Яков Есепкин

• Из книги
«Сонник Корделии»

Портреты юдиц с падшими ангелами

Третий фрагмент

Дарствуй нивам, Эйрена, златой
Урожая триумф, пусть осети
Наполняются хлебом, свитой
Блеском август пылает о цвети.

Станем лотосы темные жать,
Где валькирии бледные манки,
Станут мертвых царей ублажать
Прелюбившие яд нимфоманки.

Но богемные феи тусклы
И амфорные чаши бездонны,
И молчат в ожиданьи хвалы
Падших ангелов черные донны.

Одиннадцатый фрагмент

Тусклый август холодный багрец
Источает, меж емин чудесных
Вьется мускус и нега корец,
Это ль требники гостий одесных.

И зайдем к червотечным столам,
Нас ли юдицы ждут, восклицая
Сны любви, как благим ангелам
Пить серебро, их усны зерцая.

И вакханки о темных шелках
Яд цветочный, солитый изгоям,
Поднесут на белых рушниках
Царь-девицам и мраморным гоям.

Тридцать седьмой фрагмент

Навивают власа Женевьев
Перманентом и цветью менады,
За виньетой сумрачных дерев
Грозовые встают колоннады.

Иль опять на пустые столы
Будет млечный фарфор уставляться,
Лэкех темен, лекифы целы,
Что блядям в агонии валяться.

Диким хмелем опушки садов
Исцвели, нимф губители чают,
И с корзинами битых плодов
Нас эфирные феи встречают.

Сороковой фрагмент

Щедрый август, одесно пылай,
Мы велебности жар не избыли,
Ядной цветью мурог устилай,
Феи смерти ея и любили.

Выльем кровь на златые столы,
Буде мирру цветочную гасит
Хор юдиц и оне всебелы,
Кто еще мел палатный докрасит.

К плети льнет изумрудная плеть,
Виноград напоится туманом,
И начнут остия их тлееть,
Прелиясь черноцветным дурманом.

Пятидесятый фрагмент

Темной слотой фамильных аллей
Золотых ягомостей овеет,
Аще лики их мела белей,
Яко славская ночь огневеет.

Позовут к всенебесным пирам
Искалеченных царей и воев,
Хватит крови нагорным дворам--
Нас ли мчат вдоль алмазных сувоев.

Иль Господе меж пляшущих фей
И оцветников тьмы несомерных
Зрит столовье, где плачет Морфей
В черном круге юдиц эфемерных.

Портреты юдиц с розами и вишнями

Четвертый фрагмент

Вновь цветущий июль холодит
Статуэтки прелестниц точеных,
Красным элем поит Афродит,
Жжет менин ядом хал золоченых.

Выйдет Господе в розовый сад
Трели слушать нагорных соловок,
Воскричим ли к Нему – с нами Ад,
Каждый наш закровавлен оловок.

И надзвездные ангелы, мреть
Битых куфоров хмелем всеплавя,
Чела наши дадут отереть
Феям небесей, пиршества славя.

Четырнадцатый фрагмент

Бледным принтом лекифы тиснят
Меловницы и желтью доводят,
Аще Иды легко нас тризнят,
Пусть хмелятся, еще хороводят.

Мы ли в Риме июльском, столы
Атраментные ждут млечных гостий,
Пир неславен иль юдицы злы,
Дразнят челядь восковием остий.

Шелком их навертят гробовым,
Торты с вишнями пламенным кремом
Облекут, чтоб всемниться живым,
Сотаясь за Ромулом и Ремом.

Двадцать шестой фрагмент

Всецветущий июль, пламеней,
Бледных юн совивай озолотой,
Ветходержное царство теней
Небодарствуй эдемскою слотой.

Будет Господе розовый хор
Ангелков научать молитовным
Одам лета и пильницы Ор
Хлебом неб ссеребрятся тостовным.

Именитств наших вечен престол,
Днесь лиют изумрудные течи
Алавастры на пламенный стол
И каждят белорозные свечи.

Сорок третий фрагмент

Это дивная ночь цветников,
Мы бежали из царства Гемеры,
Серебрят институтки альков,
Свеч бегут золотые химеры.

