Белоснежка и семь Гномов ( глава 1)
Глава 1.
За «тридевятыми горами»,
За лесами с «тополями»,
Жил город на семи холмах,
О красных крепостных стенах,
При Мавзолее и Кремле,
С башней «Останкинской» во мгле.
Не город, а статус-персона
Стекла, железа и бетона.
Не то чтоб «Город-солнце-сад»,
Столица. Бишь имперский град.
С хлебом-солью, водкой, баней
И с «меченым Царем» Мишаней.
С интеллигентнейшей Царицей,
Была что светскою тигрицей.
Градоначальником Борисом
И с рыжим комсомольцем Лисом.
С народом с колбасой в руке,
Да ста рублями в кошельке.
По слухам – Царство «оси зла»
Мужик где «забивал козла».
И так то царство преуспело,
Что закрома свои проело.
Сей кризис в «гласность» перерос,
«Консолидацией» зарос
И прочею белибердою,
Что обернулося бедою.
Мужик, забыв перекреститься,
Лаптями стал махать и злиться,
Что он не Князь и не Боярин,
Не Божий Сын – «Самаритянин»,
Не золотых яиц несушка,
А что «неведома зверушка».
Из смесей теста колобок.
Толь из песочницы «Совок».
Царь потихоньку «срыл» в Форос.
Ну а мужик пошел в разнос.
Стал выступать, что зря болтать,
В воздух из гаубиц пулять.
Затем послал на «х.» и в «п.»
Трясущийся «ГКЧП»…
И тут ударил в небе гром.
Из речки выполз пьяный Гном.
Он, испугавшись, что попрут
«во глубину Свердловских руд»,
Чтобы в Столице закрепиться
Решил в кого-нибудь вселиться.
Узрел подлец яки по морю
Плывущего по речке Борю.
И враз, судьбу благодаря,
Вселился в голову Царя,
Которым Боря вскоре стал
Имперский сотворив развал.
Как рассмотрел он в шлейфе брызг
Что тот пловец был пьян и вдрызг?
Известно видно только Гному.
Дале представим Гнома Рому,
Который процветал в тени.
Меня Читатель не брани,
Но тень описывать не буду.
Я не колдун, не мастер Вуду,
В кого, Кто, где и как вселялся
В неведении я остался.
Но был сей Гном «Барон нефти».
Лопатой деньги мог грести.
Не справившись, взял экскаватор.
Великий Рома был новатор.
От денег разбросал обертки
От Магадана до Чукотки.
Других два Гнома из ларца,
Не одинаковых с лица,
Мы знаем как народовольцев,
Из комсомольцев-добровольцев.
Как кукловодов кореша.
Вели что Гнома-алкаша
И водку спиртом разбавляли.
Сами не злоупотребляли.
Вершили Гномы под шумок
Самый масштабнейший «хапок».
Суверенитеты раздавали.
Себя меж тем не забывали.
Один Чернявый. Другой Рыжий.
Циничны оба и бесстыжи.
И под овации. На бис.
В свет вышел Гном «киндер-сюрприз»,
Глашатай «кидняка-дефолта».
Средь каратистов – мастер спорта.
Очкарик, выкрикнув «Кийяя»,
Лишил последнего рубля
Челядь «Страны Бухого Гнома».
Разбогатели он и Рома,
И те, кто знал что ГКО
Не облигации – дерьмо.
На этом также рубль с цента
Имел и «Миша – два процента».
Любимец женщин. Красавец.
Гном сердцеед. Крутой самец.
Улыбка – тысяч сто «У.Е.».
В Конгресс отправил реноме
Как кандидат на Царский Трон.
Но не был в Штатах утвержден.
Отправлен был как приз в награду
Приемнику из Петрограда.
Гному – семейному гаранту.
Семейных ценностей педанту.
Из «горнолыжных дзюдоистов».
Гному – чекисту из чекистов.
С харизмой – явно не сморчок,
С глазами честными в пучок.
В лазер. В оптический прицел.
Пишу и думаю: «Я цел?
Иль спустят на меня собак,
Что Гном креветка, а не рак.
Кровей не голубых, не красных,
Не Гном – обман надежд напрасных.
Герой, а не марионетка.
Не «чудо-юдо мармузетка».
Не чудо – плод зеркал кривых.
Не совесть нации слепых,
Не видящих далее носа.
А «Главный» рейтинга, опроса.
Народных сказок Добрый Царь.
Как было раньше, было в старь.
Однако дальше «гнать пургу»
Про Гномов больше не могу.
Представлю Горе. Белоснежку
Одету в черную одежку.
