носить!
Заманю его я в сеть,
Мне деньжонок не жалеть»!
Из трактира вышел дед,
А за ним плутишка вслед.
Деда плут остановил,
В речи он напор явил:
— Ты мне шляпу, дед, продай,
За товарчик цену дай;
Станешь сладко ты живать,
Никакой нужды не знать!
Дед приятно удивлён,
Дал ответ мгновенно он:
— Понял, значит, что к чему,
Быть, дружок, тогда тому!
Извини, но погрешу,
За неё деньжат спрошу,
И немалых тех деньжат,
Шляпа, знаешь, просто клад!
Плут душой возликовал,
Радость он уж не скрывал:
— Деньги вот возьми, старик,
Познавай же счастья миг!
Новый дом себе поставь
И на них корову справь!
Поживай, как человек,
Доживай в достатке век!
Денег плут не пожалел,
Шляпой тут же завладел.
Дед, в той радости большой,
Поспешил скорей домой;
В кошельке приятный звон,
Коровёнку справит он!
А плутишка, шмыг в трактир,
Пир устроил на весь мир.
Угощал он всех подряд,
Языком молол в услад.
Только вечер на порог,
Плут на землю носом лёг,
Взгляд его огнём горит,
Речь он гневную творит:
— Ох, хитрец ты старый дед,
Не живать тебе без бед!
Курс он верный тут же взял,
Домик деда отыскал,
Заявился с ходу в дом,
Гнев принёс во взгляде том;
На кровати дед лежит,
Зверем раненым рычит.
Тучей плут над ним завис,
Деду взглядом горло грыз:
— Ловок ты на дело, жук,
Мне марать не стыдно рук!
Ног тебе уж не трудить,
По дорогам не ходить!
Не боится дед ничуть:
— Ты, мой друже, не причудь!
Суд свой скорый не верши,
Делом скорым не греши!
Шёл в ту пору я домой,
Да беда случись со мной!
Появился злобный люд,
Был избит я в пять минут!
Денег враз лишился всех,
Заболел с побоев тех,
И теперь лежу вот здесь,
Не попить и не поесть!
Плут словам его не внял,
В доме палку он сыскал,
Подошёл к кровати вновь,
В нём кипит от злости кровь:
— Ничего не объясняй,
На себя, старик, пеняй!
Осмеял меня при всех,
Наказать тебя не грех!
Палкой деда он огрел,
Дед от боли закряхтел.
Вдруг с кровати он вскочил,
На лице покой явил:
— Ой, спасибо тебе, друг,
Излечил ты мой недуг!
Палка эта не проста,
Тайна в палке есть одна;
Колдовство сокрыто в ней,
Врачевать так можно ей;
Убедился сам ты здесь,
Что в ней сила эта есть!
Разом плут оторопел,
От таких волшебных дел.
Ощущал он в теле дрожь,
В голове мыслишка — вошь:
«Вот к богатству верный путь,
Мне с него уж не свернуть;
Врачевательством займусь,
Жить по-царски научусь!
Нужно палку мне купить,
Шанс такой не упустить»!
Плут унылый сделал вид,
Перед дедом не шустрит:
— На меня ты не серчай,
Палку эту мне продай!
Разойдёмся в дружбе той,
Ни к чему нам мордобой!
Деду спорить не резон,
Глазки щурит хитро он:
— Коль излечен мой недуг,
Забирай её, мой друг!
Плут в карманах перебрал,
Деньги деду он отдал,
Стал в сомнении потеть,
Вновь на дедушку глядеть.
Дед от счастья разомлел,
Он плутишку словом грел:
— А коль веры деду нет,
От меня прими совет!
Пёс у будки пятый день,
В той болезни, словно тень!
Подойди, ударь его,
Тут делов-то и всего!
Если пёс хвостом вильнёт,
Значит, мой язык не врёт!
Плут к собачке подбежал,
Пёс спокойно возлежал,
С ходу поднял палку плут,
Был с собачкой больно лют.
Пёс вскочил и озверел,
Плут мгновенно обомлел!
Ох, огромен был тот пёс,
Над плутом завис он в рост,
Стал когтями землю рыть,
На плута клыки точить,
И мгновенно понял он;
Не считать ему ворон!
С места плут наьрал разбег,
Не считал в пути тех рек,
Ни тропинок, ни кустов,
И не лил напрасных слов.
Дед смотрел ему вослед
И жалел плутишку дед;
Сам не знал он почему,
Был признателен ему.
Чрез неделю на базар,
Дед пошёл смотреть товар;
Тёлку новую купить,
Да по-старому зажить.
Плут сбежал с базара вмиг,
Посмеялся всласть старик.
Скоро тёлку он купил,
С ней до дому семенил,
А когда чуток устал,
На пеньке нашёл привал.
До сих пор живёт наш дед,
В новом домике без бед,
До сих пор живёт и пёс,
И на двор не кажет нос;
В доме пахнет молочком,
Хлебом тёплым пахнет в нём.
Приезжайте к ним, друзья,
Молочка нальют в края;
Лишь бы это молочко,
Мимо рта не протекло.