Легковесный Француз отхлебнул
Мало яду, ему ль подносили
Кубок с бледной цикутой, уснул
Александр, Литы чтоб не бесили.

Где Марина и Анна, и Юз,
Все на паперти неба рыдают,
И властители траурных Муз
Нищету их гурмы соглядают.

Пятидесятый фрагмент

Оспой биты ли чела царей,
Ах, фиады, еще пировайте,
Грозный мрамор сугатных дверей
Истонченной желтицей свивайте.

Позовут ягомости кутить
Белых див, одалисок-прелестниц,
И начнут винный морок святить,
Бить амфоры у замковых лестниц.

Иль очнемся – колонны темны,
Ирод-царе над вишнями плачет
И клянет божевольные сны,
И кровавую емину прячет.

Яков Есепкин

• Из книги
«Сонник Корделии»

Портреты юдиц с лилиями смерти

Девятый фрагмент

Озлачает лекифы вино,
Млечность вяжет серебром куфоры,
В пировых ни светло, ни темно,
Моет басмою челядь фарфоры.

Суе молвить и суе молчать,
Несть губителям вишен тлеенных,
Иль ко Господу-Богу вскричать:
Что, Господе, не зришь убиенных.

Ах, спастись и неможно, красны
Свечи Тийи, юдицы алкают
Кровь одну и о плаче зурны
С наших рамен цвета истекают.

Шестнадцатый фрагмент

Цвет граната звездами сотлим,
Это ль время атраментов палых,
Ночь тускнеет, а мы всё мелим
Лилий смерти роскошество алых.

Будут вечные троны пылать,
Усны дев налиются червицей,
И одно, и одно – исполать
Гоям неб, увитым сукровицей.

Ангела на щитах изнесут
Нас ко мраморным хорам лилейным,
Где уже никого не спасут,
Где темно и свечам юбилейным.

Тридцать второй фрагмент

Лейте, лейте, менады, с вином
В куфры тусклые цветь-озолоту,
Ягомости ли век об ином
Не мечтали и чаяли слоту.

Но владык августовская мгла
Оповила, се яств именинных
Млечный холод над кругом стола,
Се путрамент истечий карминных.

Будет Господе свой променад
Увершать, яко царич велебный,
И совидит все тех же менад,
Заливающих мраморник хлебный.

Тридцать пятый фрагмент

Благодержный июль, пламеней,
Именитства ль чудеснее пламен,
Сонмы див, фемериды теней
Восторгают нас млечностью рамен.

Се нагорные кельхи с вином,
Это мы их пием, не хмелея,
Смерть красна и на пире земном,
Всяку царичу – к тосту лилея.

Иль начинут серебро вести
По медовым розеткам гияды,
Источимся в убойной желти,
Прелия именинные яды.

Пятидесятый фрагмент

Ветхой цветию август пьянит
Одалисок и граций амурных,
Их шелками чарует, манит
Изваяньями спален гламурных.

Именинные щедры столы,
Вои неба пиют за калечность,
И юдицы опять веселы,
Кровь алкают и розную млечность.

Яко Господь соглянет в окно
Сквозь атраментной барвы истечи,
Нас увиждит и хлеб, и вино,
И цветочные морные свечи.

Портреты юдиц с мраморными бутонами

Седьмой фрагмент

Огнь бутонов ярких сотемним,
Аще розы лишь жгут и печалят,
Мы, царице, бессмертие мним,
Нас ли одники неба прехвалят.

Но точится из мраморных ран
Гвоздевое серебро, фиады
Тще лекифы тиснят, Дориан
От портретниц бежит в анфилады.

Залиет красносельский бетон
Фей столовья и хлеб, и емины,
Где бутон выжигает бутон,
Свеч и роз оплавляя кармины.

Семнадцатый фрагмент

Сад летучий, ночной вертоград
Белых фей к цветникам насылает,
Зелен, Господе, сей виноград,
А чудесно и ярко пылает.

Одеон ли еще холодней
Черно-мраморных крымских альтанок,
Вновь бегут херсонесских огней
Тени роз на шелках пуританок.

Иль опять ягомости хмельны
И над Эрсой манерно смеются,
И зерцают юдольные сны,
И в смарагдовых каморах бьются.

