Порою муза посещала
Меня в полночной тишине
И строфы чудные шептала
Вполне приятные душе.
Под властью новых вдохновений
К бумаге просится перо,
Запечатлеть чреду мгновений,
А с ними чувства заодно.
Пусть мимолетное виденье
Рождает страстную любовь
И волшебство, и вдохновенье
Для чудодейственных стихов.
Но стройный ряд стихотворений
К себе не часто привлекал.
Бывало, что в пору волнений,
В нем голос правды умолкал.
Его желанного возврата
Жду с нетерпением опять.
Не может вечной быть утрата.
И лира вновь начнет звучать.
Где жизнь с поэзией одно,
Где лира славит все земное,
Читатель скажет, что дано
Поэту творчество святое.
И все, что я в душе копил,
Как кладезь лирики поэтов,
В стихах идеи оживил
И сохранил их стиль при этом.
И дар поэтов несравненный,
А с ним заветные мечты,
Кладу их на алтарь священный:
Во имя музы и любви.
На войне, как на войне
Жизнь со смертью рядом дышат.
Те, кто жив, родной семье
Перед боем письма пишут.
В них рассказы о боях
В обороне многодневной.
О бесчисленных врагах
И о жизни повседневной.
«Ярой ненависти в дар
Каждый все отдать поклялся,
Чтоб могучий наш удар
Вражьим крахом отозвался.
Нам под силу отстоять.
И живет в сердцах надежда:
Не придется город сдать.
Защитим, как было прежде.
Пусть, где чуждая нога
Не одну версту топтала,
Не останется следа
От коричневого ада.
Был приказ и мы ушли
Из Одессы в крымский город
Севастопольской земли.
Он историей нам дорог.
Все, что отдали врагу:
За поля и за высоты,
На враждебном берегу.
Мы сполна предъявим счеты.
В день апрельский и святой
Я душой земли коснулся,
Вновь, в одесский дом родной,
Здравствуй, мама, я вернулся!»
Шорох ног, кассы лязг
День за днем, — снежный ком.
Он пытался не раз
Завязать с молоком.
Смеси, каши, кефир
Для проклЯтых детей.
В магазин втиснут мир,
Чтоб с катушек слететь.
И приходит она,
Покупать молоко.
Она чья-то жена,
Но он с нею знаком.
Был у них пересып,
Так давно перехлест.
Он тогда думал: влип.
Но потом — улеглось.
Понял он лишь теперь,
Что нужна лишь одна…
Вот коляскою дверь
Открывает она.
Говорлива, бледна
Продавцу одного
Нет, не скажет она,
Что ребенок — его.
Шорох ног, тихий лязг
День за днем, день за днем…
Я верю в прекрасное,
В лето красное,
Где птиц щебетание –
Жить обещание.
Мне с васильками поле снится.
Колодезной мне бы воды напиться.
Без сигареты чай с чабрецом
Попить бы с матерью и отцом.
Чтобы любимая лето видела.
Не сомневалась. Не ненавидела.
Чтобы с утра мы с ней, не во сне,
Бежали в туман по чистой росе.
Я верю в прекрасное
Солнце ясное.
С прохладой осенней,
Что льется в сени.
Деревья в багрянце и охры окрасе
Меня впечатляют – я в легком трансе.
Жаль, что недолго все это длится.
Жаль, что в снеге все растворится.
Осень, надрывно, дождиком плачет,
Что лето уходит. Зима маячит.
Я ощущаю природы смятение –
Скинешь листву, а когда обновление?
Я верю в прекрасное –
В уши красные
Зимой от мороза.
Метель – стервоза.
Снег под ногами скрипит. Мороз.
Воздух холодный щекочет нос.
Тяжесть одежды. С машиной проблемы.
С трудом решаются легкие темы.
Дрянь на дороги льют непонятную.
В доме, тепле находиться приятнее.
Лыжи, коньки, к сожаленью, заброшены.
Снегом поля и леса запорошены.
Я верю в прекрасное –
Весну страстную.
Талые воды.
Запах природы.
Вербы цветение. Жизни рождение.
