Это кто ж у нас Дракон?
Путин. Ну, конечно, он!

Но вопрос пока открыт:
Кто Дракона победит?

Кто же новый Ланцелот?
Должен победить народ!
31 декабря 2011 г.

давит мороз… уж за 30!
прячу лицо в тёплый шарф.
небо из бледного ситца.
и, как всегда, ты не прав!

капают слёзы, сбегая,
вниз по холодным щекам.
сжалося сердце, страдая.
а говорил:«не предам.»

пусто на улице нынче.
прячутся люди в дома.
вместе уютно, привычно.
а я остаюся одна.

злая метель заметает
цепь из неровных следов…
и уж никто не узнает
шёпотом сказанных слов.

кончилось лето,
осень ушла,
зиму на смену
себе позвала.

стали белее
теперь небеса,
тени длиннее,
грустнее глаза.

солнце не греет,
утром мороз,
с севера веет
ветер до слёз.

кажется жизнь
потихоньку уходит,
как не держи-
её холод уводит.

что не уснуло,
дышит едва.
и я с трудом
подбираю слова.

с вами прощаюсь
до тёплой весны.
зимой слова стынут
и строчки грустны.

уходит год…
вновь поворот.
другой идёт,
с собой зовёт.

что взять с собой?
войну, покой,
до смерти бой,
любовь с тобой?

одной уйти,
судьбу найти?
жизнь впереди
иль позади?

не угадать
и не понять,
что бог опять
заставит ждать.

а надо жить,
одной побыть…
и, может быть,
вновь полюбить.

Сегодня я читаю лишь тебе
Вот в этот микрофон, и с этой сцены.
Пусть я опять немного не в себе,
Но я себе не набиваю цену.

Хочу, чтоб ты в момент вполне обычный
По взгляду моему смогла понять,
Что я тебе о чем-то очень личном
Вот прямо здесь, сейчас хочу сказать!

О том, как я так безрассудно жил,
Не видя дальше собственного носа.
Не замечал любви и не любил,
И не искал ответов на вопросы.

Еще хочу сказать тебе о том,
Что я такой, как ты уже не встречу…
Возможно, это ты поймешь потом,
В какой-нибудь другой, не этот вечер.

Мы, к сожалению, с тобою, как и все
Панически боимся сильных чувств.
К тому же я ужасный домосед
И жертва недоделанных искусств.

Но в наших силах что-то изменить!
И в бесконечной череде бессонниц
Я я лишь тебя одну хочу любить,
Послав подальше всех любовниц и поклонниц.

Как трудно быть не нужным ни кому…
Как страшно в этом одиночестве остаться.
И в этой муке каждый день тонуть,
И все ни как тобой не надышаться.

И стоя здесь, я мысленно прижмусь
К тебе, без всякой похоти и страсти.
Я за тебя по-прежнему молюсь,
Храни тебя Господь от всех напастей.

Уходит в небо дальняя дорога.
Мне наяву прекрасный снится сон.
Пускай ещё чуть-чуть продлится он!
Я посмотрю его ещё немного.
Какая мысль сокрыта в этом сне?
К чему бы это он приснился мне?
29 декабря 2011 г.

Вновь, где-то алых звезд, наполненная ванна
Безмолвно остывает, и небо вновь грустит.
Нирвана? Нет, так рано… И незажившей раной,
Останется холодное, бумажное «Прости…»

Тропой идти знакомой — легко, уткнувшись в руны,
Когда горит с Луною, Тельца Альдебаран…
Но «Перекати-полю» на поле, так безлунно,
И, почему-то, трудно не опустить «стоп-кран»…

А голуби, как прежде, летят на крошки хлеба…
Урок пропущен кем-то… Экзамен вновь не сдан…
И лишь ребенок чей-то, вдруг скажет, глядя в небо:
«Смотрите, снова падает какая-то звезда...»

Арестован Удальцов,
Обличитель подлецов,
Молодой вожак борцов
Против банды подлецов.
Зреет гнев. В конце концов
Арестуют подлецов!
28 декабря 2011 г.

Живым и павшим, вынесшим на
своих хребтах тяжелейший крест
Второй мировой, посвящаю.

Мы полмира с тобой прошагали.
Да, мы – дети суровой войны.
Мы Россию собой защищали.
Нас терзали безумные сны.

Мы – свидетели диких приказов:
«Разминировать вражьи поля!» — И в атаку мы шли среди газов –
Разрывалась от боли земля.

Мы ложились, как в жатву колосья,
И от ужаса каждый потел –
Ввысь летели кровавые клочья
Из останков растерзанных тел.

И в тисках леденящего стона
Мы смирялись с потерей друзей.
С неба солнце, как божья икона,
Поливало их скорбью лучей.

Словно эхо пасхального звона,
Замирал вдалеке взрывов гул…
Да, мы были тогда вне закона,
И нас смерти бросали на глум.

Гуляя с кралей около Суры,
Смотрю на мост – реки продрогшей вымя.
Мурлычет эхо под рукой игры
Из ресторации. В хрустальном гриме

Грустят деревья. В париках – кусты.
Лед удлинил все брови светофора.
Дома, как листья павшие, желты;
Из окон свет ночным крадется вором.

Я думал, что бросаю горсти слов
В доверчивые до предела уши.
В ответ — усмешка. Вот и весь улов.
Становиться мой голос тише, глуше…

Слова пожухли. Будто бы в бреду
Я говорю. Слова черны, убоги.
Потерянный, развенчанный иду,
Сворачивая полотно дороги.

Прошел шестнадцать — вытворять, творить.
И двадцать пять — сойти, пропасть, сорваться…
В сухом остатке — монолога прыть,
Еще – усмешка. Вот и жизнь вся вкратце.

Но вновь слоняюсь берегом Суры.
Вновь кормит небо из железа вымя.
Мурлычет эхо под рукой игры
Моей души, обледеневшей, в гриме.