Тридцать третий фрагмент

Август чернь преливает с дерев,
Гесперид соблазняет плодами,
Льет остуду на рамена дев,
Балевницам грозит холодами.

Что опять Женевьевы темны,
Яко немы уста Николая,
Граций лядвия, юн ложесны
Кисти ангельской чают, пылая.

Хор скульптурников мела белей,
Мы очнуться, Господе, не смеем,
Лишь во мгле царскосельских аллей
Юродиво кричим и немеем.

Сорок шестой фрагмент

Аще должно серебру темнеть,
Аще тусклы ночные камеи,
Будем с розами неб пламенеть,
Лит чураясь и вин Саломеи.

Веселы фаворитки теней,
Изумрудные хлебы, емины
Пирований, истечья огней
Их пьянят, яко Грасса жасмины.

Им надзвездные гостии Ор,
Коих ядная выбила треба,
Солиют в огнетечный фарфор
Золотую цикуту Эреба.

Пятидесятый фрагмент

Августовская ночь цветников
Золотые решета чарует,
Королевен всемлечный альков
Ядно-огненным шелком дарует.

Птицы райские в стекла палат
Суе клювами хищными бьются,
Тускл Вифлеем, призрачен Эйлат,
С кем и цвесть феи неб остаютчя.

Ах, мы сами, Господе, тлеем
За миражными волнами Леты,
Где серебром ночной Вифлеем
Осыпает царей силуэты.

Надменное солнце осветит,
Возможно, стихи не мои —
И сердце на время остынет,
И дрожь пробежит по спине.

Наверно, впервые за время,
Что бог мне позволил здесь жить,
Хочу, чтоб стихи мои верно
И после меня стали жить.

Не просто как слава и имя,
А как отражение дней,
Что мы, дорогая, прожили
Скитаясь по морю людей.

Пусть это не новая сказка,
И нет в ней иного конца —
Душа все ж стихом обнажила
Любовь, что навеки дана!

Ее мы хранили, как пламя
Свечи и не дали задуть
Суровым ветрам от печали,
Снегам, что ложатся на грудь.

И все испытания жизни
Не дали увидеть конец.
Любовь согревала и знаешь —
Она нашей жизни венец.

И если кто скажет — напрасно
По жизни тянул ты свой срок.
Отвечу — не прав ты, товарищ,
Объятья любимой и вдох

Всего драгоценней на свете!
И нежность, и боль, что храним,
И счастье мое бесконечно,
Когда я тобою любим!

Яков Есепкин

• Из книги
«Сонник Корделии»

Портреты юдиц с жасмином и маками

Шестой фрагмент

От нагорных дворцовий святых
Нам внесут пировые емины,
Травных мало – и хватит златых
Яблок Гебы, цедящих кармины.

Мертв диамент юдоли, сады
Елеонские мглой истекают,
Барвой черной овиты плоды,
Коих тще эвмениды алкают.

Но умолкните, феи весны,
Сомолчите, пусть Изы и Ханны
Яд лиют в наши темные сны,
Где царевны пиров недыханны.

Десятый фрагмент

Молодой виноград отиснит
Золотые лекифы, тийяды
Воск прельют, аще Тийя бранит
Меловниц, зряше черные яды.

Расточайся, арома пиров,
Яды стоят любви и коварства,
Мертв жасмин о белене юров,
Гоев неба венчают на царства.

Будут черствые хлебы алеть
И Господе, в шелка совиенный,
Уберет изумрудную плеть
С темной кровью в ларец потаенный.

Тринадцатый фрагмент

И серебро темнеет, Эпир,
Будем цветью мелить апронахи,
Узы крови – к лепиру лепир
Соведут, чтить их будут монахи.

Ах, дурманящий сад лишь белей,
Фей жасмин увивает, на хлебный
Стол несут из нагорных полей
Алый мак, щедр Ефимий велебный.

Нас Господе презрит в стороне
От рекущих, с маковницей талой,
О небесном холодном огне
Истекающих цветностью алой.

Двадцать второй фрагмент

Белый день иль зерцало, следи
Это пиршество, Летия, гои
Нас презрят со небесной тверди,
Аще милы Эдему изгои.

