Я что узник сидеть у вас на цепи?
Я, что птица живущая в клетке!
Я не враг вам, не монстр и не костолом,
Но укутан в общественной сетке!

Я сорвал бы оковы и сломал эти стены
Но и этого будет всем мало.
Не нужны нам проблемы, а нужны перемены
И так мы заложим начало!

Я что узник сидеть у вас на цепи?
Я не пес со двора для охраны!
Я желаю сорваться и с места идти
Лишь залатать бы мне раны…

В этом маленьком мире, где много людей
Узников жизни навалом!
И у каждого в сердце есть пару идей,
Для которых не многое надо….

Я что узник сидеть у вас на цепи?
Я не псих из отдельной палаты!
Я такой, как и вы – человек из петли
У которого все виноваты!

В тех облаках, что проплывают мимо,
Твои черты мне чудятся, мой милый.
Вот лоб, глаза — как дивна эта схожесть!
Летит… летит твой лик, дробясь и множась.

С любимым разлучась, душа тоскует
И нежный образ в небесах рисует.
В соавторстве с игрой воображенья,
Кладёт мазки небесной светотенью.

В лучах заката облака пылают,
Твоей улыбкой небо догорает.
И, словно взмах твоих густых ресниц,
Трепещущие крылья стаи птиц.

Я думаю… Я плачу… Я смеюсь… Дышу…
И вижу красочные сны, похожие на сны…
И не о чем и никого уже не попрошу
До будущей, неведомой нам всем, Весны…
Накрылось небо стираною простыней,
И каплет мелким надоедливым дождем.
А я по-прежнему дышу, всей пятерней,
Вновь, закрываясь… Что же, подождем,
Когда наступит май… За ним июнь, июль…
И, пряча призрачную ношу, что с собой ношу,
Срывая, как вуаль, с окон потрепанную тюль —
Скажу — спасибо, лишь за то, что я еще дышу…

Памяти отца, лётчика-истребителя, посвящается…

Две свинцовые пули, посланницы смерти,
Я на память храню о прошедшей войне.
Если скажут, что было не страшно – не верьте,
Было страшно… погибнуть в том адском огне.
В память врезался крепко денёк тот июльский,
Черноморское небо… мой «ЯК» в вышине,
Под крылом самолёта – лиман Тилигульский,
Город милый Одесса чуть-чуть в стороне…
Мой привычный маршрут, всё до боли знакомо.
Там внизу — дорогая, родная земля.
Николаев и Сливино. Аэродромы.
Истребительный полк. Боевые друзья.
… В небе вражеский «Мессер», ведущий разведку,
Получаю приказ на его перехват.
Атакую… прицелился… жму на гашетку.*)
Попадание… дымом противник объят.
Только вижу – пылает и мой «Ястребок»,
Подбирается пламя всё ближе и ближе.
Зацепил «ЯК» в атаке немецкий стрелок.
Вот огонь уже ноги и руки мне лижет.
Выбираюсь… с трудом покидаю кабину.
Самолёт уже факелом ярким горит.
Ветер дует в лицо обожжёное, в спину.
Белый купол спасительный мною раскрыт.
Приводнился, упал… была мелкой речушка.
Жгут растёртые в кровь на руках пузыри.
Там, в медчасти речной небольшой деревушки,
Оказали мне помощь врачи, как смогли.
На ногах от ожогов – белёсые шрамы.
Долго раны гноились, зажили с трудом.
В медсанбате попался мне доктор упрямый.
Присыпал раны содой… об этом потом.
… В парашюте нашёл я свинцовые пули.**)
Там застряли они, притаясь в глубине.
Не достали до сердца… не дотянули.
Я храню их как память о клятой войне.
Эти пули… на вид они лёгкие, вроде.
Хочешь, взвесь на ладони поблекший металл.
Об одном небольшом боевом эпизоде
Я впервые, дочурка, тебе рассказал.

*) Устройство для спуска курка огнестрельного оружия. В кабине истребителя
лётчик находился один, стрелка тогда не полагалось.
**) Парашют размещался в кабине на сиденье лётчика. Фактически лётчик сидел во время полёта на своём парашюте.

Капает дождь безутешный по крыше,
Ветер угрюмо бросает листву…
Может быть ты в этом плаче услышишь,
Что без тебя я уже не живу.

Мне нужен твой смех и твой взгляд ежедневно,
Хочу быть в объятьях твоих навсегда.
И если я злюсь на тебя, то не гневно,
А просто тебя безгранично любя.

Мне солнце нещадно светило в глаза,
Но так же как ты ослепить не смогло,
А ты, мне всего лишь три слова сказав,
Вскружить сумел разум и тело мое.

И дождь безутешный, уставший от слез,
Меня вдруг обнимет теплой рукой…
И что есть прекраснее девичьих грез
О том, чтоб кому-то быть дорогой?

И что может быть нежнее, чем ветер,
Что часто ласкает меня по лицу,
Чтобы однажды когда-то ты встретил
Меня на твоем бесконечном пути.

Сейчас я ушла ненадолго, чтоб снова
В сердце твое неустанно стучать.
Ты отдохнешь от меня и быть может,
Еще будешь больше меня обожать.

Я, как этот дождь, безутешно рыдаю,
Но слезы мои очень скоро пройдут.
Как северный ветер я улетаю
И может, однажды уже не вернусь.

Не страдается, не пишется, не плачется.
Скоро май.Замает, поманИт.
Попраказит, посмеётся, подурачится.
И душа, внимая, зазвенит.

Руки тонкие силком в браслеты,
Шею-в цепи, купит и пленит.
Увезёт туда, где мёртво лето,
И вокруг лишь мрамор и гранит.
Выжмет, высосет, сожрёт живую!
Благодетель… маску нацепив.
А состаришься, найдёт другую,
Молодое сердце погубив.

Налетела, выла, бушевала.
Ветром буйным с ног пыталась сбить.
Истерично в небе хохотала.
Ветви злобно принялась крушить.
В окна исступленно колотилась,
Листьев ворох смерчем закружив.
Слёзы в три ручья пускать пустилась,
Улицы в озёра превратив.
Наконец утихла… измоталась,
Выпустила пар… изнемогла,
Оглядела землю… испугалась:
«Боже правый! Я ведь не со зла!
Ой, характер у меня стервозный.
В гневе не могу себя сдержать.
Вы меня простите… только грозы
Все такие… надо нас понять.
Побушуем, пошумим… остынем,
Нежно будем землю целовать.
Солнечным лучом её обнимем,
Станем тихо о любви шептать.

Я пришла из волшебного света
Я явилась из грезной страны
Я мечта долгожданного лета
Я твои первозданные сны.

Был так холоден лед той весною
Я держалась на кромке едва
Солнца луч зазвенел под сосною
И растаяла с неба вода.

В поднебесные выси умчались
На рассвете, в другие миры.
Они долго друг с другом встречались
Узнавая об этом сквозь сны.

Тебе сегодня двадцать три.
Свой праздник отмечает Юность.
В апрель с любовью посмотри:
Весна! Она опять вернулась!

Летят шмели во все концы,
Вибрируя от нетерпенья
Испить нектар… а все цветы
От солнца в лёгком опьяненьи.

Весёлый дрозд исполнил трель,
Весеннюю озвучив радость.
Душой земли владеет младость.
Ура! Да здравствует апрель!