Конец

Автор: Виктор Шамонин-Версенев

Читает: Александр Водяной
Your text to link...
Старик и плут

Новый мир

Нежный голос звучал до восхода лучей,
Как же трудно и больно порой расставаться,
Он сродни песнопению для малышей.
Не хочу я с лучом без него пробуждаться.

Разреши мне сегодня остаться с тобой,
Не гони! Ибо сердцу неведомо худо,
Я всегда, как ребёнок, жил сказкой, мечтой,
Что любовь заберёт моё сердце и руку.

Не хочу распинаться о боли в душе,
Давит грузом она на него многотонным,
Сколь ещё предначертано жить на земле,
Сколько чувствовать буду себя обречённым?

Лучше спой! Пусть продлится чарующий сон,
Ни к чему так восходу отважно стучаться,
Пустота заполняет хладеющий дом,
Ну а мне самый час в новый мир собираться.
2014

Яков Есепкин Пурпур смерти

Яков Есепкин

Пурпур смерти


Небесный пурпур нас увьет,
Грядет последний миг,
Когда сердечный звон замрет,
Смерть выпорхнет из книг.

Сознанья ветхий аппарат,
В котором спят века
И губ мембраны говорят,
Жизнь пустит с молотка.

Седые вершники одне
Пылают высоко,
В горийском адовом огне
Шелковье и древко.

Нести кому благую весть,
Мечтой кого дарить,
Эдемы райские ли есть,
Купцов не умирить.

Немые церкови лиют
С холодных куполов
Червную златность и снуют
Здесь крысы от углов.

Давно за Угличем земли
Нет царской и святых,
Мертвым положены угли
Сновидений златых.

Иль немость далее одна,
Так время пировать,
Глотнем в бессоннице вина,
Чтоб хлеб упоевать.

Брелок у ангела чудной,
Пеяет над столом,
Со змейкой ключик вырезной
Лихим грозит числом.

Тоскуем, друг и брат, ядим,
А крылья остием
Каждятся, весело гудим,
Сколь мертвенно пием.

Кровавых мальчиков парчой
Иглицей не сточать,
Маковой райскою свечой
Их будем с тьмой венчать.

Разрушится императив,
Лишь в пурпуре тенет
Седую бездну осветив
На подиуме лет.

Мертворожденное дитя
Се в шар огня иной
Вошло, стопой не бередя
Предвечный путь земной.

Яков Есепкин На смерть Цины

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста восемьдесят первый опус

Ветхий мрамор с меловых ланит
Докрошим хоть о звездах и небе,
Виждит персть, кто еще именит,
Кто и рек о тлеющемся хлебе.

Пойте, сильфвы, нисан золотой,
Мы ль во шатах сиреневых плачем,
Полны кубки паршою свитой,
Се, тюльпаны мы звездные прячем.

Се обводки тлеенных лилей,
Се тюльпаны, тюльпаны блистают,
Се на ветхость мраморных аллей
Тени мертвых певцов налетают.

Четыреста восемьдесят второй опус

.
Любят розы менины, сурьму
Августовских запекшихся вишен,
Май, август ли, бежим хоть во тьму,
Иреника, здесь ангел не лишен.

Черствость вдов мрамор наших теней
Леденит, и юдольно старлетки
Веселятся, портальных огней
Убегая, теряют балетки.

Золотыя — сегодня висят
Фреи те в околдованных смрадом
Цветниках, и небесность гасят,
Вместе с Летним цветя вертоградом.

Вопрос

О женское чутьё.
Мужская дальновидность.
Проходим мимо, сторонясь,
от лика, маской сокрытого.
и от души, а с той вообще вопрос.
Вопрос к дворецким нашей жизни.
Вопрос к мейстериям Земли.