Век молчали, а суе молчать,
Но смертливые осы парили
Над устами, одно ли – вскричать
К хорам тьмы, чтоб царей не корили.

В пировые убийцы найдут,
Враждовать станут фрики домами,
Ангела нас тогда и сведут
По челам восковыми каймами.

Пятидесятый фрагмент

И весельем пиит обуян,
Франсуа-парикмахер готовит
К стрижке локны и царь обезьян
Тигров мглы соваяния ловит.

Что и шлют нам химеры, следя
Тусклых статуй беспечность, Гермина,
Вновь пурпурного чает дождя
В зное бледном юдоль Таормина.

От июльских и мы колоннад
Всепьяны, зрим на столах эклеры
И алкаем серебро менад,
Преславляя ночные галеры.

Портреты юдиц с лекифами

Семнадцатый фрагмент

Под серебром ли горкнет вино,
Щедро лей, антиквар, ныне будем
Хмель пергамский алкать, на рядно
Шелк устелим и млечность избудем.

Что юдицы лекифы таят
И с еминой цикуту лелеют,
Гробы ль мнятся им, сколь восстоят
Меж обсид и юродно белеют.

Лишь очнемся – зерцают оне,
Как по флоксам августа виньэты
Лярвы тянут и в бледном огне
Тускло наши горят силуэты.

Тридцать девятый фрагмент

Горы кухонов жарких влекут
Пышных див, лэкех манит армою,
Всякой юне – алмазный лоскут,
Всяка нищей богата сумою.

Тяжело целование фей,
Превиенных шелками ночными,
Насылает химер ли Морфей,
Вакх струями ль поит ледяными.

Иудейские пиры ярки,
Здесь нас любят, Господе, и чают,
И со миррой Твое ангелки
Царичей убиенных встречают.

Сорок третий фрагмент

Несть еллинов и гоев, к пирам
Оглашенны сионские дивы,
Мы ль нагорным угодны дворам,
Здесь ли столпники неб юродивы.

О порфировых мантиях бдят
Ягомостей холеных челяди,
Вина молча разносят, следят,
Чтоб упились цикутою бляди.

Кто еще неотмирен, восстой,
Одеон эту мглу созерцает,
Преследи, как хрусталь золотой
В наших раменах течных мерцает.

Пятидесятый фрагмент

Красным воском столы оведут
Золотыя фиады, пасхалы
Там наставят, где нас и не ждут,
Где решетники ночи всеалы.

О шелках ли юдицы темны,
Миррой червною дышат, цветками
Чад манят в божевольные сны,
Грозных царей зовут ангелками.

И, белясь, фарисеи вино
С млечным ядом над нами пригубят,
И рекут: се успели давно,
А по ним лишь архангелы трубят.

Я стихами порежу вены,
Посмотрю — какая кровь?
У поэтов, должна быть верно,
Голубая в сосудах кровь.

Но ошибся, горячая жидкость,
Цвета красного муть —
А на вкус, как соленое море,
Вот бы в море утонуть…

Но увы, я тону в этих рифмах,
И никто мне не может помочь…
Я бы к берегу, к берегу быстро,
Но уносит течение прочь…

Я боролся, боролся с теченьем,
И все понял — конец, конец…
В океане идей и знамений
Мой усталый разум исчез.

Впрочем, утопленника не жалко,
Толку с того, что есть мозги?
Думай ты в этом мире, не думай —
А судьба возьмет за грудки.

И посмотрит с презрением гадким —
Отбарахтался как щенок!
Возомнил же, что ты можешь плавать,
Черкани напоследок слов.

И забросит движением сильным —
Рассмеется, зобом тряся.
И лечу я, лечу я бессильно —
Океан меня ждет, любя.

Полюбил он мои откровенья,
И бессонных ночей экстаз.
Буду я ему, как спасение,
Все, что есть, он мне передаст.

И в бушующих волнах сомнений
Я схвачу рукой усталой стих —
Не хочу утонуть безымянным,
И чтоб критики сожрали их.

За слова, как за соломинку,
За стихи, как за круг схвачусь —
Унесет меня мелодия,
Убаюкает моря грусть…

Миру безмерному, бездонному,
Рад довериться навсегда.
Ухожу, ухожу в бессонницы,
Звезды неба, как звезды дна.

