В каждой паре мелькающих глаз
Вижу близкие сердцу родному,
Снова музыка, медленный вальс,
И они убегают к другому.
Я по залу метаюсь в поту,
Фраки, платья, да чёртовы шляпы,
— Где же вы? — умоляю в бреду, — Окажите влюблённому знаки.
— Вы позволите, сударь?
— О, нет!
Моё сердце для танца закрыто.
Если только счастливый билет
Не увижу в руках Афродиты.
Читать дальше →
Будь счастлив! — я услышал в тишине,
Слова как меч над плахой прозвучали,
Руби с плеча, доподлинно судьбе
Известна жизнь дальнейшая в печали.
Любовь была началом и концом,
Я ею жил и грезил вечерами,
Писал стихи для музы пред окном
И видел лик любимой за свечами.
Желал тепла и верил в доброту,
Любовь дала надежду на спасенье,
Но это ложь! Я с нею и умру,
Поставим крест на нашем приключенье.
2013
Заяц по лесу гулял,
Корешки он собирал,
Собирал грибки и лист,
В деле зайчик был речист,
А потом он суп варил,
Взгляд с кастрюли не сводил;
Улыбался, песни пел,
В пляс пускался и свистел.
Читать дальше →
Автор: Виктор Шамонин-Версенев
Художник: Мирослава Костина
Your text to link...
Для лисички жизнь, что мёд,
Чрез лесок она идёт;
По кустам разносит смех,
Им пугает мошек всех.
Тут лисе навстречу лев,
Шёл к лисичке он сомлев,
В голове мыслишек тьма,
Только верх берёт одна:
Читать дальше →
Бабка печаль.
Девка обида.
Силу забрали.
Душу затмили.
Сиднем на лавке.
Явь созерцаю.
Мир вопрашаю.
Душу терзаю.
Тело мирское.
Рождённое в Яви.
В скотской трясине,
как паутине.
Ищет, рвёт путы.
Плачет смеясь.
Шаг за шажком,
прыжок за прыжком.
Прямо, налево,
направо, назад,
ищет тропинку
в скотской трясине
к жизни в поконе,
к благу в душе.
Яков Есепкин
На смерть Цины
Пятьсот сороковой опус
До сирени во сенях витых,
До пенатов и как дотянуться,
Хоть виждите отроков святых
О тенях, сколь всепоздно вернуться.
Ах, порфирный безумствует май,
Ах, цветницы, цветницы блистают,
Кто успенный, сирень вознимай,
На венки нам ея заплетают.
Столы эти лишь отроцев ждут,
Круг сидят в опомерти родные
И места их пустые блюдут,
И сирени каждят ледяные.
Пятьсот сорок первый опус
Преведем золотыя каймы
Вдоль бордовых свечей и альковных,
Ель унижем серебром тесьмы,
Дисмос вытисним взлать для церковных.
Се вино иль осадок, нести
К пировой кутии и хлебницы,
Аще горечью всех не спасти,
Вам и ветхая кровь, и сольницы.
Ах, винтажные эти пиры
И картоны, и в мелах эльфиры
Увиют нас канвой мишуры,
Где и кровь – то златые порфиры.
Благодаря издательству «Москва», элитарный читатель наконец получил возможность приобрести одну из книг запрещенного в СССР великого русского поэта Якова ЕСЕПКИНА. Ищите ранее виртуальную настольную книгу русскоязычной интеллигенции «LACRIMOSA» в КЦ «Библио-Глобус», Московском Доме книги, интернет-магазинах (books-moscow.ru/esepkin.html).
В нежно-тихую рань
Просыпаюсь в лугах,
И куда я ни глянь,
Ночка дремлет в стогах.
Льёт небесная высь
Дивный набожный свет,
Там тебя заждались,
А, быть может, и нет.
Я смеюсь и пою,
Благодать и покой,
Обнимаю зарю
И дышу синевой.
Автор: Виктор Шамонин-Версенев
Читает: Александр Вояной
Your text to link...
Яков Есепкин
На смерть Цины
Пятьсот тридцать восьмой опус
Полон стол, на фаянсовый мрак
Белых яств титул царский низложен,
Шелк пеёт, веселится арак,
Чудна сельдь от лавастровых ножен.
Ах, соникнем, соникнем ко мгле,
Чтоб рубинами выбить макушки,
Щучьи главы, мерцайте с шабле,
К вам ли прянулись мертвые ушки.
Нас лишь бей, тусклый ядъ веретен,
Овиемся червицей альковной,
Пусть влачат златопевцев меж стен
Во тлеющейся пудре церковной.
Пятьсот тридцать восьмой опус
Се январское таинство мглы,
Течь фольги, меловые сапфиры,
Бланманже и с бисквитой столы,
Где ядят ли, хозяйствуют Фиры?
Как за нами следят со шелков
Злоголосые фри и мелятся.
Мелом вытисним хвойный альков,
Пусть и этим серебром целятся.
Вейтесь, феи, взвивайтесь легко,
Бейте ядом шары солитые,
Потешаясь над вдовой Клико
И макушки темня золотые.
Яков Есепкин
На смерть Цины
Пятьсот тридцать второй опус
Тушью савскою нощь обведем,
Апронахи кровавые снимем,
Несть Звезды, а ея и не ждем,
Несть свечей, но пасхалы мы имем.
Се бессмертие, се и тщета,
Во пирах оглашенных мирили,
Чаша Лира вином прелита,
В нас колодницы бельма вперили.
Яко вечность бывает, с венцов
Звезды выбием – тьмы ледяные
Освещать, хоть узнают певцов
Нощно дочери их юродные.
Пятьсот тридцать третий опус
Петербург меловницы клянут,
Копенгаген русалок лелеет,
Аще темное серебро, кнут,
Пасторалей – оно лишь белеет.
Мелы, мелы, туманности хвой
Ссеребряше, волхвы потемнели,
Завились хлад и бледность в сувой,
А блистают петровские ели.
Дождь мишурный давно прелился,
Золотые соникли виньэты,
Где и слотную хвою гася,
Наши тлеют во сне силуэты.