Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот четырнадцатый опус

Мир забудет, святые почтят,
Мы старизну давно и не прячем,
Ангелки умирять налетят,
Лишь тогда о юдоли восплачем.

А ещё ледяные огни
Наших свечек убого клонятся,
Мелов фивских тусклее они,
Чернецам от похмелия мнятся.

Хоровая погаснет звезда,
На диаменты кровь золотую
Нощь сольёт – и томись – никогда
Не узрите лепнину свитую.

Пятьсот пятнадцатый опус

Вновь асийские крысы бегут
И царевны опять меловые,
Ангелы Таиах стерегут,
А и мы не воскресно ль живые.

Ах, не выжечь сей гашенный мел,
Почивать девы званы в склепенье,
Яд румянит прелестных Камел –
Пьем холодную тушь во успенье.

Тусклый светоч иль розы миров
Затушуют червицу Вселенной,
Содрогнутся от бледных даров
Аониды за еминой тленной.

Пятьсот шестнадцатый опус

Коробейники в красных сумах
Златовейные яства скрывают,
Яды тусклые ждут в теремах
Бледных юн, кои пламень свивают.

Что альковницам плакать навзрыд,
Что ж смеются печальные Изы,
Белошвеек дворцовый Мадрид
Взбил над тортами, чая сюрпризы.

Выльет август мышьячную злать,
По виньетам воссребрятся течи,
Дале некому будет пылать –
И совьют из перстов наших свечи.

Пятьсот семнадцатый опус

Маки червные днесь воспоем,
Алость их паче барв сеннаарских,
Тусклый яд иродиц ли испьем,
Геть, печаль, изо вечерий царских.

Алым наши прелили уста
Кровотечным серебром камены,
Что рыдать, ах, тоскливо пуста
Нощь Вифаньи и оперной Вены.

Гипс увечен, а мрамор не ал,
По столовым атласные мыши
В агонии снуют и зерцал
Блеск порфировый чествует ниши.

В Москве, в Кремле,
под церковью
пресвятой Богородицы.
Забытый людьми,
взлелеянный злом
стоит истукан бога Хаоса,
стоит истукан, Чернобога.

От куда он?
И почему сокрыт,
в подземном хроне?
Что за беда, от истукана?

В медвежьем лесу.
На реке Берендей.
Жил род Берендея.
Славянский народ.
Традиции чтил.
Землю берёг.
Небо держал.
Славил богов.
В Велесе храме.

Земля, это выбор.
Меж злом и добром.
Пришло лихолетье,
от предавших землю.
Ведомые властью.
Ведомые злом.
Вновь вторглись.
На земли славян.

Сменил Перун
зелёный цвет любви
родных лугов,
полей, лесов.
на красный.
За поругание Отчизны.
булат дружинников,
взимает дань с врага,
и землю орошает кровь
героя и врага.

Медвежий лес
Покинут древним Родом.
Храм Велеса разрушен,
А зло воздвигло Зло.
Подземный, тайный Храм
воздвигнув Чернобога.

Железный истукан
Веками пил людскую кровь
А чёрные жрецы
Принявшие служение
Творили мессы Тьмы
Приумножая его мощь
И подчиняли воле Чернобога
людские души,
лишали их любви,
отечества, традиций Рода.
Явилось миру Зло.

Шло время, тайна храма
Была раскрыта, храма нет.
На месте храма церковь,
Кремль Москвы,
но истукан стоит,
и продолжает своё служение.
Степанов С.В. (декабрь 2015 г)

Кто ты будешь?
Рус, и меч мой острый.
Где живёшь ты?
В стране великой.
В стране Русов.
Что за земли то?
Отчизна моя, дым отчий.
Чем добыта?
Кровью предков.
Кто ты той земле?
Дитя Русов.
Что ты должен?
Жизнь свою, за землю русов.
Во что веришь?
В правду русов.
Я – рус!
Славлю Правь, Ладу.
Славлю Явь светлую.
Славлю славянства братчину.
Так мыслю и горжусь.
Так учат мои родители.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот одиннадцатый опус

Дышат негой кровавых шелков
Музодарные замки фиванок,
Всякий днесь камелотный альков
Яд крысиный таит меж креманок.

