Inferno

Яков Есепкин

Inferno


Что кручиниться, коли сосватать
Нам желали покойных невест,
Во гробах их неможно упрятать,
Мы и сами не свадебных мест.

Желтоцветные мертвые осы
Над цитрарием черным горят,
Красит Смерть нашей кровию косы
И архангелы в чарах парят.

Зреть им это неправие веры
Богославленной, пир чумовой,
Термы бросили сер землемеры,
Откликайся, кто нынче живой.

Божедревка пылает урочно,
Травят змеи головки лихих
Одуванчиков, рдеться им ночно,
Розоветь меж танцоров плохих.

Вот Крещатик первым и Ордынка,
И богемской рапсодии мел,
Расточается негой сурдинка,
Бойный ангельчик выспренне смел.

Се какой мировольный викарий
Монастырские бьет зеркала,
От монахинь спасается Дарий,
Пуаро яд курит пиала.

Ублажают царевен кентавры,
Пышных лядвий цезийский овал
Ждет гашенья, но бледные мавры
Все мертвые и чезнут вповал.

Тусклых этих царевн и колодниц,
Томных ведем пустые чреды
Положили нам вместо угодниц
Веселить с четверга до среды.

Только ангелы нас целовали,
А лобзанья по смерти не в счет.
Не в садах, так в юрах предавали,
Тех диавол к себе завлечет.

Веселися теперь, не обманут,
Не накличут беду мертвецам,
В поднебесной уже не достанут,
Кровь разливши по тонким венцам.

За успенье незваное наше
Мы скудельные кубки сомкнем,
Зазвенят в оцинкованной чаше
Струи слез и воспыхнут огнем.

Лишь на смерть променяли неволю,
Зряши ныне лазури одне,
Помянет эту клятую долю
Нецелованный Боже во сне.

На смерть Цины

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот тридцатый опус

Сабинянок Европа во снах
Летаргических видит меж лилий,
Чуден вечности белый монах,
А кого и неволить, Вергилий.

Были пиры – литаний огни
В Христиании сказочной тлятся,
Камераты умолчны одни,
Где Щелкунчики зло веселятся.

Подвигает бокалы давно
Чернь за стойками ниш бакалейных,
И червовое сребрит вино
Гробы спящих царевен лилейных.

Пятьсот тридцать первый опус

Красных лотосов огнь угасят,
Ад ли ведал порфиры земные,
Днесь еще псалмопевцы висят
На столбах, лишь сие именные.

Круг пустое начинье одно,
Тьмы кротов меж халвы копошатся,
Звезды цветили хлеб и вино,
А волхвы к нам зайти не решатся.

Пир гудел, се и гамбургский счет,
В назидание ветхим ученым
Дев кургузых Геката влечет
Ко цветочницам тьмой золоченым.

В светло-жёлтых берёзках...

В светло-жёлтых берёзках
Схоронился закат,
На полянках неброских,
Ночь из лунных заплат,
Вдоль дорог буераки,
Трав пожухлых луга,
Ветерки-забияки,
Треплют в скуке стога.
Бледно-серая тень — Деревенский мосток,
Все дома набекрень,
Сир погост и широк,
И летят журавли,
Через чёрную гать,
Прячут слёзы свои,
В поднебесную гладь.

Автор: Виктор Шамонин-Версенев
Читает: Александр Водяной

Your text to link...
Берёзки

Про двух жадных медвежат Сказка в стихах

Был июль и жаркий день,
Загрустил у речки пень,
И ворона та грустит,
На пеньке она сидит.
Только двое медвежат,
Тим и Том, в реке чудят;
В речке весело, свежо,
Им сегодня хорошо!
Накупались Тим и Том,
К дому шли они гуськом.
Читать дальше →

На смерть Цины

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот двадцать восьмой опус

Кашемир золотой перевьют
Червоточиной лет шелковичной,
Аще фурии в залах снуют,
Обернемся тесьмою кровичной.

Мрамор сех закрывает волков,
От каких не бежать херувимам,
Чермы тусклый обсели альков,
Бдят и внемлют гранатовым дымам.

То ли свечи превили шелка,
То ль тесьмой стала кровь золотая,
Смерть еще без косы и слегка
Холодит, будуар облетая.