Я стихами порежу вены,
Посмотрю — какая кровь?
У поэтов, должна быть верно,
Голубая в сосудах кровь.

Кто-то напишет лучше меня — мне не писать?
Кто-то видит дальше меня — мне не смотреть?
Кто-то мыслит лучше меня -мне не думать?
Кто-то проживет больше, чем я -мне не жить?

Яков Есепкин

• Из книги
«Сонник Корделии»

Портреты юдиц в серебре и атраменте

Пятый фрагмент

Щедрый август нас дарит вином
Краснозвездным и млечным араком,
Иль всевещим забудемся сном,
Ид следя хоть бы мраморным зраком.

Что церковные флоксы, от роз
Белотечных пьяны мы, Господе,
Тридевятое царствие Оз
Чад взыскует о славленном годе.

Будем емины миррой студить,
Будут внове резвиться менины
И червовою тушью сводить
Кровь отроцев на их именины.

Тринадцатый фрагмент

Ах, Господнее лето, цари,
Изливайся блистаньем жаровен,
Мел и пурпур вакханкам дари,
Их атрамент с лилеями ровен.

Посох зрячий найдем – долог шлях
И к мурогам небесной юдоли,
Что серебро таить в уголях,
Всяк обоженный инок, глаголи.

Но алмазные нети пусты,
Хлебы черствые кажут святые,
И белена течет на холсты,
Ядом лилий однех совитые.

Двадцать девятый фрагмент

Ананасы в шампанском пьянят
Эвменид и беспечных гризеток,
Яства ночи серебром тиснят
Гостьи снов, мусс цедят со розеток.

Выльем черный атрамент, хлебов
Маки жгут ли нагорий сувои,
Пудрят снегом осповницы лбов
И гордятся увечьями вои.

И зеферники ядно белы,
И винтажная тускла портретность,
Где лиют на щедрые столы
Хоры юдиц мышьячную цветность.

Сороковой фрагмент

Допием ледяное вино
Из всешумных подвалов Никеи,
Выше неб мы и были одно,
Тосты наши читали алкеи.

Суе петь золотые плоды,
Аще осень чарует юнеток,
Аще барвою течны сады
И угашен атрамент монеток.

Ах, Господе, мы тихо стоим
За раменами ангелей пиров
И оплывшие воски таим
На манер небозвездных лепиров.

Пятидесятый фрагмент

Будет розовый сад источать
Негу мглы, ночь овеет струями,
И сойдем ягомостей встречать,
Бледных ангелов неб с копиями.

Это, Господе, маковый стол,
Хлебы пышные, яства земные,
И далек Твой небесный престол,
А емины у нас выходные.

Иль очнемся – юдицы нести
Мертвоспелые розы нам тщатся
И серебро ведут по желти,
И в каморы всенощно стучатся.

Портреты юдиц с жасмином и камелиями

Пятый фрагмент

Феи Асии, пойте весны
Сени белые, их ли оминем,
Грозовые морганы темны
О нагорье кобальтово-синем.

Все к пирам, любят нас ангела,
Чинно яства несут мажордомы,
Обвиют цветом неб зеркала
Слободские богемные домы.

На ампирники пурпур ввили
Камнетесы под оспой увечий,
Где нисана сады и цвели
В черном блеске холодных истечий.

Четырнадцатый фрагмент

Из подвальниц лекифы нести
Молодым ли тиадам всевольно,
Столы наши горят о желти
Золотой, а и мертвым не больно.

Яко пир, обвивайся, арма
Царствий смерти, круг емин эфирных,
Навиенна вдоль чаш сурема,
Феи алчут десертов зефирных.

Будут, будут еще голосить
По царевнам белым юродные,
И возвышенный траур носить,
И камелии мнить ледяные.

Тридцать первый фрагмент

Сени мая, пылайте, мелясь
Негой вашей, горит и осповник,
Девы-розы снуют, веселясь,
Бел жасмин и надмирен шиповник.

Чудный день, от цветения кущ
Белорозных пьянеют фемины,
Всяк молчавший сегодня рекущ,
Хмелем дивным тиснятся кармины.