Хватит царских веретищ летам
И для вечности хватит цементов,
Свечки несть ко меловым цветам,
Им хотя чернь прельем с постаментов.

Бледный отрок в парче золотой
Сколь очнется на пире грядущем,
Узрит чермный лафитник пустой
Во перстов изваянии сущем.

Пятьсот двенадцатый опус

Нет у августа красок для нас –
По фаянсам тиснение кровью
Наведём, пусть ещё Монпарнас
Озлатится холодной любовью.

Грозовое серебро под злать
Кто распишет без тьмы и палитры,
Муки любящим всё исполать,
Мглами сих увершаются митры.

Желтью всех и списали давно,
Золотым окровавленным цветом,
И точится из амфор вино
Мировольным злоалчущим летом.

Пятьсот тринадцатый опус

Звездной батики тусклый флеор
Вижди, Рания, скатерти наши
Чужды небам, фиванских амфор
Ловят цоколи тени во чаши.

Исполать модератам балов,
Лес Цимнийский рыж пейсами Ленца,
Из пиитерской мглы Крысолов
Шелест внемлет и желть полотенца.

На оконницах розы белы,
В золотом ли, всежелтом наяда,
Расставляй, Урания, столы –
Здесь виют локны золотом яда.

Мне богом не дано
Слепому и глухому
Представить мир
Во всей его красе.
Степанов С.В. (декабрь 2015 г)

Автор: Виктор Шамонин-Версенев
Художник: Мирослава Костина
Читает: Александр Водяной
Your text to link...

В деревеньке, над рекой,
В доме жили брат с сестрой,
С ними жил ещё и кот,
Без печали и забот,
А при доме том корова,
Жизни всей семье основа.
Год за годом шли без бед,
По весне им горе вслед;
Вечерком сгорел их дом,
Всё добро сгорело в нём.
Брат ничуть не вешал нос,
В пять минут решил вопрос.
Он коровушку забрал,
Путь свой жизненный избрал.
У сестры на сердце страх,
Горечь слов на тех губах.
Кот ничуть не огорчён,
Говорил степенно он:
— Ты, сестра, не хмурь бровей,
Я на свете всех умней;
Скоро станем жить-живать,
Горя-горюшка не знать!
Слёз она не стала лить,
Слов пред ним ей не стелить:
— Прогонять тебя мне грех,
Будь же мне ты для утех!
В речи кот не знал преград,
В речи был он хитроват:
— Словом я, сестра, согрет,
Да в словечках мысли нет!
В этот светлый добрый час,
Мыслить стану я сейчас;
В ходе этого процесса,
Быть тебе, сестра, Принцессой;
Слов моих не позабудь,
Предстоит нам трудный путь!
Чист и ясен небосвод,
Путь с улыбкой правит кот.
Вот уж речка и лесок,
Через речку ту мосток.
Кот на брёвнышко залез,
Не жалел совсем словес:
Читать дальше →

По Руси всегда ходили былинники со своими былинами, сказами, вестями.
Несли предания о предках и пращурах. «Чёрная» аристократия России, уничтожая культуру Руси, уничтожала книги, музыкальные инструменты, Храмы деревянного зодчества, глумилась над русским языком.
На былинников веками велась инквизиторская охота. Рвали языки, рубили ноги, руки. Былинников практически уничтожили.
В почтении и в меру моего понимания написал былину о Храме Сварога и героях, его защитниках.

В дубраве, близ Смоленска.
Сварога Храм взирал на Мир.
Сварог создатель,
Сварог воитель,
Сварог хранитель.
А на его ладоне Русь.
В обличье Девы, Лады.
Кумиры небесной красоты.

Веками, год за годом.
Сварога Храм,
был местом Силы,
Родной земли славян.
Но в ночь Сварога,
Тьма в сердцах людей,
живущих мороком наживы,
ведомых золотым тельцом,
пришла под стены Храма.
Двадцать тысяч,
продавших душу Тьме,
С Путятой во главе.