Требует жизнь своего продолжения.
Жаль, что в копилке осталось мало
Годков. Что копеек. Да тело устало.
Любимая женщина пахнет подснежником
Под одеялом, как под валежником.
Такой получается круговорот
Год за годом, который год.
Владимир Вальков
Притяженье, как узда,
Для всего, что кружится
В пустоте летит звезда
Ей ни с кем не дружится.
То горит, не омрачив,
Свет льёт путеводный,
То вдруг чувствую в ночи
Стервы взгляд холодный.
Слёзы млечные дрожат,
Годы эхом скалятся,
Всё равно тебе я рад
По судьбе скиталица.
В мир далёкой красоты
Рвусь глазами жгучими
И в ответ мигаешь ты,
Если не за тучами.
Нет тебя в душе моей
Смута безнадёжная,
Ты сияй, родная, в ней
Прогони тревожное.
Притяженье, как узда,
Для всего, что кружится
В пустоте летит звезда
Ей ни с кем не дружится.
Гуляка-ветер по ночам, при свете фонарей,
Листву вздымая к небесам, несётся вдоль аллей.
Бежит вприпрыжку, как пацан… чуть-чуть притормозит
И, вдруг, сорвавшись в ураган, стрелой по парку мчит.
Большой проказник, озорник и хулиган немножко,
Берёзку обнял и встряхнул, сорвав с неё серёжки.
Угомонился, поутих и шепчет ей на ушко:
«Немного нонче перебрал – прости меня, подружка».
Наутро, ласковый, как шёлк и тихонький, как мышка,
Прильнул к берёзке… приобнял, ей щекоча подмышки.
Листочки нежно колыхал, любуясь каждой жилкой,
И буйну голову склонил на ветви своей милки.
кошки живут в колизее…
бродят средь древних руин…
вот в этой коморке, наверно,
раба истязал господин.
здесь христиане кричали,
собой заслоняя детей,
а львы, словно мясо, их рвали,
забавой служа для людей.
сенаторы в ложах сидели,
на белых одеждах пурпур,
подобострастно глядели
на цезаря хитрый прищур.
но кончилась римская слава,
упала под натиском лет.
и колизея не стало,
лишь эхо прошедших побед.
и бродят чудесные кошки
по вечности серых камней.
на львов, лишь, похожи немножко.
их ужин намного скромней.
бегает мальчишка.
стёпкою зовут.
никому не брат он,
никому не внук.
и никто сыночком
его не назвал.
волчонок-одиночка.
дом его- вокзал.
выманит десятку-
купит пиражок
или бублик сладний,
или просто сок.
он ещё не нюхал
из пакета клей.
путник- одиночка,
парня пожалей.
он добра не видел-
души холодны.
каждый, кто обидел,
на злобу не скупы.
катится по небу
стёпкина звезда,
только цели нету,
канет в никуда.
и зачем, когда-то
женщина-не мать,
жизнь решила парню
по капризу дать?!
Любимый! Солнце гаснет, вечер
И колокольный звон
Уносит в степь заблудший ветер
Фиордовых сторон.
Лежишь, опутанный оградой,
Укутанный землёй…
Одни, без посторонних взглядов,
Остались мы с тобой…
Мы так безропотно любили
Полесья тишину
И в чистом озере ловили
Кудрявую луну…
А помнишь? помогал ты белке
В дупло просунуть гриб,
А позже липовою веткой
Удил ты глупых рыб?
А как мы, затаив дыханье
Кукушкин ждали счёт?..
Как глуп, кто выдумал гаданье
Дороги наперёд!
Любимый! Мы одни! мы вместе!
Я жду: о позови!
Должна и там я быть невестой
Тебе – моей любви.
ОН + ОНА… вокруг семья,
И с ними недруги, друзья.
Все против их союза.
Итог — Шекспира мюзыкл:
«Яд — горечи разлуки свита.
Самоубийством АНГЕЛ сбитый
В любви объятий низко пал»…
Демон возвел на пьедестал:
«ЛЮБОВЬ — ныне непруха.
Да здравствует порнуха»…