Пир течет на Волшебной горе,
Ягомостей менады встречают,
И портреты юдиц в серебре
Елеонский дурман источают.

Сорок второй фрагмент

Миррой темною щедро столы
Эвмениды во снах украшают,
И юдицы опять веселы,
И к бессмертию див оглашают.

По серебру афинскому вьют
Чернь и негу блюстители пиров,
Нас не эти ль юнетки собьют--
В тусклой цвети горящих лепиров.

И пылает диаментный хлеб
Меж крюшонниц с беленою пенной,
Где трапезы всеславит Эреб,
Тьму лияше над барвой склепенной.

Пятидесятый фрагмент

Веселись, шумогласный Эпир,
Славь балы, золотая Никея,
То ли бал, то ли всенощный пир,
Чают дивы кифар и Алкея.

Се царевны в жасмине пеют,
Хлебы пышные челядь разносит,
И юдицы о темном снуют,
Их Геката одна лишь выносит.

Неб цвета истекутся, юлы
Убегут нощных чар бальзаминов,
И фиады прельют на столы
Кровоцветность лилей и язминов.

Яков Есепкин

• Из книги
«Сонник Корделии»

Портреты юдиц в истечном кармине

Четырнадцатый фрагмент

Именины, Урания, пой
Звездочетов, к балам оглашенных,
Им дарит ли великий слепой
Одиссею и жен совершенных.

Ах, фиады, лелейте шелка
Сребровласых небесных гризеток,
Хмель пусть бродит, какая тоска
Истемнит млечный холод розеток.

Пусть юдицы, хотя захмелясь,
Огнь жасминовый видят и свечи
Именитств, и беленой мелясь,
Чернь лиют в белорозные течи.

Девятнадцатый фрагмент

Сад надежд и мечтаний благих,
Мы в альтанках твоех каменеем,
Из фарфорниц пием дорогих
И молчим, и темно пламенеем.

Цвет гранатовый Тийя со неб
Расточит, огнь жасминов зерцая,
Чтоб цветочный виющийся хлеб
Пели девы, юдоль восклицая.

Им ли зреть над туманной смугой,
Как, виясь, у цариц на помине
Эллин мертвый иль мраморный гой
Задохнется в истечном кармине.

Двадцать четвертый фрагмент

Август негою цвети манит
Фей ночных и огонь расточает,
Кто и был на миру именит,
Пусть холодных цариц обольщает.

Будут алые розы полоть
Сонмы юн, увитые шелками,
Руки нежные будут колоть,
Оды горние петь с ангелками.

И велебные девы рекут,
Сколь безвинны убойные чада,
И по нашим перстам истекут
Алый воск и златая охлада.

Тридцать восьмой фрагмент

Полн лавастр золоченый вином,
Бледны гостии всенощных пиров,
Князи ночи о цвете ином,
Сами ль мы во тенетах ампиров.

Несть богиням лекифы, оне
Аще мирру и яды алкают,
Перси их на ущербной Луне
Смирной тусклых вязниц истекают.

Будет Господе хладную цветь
Млечной краской сводить, вопияше
К ангелам, и начнет огневеть
Мгла белен в алавастровой чаше.

Пятидесятый фрагмент

Вновь скульптурницы ночи белы,
Эвмениды в альбомы юнеток
Заточают литании мглы,
Рифмы яд и серебро монеток.

Гости пирствуют шумно, звучат
Фей тостовники, хор их не срамен,
Ягомости во хмеле кричат,
Девы бавятся течностью рамен.

Иль очнемся – атрамент плывет,
Жжет фарфор блеск мелово-карминный,
И лиется вишневый исцвет
На диаментный хлеб именинный.

Портреты юдиц в кровавом исцвете

Второй фрагмент

Август пламенный веерам тьмы
Нисходящей дарует сиянье,
Геспериды внимают холмы
И оливы, и яблок ваянье.

Перси бледных юнеток в шелках,
Золоченых пожаром высоким,
Где и цвесть, на каких облаках
Феям ангельских неб милооким.

Ах, Господе, мы сами темны,
Хлеб с вином и эклеры не чаем,
И белых фавориток Луны
Во кровавый исцвет облачаем.