Предатель Светослава.
Посланник сына бея,
поверженной Хазарии.
Владимира, что в Киев сел,
а в Русь привёл
наёмный, скандинавский сброд
и верных слуг того, кого
Христос назвал убийцей и лжецом.

Им нужен был кумир Сварога
Для поругания огнём, мечом.
Покорно, без гордыни
с «Христианскою любовью»,
несущие Иегова озарение
и жгущие костры, чьи искры разжигали,
по всей Европе инквизиции костры.

Волхвы и витязи дружины Храма
Всего их тысяча была.
Отправив в лес всех стариков,
детей и женщин.
Врата открыли, и сеча началась.
Дружина в Рит, Верховный Жрец в главе.
Булат безжалостен ко Тьме.
Вся тьма вернулась в Тьму.
Наёмный скандинавский сброд.
Живущий в хлеве скотских удовольствий
Продавший душу.
Глас совести презрев.

Дружина Храма, малое число.
Почтила память павших.
Предав тела священному огню.
Ушла, в сокрытие от слуг Кощея.
Нет Храма, только огневище,
как символ новой Эры.
Ведь в ночь Сварога
людские души беззащитны.
Их поглощает Тьма.
И Явь во власти
Верных слуг Кощея.

Кумиры сокрыты от врага,
а люди без Жрецов и Храмов
плутают в мороке, ведомые попом.
Но есть дружина, малое число.
Жрецы, способные отринуть
мощь Кощея в день Сварога.
Ведь Русь не хлев для сброда.
и слуг того, кого Христос назвал
убийцей и лжецом.
Степанов С.В. (декабрь 2015 г)

Яков Есепкин

Стяги

Наши стяги побило тщетой,
Оболгали до судных мгновений
Проповедники слог пресвятой,
Голосят и не чтут откровений.

Мрамор может бессмертных певцов
Грозовому обречь перевалу,
Персть сияет с червовых торцов,
Зрят церковные райскую алу.

И возбранно хоругви белить
Оглашенным к ночной литургие,
Слез на мрамор сиих не излить,
Бдят одни и у плахи другие.

Коемуждо столпницы свое,
Бойных терниев хватит с лихвою,
Сколь графита горчит остие,
Быть чернилам со течной канвою.

Наша смерть и в миру не красна,
Грозным золотом блещут оклады,
Аще дале, Господь, тишина,
Хоть дослышим страстные рулады.

В белых лестницах, в лепи благой
Хоры нощи иль замок Тамарин,
Усны певчих кровавой лузгой
Затеклись от багряных окарин.

Коль неблаго честное письмо,
Если желтию свиты чернила,
Пусть музык и певцов яремо
Пресвящает Господняя сила.

На крови низвергается храм,
И костелы пусты, и мечети.
Руки раз протянулись к струнам
И повисли, как мертвые плети.

Востекли дальше смерти времен
Лживы речи, им бездны внимали,
Чтобы вечно шелка тех знамен
В черных льдах мы перстами сжимали.

Не избавиться здесь ото лжи
И не смыть ея ангельской кровью,
Ибо темною оспою ржи
Прокаженны пути к богословью.

Алчут мщенья и слезы лиют
Звери, с коими уж не сразимся.
Как архангелов трубы вспоют,
Мы чудесно и преобразимся.

Лишь тогда содрогнутся века,
Всяк увидит в лазури возлитых,
Стягов сих белоснежны шелка,
Божьей славой навечно покрытых.

Затеряны в сказках
Мечты и реальности.
Скользят на салазках
Моей ментальности.
Без торможения.
Без осязания.
Без очертания.
Без чувств.
Без дыхания.

В предутренний час
пять ощущений, без мерье.
Шепчет чувство шестое
с лазурных небес.
Рвётся ко мне родное,
сквозь майю грез.

Сказки, былины, грёзы.
Проникновения коды.
Туда, где нет осязания,
дыхания, чувств, очертания.
В мир волевой энергии.
Мир творящего разума.

Апрель 2016 г