Пятьсот двадцать девятый опус

Невский мраморник нощно зальют
Падом звездным и желтой половой,
И пифии венечье скуют
Нашим теням со крошки меловой.

Развели аониды ль мосты,
Мертвых рамена жгут ледяные
Крестовицы и розы желты,
Имут челяди цветы иные.

Над обломками гипса века
Плакать царским невестам успенным,
Ах, Пиитер, юдоль высока,
В сей гореть лишь теням белотленным.

На смерть Цины

Яков Есепкин

На смерть Цины


Пятьсот двадцать шестой опус

Вновь асийские змеи следят
Мертвых девиц томленье и негу,
И в альковах успенные бдят,
Белых швей пригласить ли к ночлегу.

Те ль румяные яблоки мел
Со корицей свивает парчою,
Вновь снедает морочность Памел:
Всяка юна с багряной свечою.

Ах, опять яства тьмой налиты,
Се, антоновки мелов белее,
И серебрятся тусклые рты
Уходящих по лунной аллее.

Пятьсот двадцать седьмой опус

Тени лотосов сень охранят,
Не забвения ль тати боятся,
Жизнь цветущую смертники мнят,
А и мертвым парафии снятся.

Где у ангелов миро и мел:
Угасить черноту ли, тлетворность,
За огранкой цвети, кто несмел,
Свеч альковам жалеет притворность.

Выбьет август чарующий тлен,
Звезд клумбарий фаянсы расцветят,
И тогда с перебитых колен
Взъемлем тени – сех лотосы встретят.

Плачут ивы над прудом...


Плачут ивы над прудом,
О судьбе тоскуя,
Ветер в стрехе над окном,
Тишь жуёт, смакуя.
Песнь выводит соловей,
Замолчать не смея,
Чувство родины своей,
Сердцем всем лелея.
Филин ухает в бору,
Небо созерцая,
Месяц резвый льёт искру,
Звёзды зажигая.
Ночь стыдливо теребит
Колки сентября.
Ангел-стражник протрубит,
О начале дня.

Автор: Виктор Шамонин-Версенев
Читает: Александр Водяной

Your text to link...

На смерть Цины

Яков Есепкин

На смерть Цины


Пятьсот двадцать четвертый опус

Ефраим и Вифания спят,
Кора бледные розы лелеет,
Побиенные тще возопят,
Остие их в обсидах белеет.

Не успели к фиванским столам,
Хоть с младенцами яды пригубим,
Мел нейдет вседворцовым юлам,
А и мы одиночество трубим.

Где еще колоннады темны,
Где безсмертие Ироду снится,
Узрят лишь фавориты Луны –
Кровью нашей серебро тиснится.

Пятьсот двадцать пятый опус

Золотую парчу гробовой
Хною феи тиснили иль черви,
Паче времени шелк грозовой,
Дьямент жжет шелковичные верви.

Се, так в опере донны летят,
Растекаются желтью подсвечной,
Мертвым нимфам алмазы претят,
А вспорхнем хоть за патиной течной.

Меж порфировых сех и златых,
И басмовых колонн мы скитались,
Жгли остия из восков литых –
Днесь алмазные течи остались.

На смерть Цины

Яков Есепкин

На смерть Цины


Пятьсот двадцать второй опус

Македонское ль солнце, Тироль
Наши бледные тени встречает,
Пьян свободой мышиный король,
Ангелочков Левадия чает.

Небеса от пылающих губ
Возгорятся и кубки пустые
Налиет беленой душегуб:
Лирам кафисты петь золотые.

Милый август, где арки твое,
Сени щедрые, емин услада,
Пусто вкруг, лишь горит остие
Магдалины ли, Евы близ ада.

Пятьсот двадцать третий опус

Яд веков истомил алавастр,
Где вечор баловались менины,
Льется терпкость левкоев и астр,
Наши помнит июль именины.

Сукровичные вишни в желти
Зри, Колон, яко морок лицея,
Девам их меж перстами внести
Наказала хмельная Цирцея.

Се последние челядь и мгла,
Вопием из сиреневых камор,
И точится на обод стола
Бледный наш всеувеченный мрамор.