Да слепота, да темнота,
где Богом данная надежда?
Зачем нам маски?
Лик есть у лица.
Душа совместно с духом,
пусть в смертном теле,
но позволяют не только
есть и пить…

И это всё под Солнцем,
в Свете звёзд Вселенной.
О мудрость, верность долгу — Белобога,
О вездесущий — Чернобог.

Степанов С.В. (2011 г)

Лунная дорога

Яркий солнечный свет одеялом укрою,
Для тебя зажгу свечи на небе из звёзд,
Только ты, только я, только песня прибоя
Долетает до нас гулких эхом без слов.

Лунный свет нам покажет дорогу до рая,
Видишь вон, вдалеке, он взбирается вверх,
А потом растворяется за облаками,
Представляясь прогулкою в следующий век.

Мы шагнем в бесконечность ночного пространства,
Попадем в мир, доселе закрытый от глаз,
Все в нем дышит любовью и искренним счастьем,
Чего ты не найдешь даже в сказочных снах.

Я в раю покажу васильковое поле,
Как вальсирует ветер бесшумно на нем,
Словно это бескрайнее, синее море,
По которому мы к горизонту плывем.

Будем долго гулять по фруктовому саду,
Каждый плод преподносит магический вкус,
С твоих губ побежит спелый сок винограда,
И обнявшись, к губам я твоим прикоснусь…

Яков Есепкин На смерть Цины

Яков Есепкин

На смерть Цины

Триптихи и трилистники


I

Хоть бы скорбь нам простят — не хотели скорбеть
Мы, Господе, в алтарь Твой затиснулись краем,
Смерды ж бросили всех по карьерам гибеть,
Звоны святны пия, без свечей угараем.

Нищи мы во миру, царевати сейчас
Нам нельзя и сойти невозможно до сроку,
Вот и празднуем днесь, коемуждо свой час,
От пеяний жалких много ль странникам проку.

Змеи тронно вползли в богоимны сердца,
В пухе цветном персты, буде трачены лики,
И Звезда высока, и не виждим венца,
Присно блудные мы, а и бьются калики.

Пусть сердечки свое крепят мор-ангелы
Ко иглице хвойной вместе с златью игрушек,
Снег на елях горит, крася нощно столы,
Всё нейдем балевать — зло яремо удушек.

Прелюбили пиры, а влачились в рядне,
За любови тоску чад Твоих обвинили,
Весело им теперь сребра пити одне,
Мы, Господь, на крестах разве их и тризнили.

II

Четвергуем теперь, вина красные пьем,
Да порожец равно змейна Смерть обивает,
Как юроды уснут, мы еще и споем,
Горше жизни любовь, а горчей не бывает.

Коли святки горят и стучатся купцы
В наши сени, пускай веселят пированья,
Ан в хорошем кругу и сладят леденцы
Горечь хлебов жалких, нищету волхвованья.

Гурбы снежные днесь постелила сама
Богородице-свет, разукрасила хвою,
Научились молчать, буде присно чума,
И Звезда чрез пухи златью льет моровою.

Мы свободны, Господь, цветно лепим снежки,
Перстной кровию втще осеняем глаголы,
Балаганы везде и галдят дурачки,
Чудотворные те ль заскверняют престолы.

И смеялись оне, слезы ткли во рядны,
Благочинно тряслись, ангелов потешали,
Только в смерти, Господь, мы не стали смешны,
А в бытьи — так сребром нашу голь украшали.

III

То ли внове январь, то ль, успенье поправ,
Святки льют серебро на отбельные лики,
Гурбы снежно горят вкруг ядящих орав,
Пусть вспоют немоту перстевые музыки.

Как хоругвь, пронесли хвойну цветь до Креста,
Наши ели цвели дольше святочных звонов,
А и доля была не в урок золота,
Кровью скрасили мы бездыханность рамонов.

Вот окончилась жизнь, истекли роднички,
У Ревучих озер собрались неживые,
Побытийно агнцы стали много жалки,
И пеяют псалмы череды хоровые.

Да сановные их восприметим басы,
Рукава завернем — смердов зреть обереги,
Кровны пухи не бьют мор-пастушки с косы,
Трачен Смертию всяк заступивший береги.

И лукавили ж, нас приводя на порог,
Указуя Звезду, во пирах сатанели,
Сбили чадов, Господь, хоть бы червный мурог
Вижди в смерти — на нем присно красятся ели.