Двенадцатый фрагмент

Лейте в келихи воск цветников,
Золотые менады, сливайте
Пунш на хлебы, небесный альков
Благодатен, еще пировайте.

Увиют елеонской армой
Нас чудесные феи, обедать
Зазовут ли и с Гебой самой –
Емин щедрых всецарских отведать.

Выпьем цветность и мирру, со роз
Ягомостям сплетут Моргианы
Плети алые, царствия Оз
К гоям тьмы насылая морганы.

Двадцать восьмой фрагмент

Именинников август поит
Звездной терпкостью, нежным араком,
Всяк чудесен высокий пиит
И обвенчан с холодным сумраком.

Небовейная Эрса, балуй
Агнцев млечных убойной росою,
Их серебром пои аллилуй
И храни пред лядащей косою.

Нет печальней веселости Ид,
Виждь – смеются оне и зерцают
Нас о красных шелках аонид,
И карминовый яд восклицают.

Тридцать первый фрагмент

От нагорных столов к юровым
Феи смерти всещедро хлебницы
Неб соносят в усладу живым,
О венечье пеют балевницы.

С черной мятою кремы взвиты
Над пирожными белыми, торты
Именинные мглой прелиты,
Аще пить – до разрыва аорты.

Се юдоль, се ея терема,
Цвети роскошь, юнеток влекущей,
Где точится гнилая хурма
Из виньеточной антики сущей.

Пятидесятый фрагмент

Пировают в асийских садах
Феи неб, весело пировают,
О злаченых темнятся плодах,
Благолепые вишни срывают.

Се, Господь, основные цвета
Для успения – желтый и красный,
Суе ль тусклая кровь излита,
Нам атрамент лишь мнится прекрасный.

На пиру нас звали умереть,
Днесь червицу алкают святые,
И лиется вишневая мреть
На истечья емин всезлатые.

Он мне сказал, —
хоть верьте, хоть не верьте, —
что весь мой труд —
артель «Напрасный труд»,
а строчки не дотянут до бессмертья,
на полпути к бессмертию умрут.

Маргарита Агашина

К бессмертию стремится каждый хочет —
А мне на это, вообщем-то, плевать…
Стихи, что я из сердца вынимаю,
Заставят вас грустить и боль принять.

Хочу я вас, холодных и с расчетом,
Задеть за кожу жаром своих слов.
Хочу, чтоб осенью холодной и зимою,
Вы, не стыдясь, пролили пару слез…

Хочу, чтоб вы с ветрами в танце,
Вдруг закружились и в последний миг
Схватившись за листок опавший,
Как в шторме круг спасательный возник.

Хочу вам стать я братом в вашем горе,
В счастливый миг — дурацким тамадой.
И чтобы все, что было и не было,
Вдруг унесло приливною волной.

Хочу, чтоб жизнь вдруг началась с начала —
Не с родов мук, а просто как весной
Вы расцвели бутонами под солнцем
В саду, где правит нежность и любовь!

А если это не под силу,
Скажите так — какого хрена он поэт?
Пройдите мимо, в даль иную,
Где есть тепло, и музыка, и свет.

Меня забудьте, ничего такого —
Я буду вянуть в мусорном ведре…
Как лист опавший в эту осень,
Как лед, растаявший в весне…

К бессмертию стремится каждый хочет —
А мне на это, вообщем-то, плевать…
Стихи, что я из сердца вынимаю,
Заставят вас грустить и боль принять.

Яков Есепкин

• Из книги
«Сонник Корделии»

Портреты юдиц в зефирном сумраке

Седьмой фрагмент

Именитства у томных менин,
Славят ангелы их надэфирность,
Ах, летучий восторг именин,
Кринолинов и шелков зефирность.

На фамильных часах майский сон,
Юность вечная, райская нега,
Озлачают Парис иль Ясон
Дев – белее цветущего снега.

И о розовых блещет власех
Гребней мел истонченней оклада,
И под шелками розовниц сех
Лядвий белых томится охлада.

Девятнадцатый фрагмент

Цветь нисана в пурпуре виньет,
Разлиется атрамент чудесный,
Се пылают смарагды тенет
И свивается морок одесный.

Толпы шумные, феи цветов,
Не урочество ль это благое,
Яко царей несут без щитов,
Тще рыдать о еллине и гое.

Се и мы, се и мы восстоим
С бутоньерками ломких жасминов,
И пасхалы юдоли таим,
Задыхаясь меж темных карминов.

Двадцать восьмой фрагмент

Полны амфоры ядом хмельным,
Изумрудной отравою мая,
Вдов чаруют огнем ледяным
Ягомости, свечницы взнимая.

Фей Господе к нагорным столам
Огласил, будет пир их всехрамен,
Будет мниться Его ангелам
Нощно мраморность лядвий и рамен.

Иль дадут воям огненных неб
Кубки с темной беленою Литы,
Где в пурпурный виньеточный хлеб
Кровь и слезы младенцев прелиты.

Сорок третий фрагмент

Наднебесный атрамент мелков
Опочивших царевен белее,
Чаровниц сотемняет альков,
Нимф прекрасней оне и милее.

Выжмем в кубки холодную цветь
Алавастровых лилий, зерцайте,
Феи неб, вам еще огневеть
С георгинами, нощно мерцайте.

Иль Господе на смерти косу
Заплетет волошковый букетик,
Чтоб убойную эту росу
Источал всякий мраморный цветик.

Пятидесятый фрагмент

Чресла граций меловых шелка
В бельэтажах легко увивают,
Царской оперы столь высока,
Нимфы хоры ея закрывают.

И цветочные вина фиад
Ароматом дивят неботечным,
И лилейный огонь колоннад
Перманентом чаруется млечным.

Ах, и нам темно-огненный эль
Феи смерти несут, каравая
Бледность ядом гасяше и хмель
Изумрудный со усн преливая.

Портреты юдиц с лекифами и миррой

Восьмой фрагмент

Яд в лекифы холодные, цветь
С маслом розовым феи сливают,
Аще вольно теням огневеть,
Где избранники неб пировают.

Се, Господе, пиры не Твое,
Мглу цветочную пьют ягомости,
Навили шелком тьмы остие
Идам, се не игральные ль кости.

Станут млечные принты вести
Белошвейки, закажут араков,
И дадут ко столам поднести
Гоям имберлэх – черный от маков.

Шестнадцатый фрагмент

Благодатный нисан, воспевай
Сени яркие, хором цветущий,
Пусть ломит столы неб каравай,
Это огнь, крышу мира плетущий.

Соточимся из тягостной мглы,
Роз букетники цветом одарим,
Внове черные розы белы,
Мы ль одесно еще государим.

И увидит Господе – вино
Кровью чад прелиется невинной,
И пылают хлебницы темно
В белорозной сени домовинной.

Двадцать седьмой фрагмент

Суе плакать, Господе, взывать
Ко Твоем ангелкам-гувернерам,
Так и будемся вновь пировать,
Лити пунш на крови милым ёрам.

Весел смертник небесный иль гой,
Нам юродные бляди устелят
Путь лилеями, цели благой
Нет одно, тще хламиды и белят.

Узришь нас в серной мгле – не тяни,
Юдиц шли, яко агнецы лишни,
Чтоб смеялись о ветхой терни,
Соядя переспелые вишни.

Двадцать девятый фрагмент

Славь, Белькампо, парафии тьмы,
Зла цветы и лафитники неба,
Обводи золотые каймы
Меж столовий, где царствует Геба.

Туне ль ангели нив сорвались
Вниз и дале, их Пан обольщает,
Аониды вчистую спились,
Одеон эту вольность прощает.

Лишь владыки одесно и пьют
Мглу белен в несомерных цветницах,
И червовые розы тлеют
О диаментных наших зеницах.

Пятидесятый фрагмент

Пудрой оспу юдицы сведут,
Лбы ветхим перманентом совеют,
Хороводы, мелясь, заведут
В тьме аллей, тще ль оне багровеют.

Плачь, Кармина, лекифы полны
Днесь галатским серебром и ядом,
Жарко золото – мы холодны,
Вдов смешим диаментным нарядом.

О царях тост поднимем за сех
Шлифовальщиц белены алмазной,
И на рдеющих тускло власех
Их вскипит хладность мирры образной.