Которая устала слишком
Быть в Царстве папы серой мышкой,
Пешкой на шахматной доске,
Рисунком на сыром песке.
Кто, посоветовавшись с Семьей
Решила с ходу стать Ферзей.
Без помпы лишней в Кремль вошла.
Там понимание нашла.
Всех Гномов собрала в кулак.
Родился Монстр. Нет – Вурдалак,
Взращенный на сернистой нефти.
С ним также в Свет ворвались черти
И закружили хоровод
Бесовских веяний и мод.
Сей хоровод мы и опишем.
Как можем, но четверостишьем.
Сюжет по времени размажем.
А Гномам с Белоснежкой скажем:
«Сказка ложь. В ней нет намека.
Нет урока. Нет упрека.
Есть «уши мертвого осла».
Что вдаль Жар-Птица унесла.
И «замочила их в сортире».
А может, утопила в «Мире».
Вы же, как в сказке поживайте
«Да тощих мух с котлет сгоняйте».
За «тридевятыми горами»,
За лесами с «тополями»,
Жил город на семи холмах,
О красных крепостных стенах,
При Мавзолее и Кремле,
С башней «Останкинской» во мгле.
Не город, а статус-персона
Стекла, железа и бетона.
Не то чтоб «Город-солнце-сад»,
Столица. Бишь имперский град.
С хлебом-солью, водкой, баней
И с «меченым Царем» Мишаней.
С интеллигентнейшей Царицей,
Была что светскою тигрицей.
Градоначальником Борисом
И с рыжим комсомольцем Лисом.
С народом с колбасой в руке,
Да ста рублями в кошельке.
По слухам – Царство «оси зла»
Мужик где «забивал козла».
И так то царство преуспело,
Что закрома свои проело.
Сей кризис в «гласность» перерос,
«Консолидацией» зарос
И прочею белибердою,
Что обернулося бедою.
Мужик, забыв перекреститься,
Лаптями стал махать и злиться,
Что он не Князь и не Боярин,
Не Божий Сын – «Самаритянин»,
Не золотых яиц несушка,
А что «неведома зверушка».
Из смесей теста колобок.
Толь из песочницы «Совок».
Царь потихоньку «срыл» в Форос.
Ну а мужик пошел в разнос.
Стал выступать, что зря болтать,
В воздух из гаубиц пулять.
Затем послал на «х.» и в «п.»
Трясущийся «ГКЧП»…
И тут ударил в небе гром.
Из речки выполз пьяный Гном.
Он, испугавшись, что попрут
«во глубину Свердловских руд»,
Чтобы в Столице закрепиться
Решил в кого-нибудь вселиться.
Узрел подлец яки по морю
Плывущего по речке Борю.
И враз, судьбу благодаря,
Вселился в голову Царя,
Которым Боря вскоре стал
Имперский сотворив развал.
Как рассмотрел он в шлейфе брызг
Что тот пловец был пьян и вдрызг?
Известно видно только Гному.
Дале представим Гнома Рому,
Который процветал в тени.
Меня Читатель не брани,
Но тень описывать не буду.
Я не колдун, не мастер Вуду,
В кого, Кто, где и как вселялся
В неведении я остался.
Но был сей Гном «Барон нефти».
Лопатой деньги мог грести.
Не справившись, взял экскаватор.
Великий Рома был новатор.
От денег разбросал обертки
От Магадана до Чукотки.
Других два Гнома из ларца,
Не одинаковых с лица,
Мы знаем как народовольцев,
Из комсомольцев-добровольцев.
Как кукловодов кореша.
Вели что Гнома-алкаша
И водку спиртом разбавляли.
Сами не злоупотребляли.
Вершили Гномы под шумок
Самый масштабнейший «хапок».
Суверенитеты раздавали.
Себя меж тем не забывали.
Один Чернявый. Другой Рыжий.
Циничны оба и бесстыжи.
И под овации. На бис.
В свет вышел Гном «киндер-сюрприз»,
Глашатай «кидняка-дефолта».
Средь каратистов – мастер спорта.
Очкарик, выкрикнув «Кийяя»,
Лишил последнего рубля
Челядь «Страны Бухого Гнома».
Разбогатели он и Рома,
И те, кто знал что ГКО
Не облигации – дерьмо.
На этом также рубль с цента
Имел и «Миша – два процента».
Любимец женщин. Красавец.
Гном сердцеед. Крутой самец.
Улыбка – тысяч сто «У.Е.».
В Конгресс отправил реноме
Как кандидат на Царский Трон.
Но не был в Штатах утвержден.
Отправлен был как приз в награду
Приемнику из Петрограда.
Гному – семейному гаранту.
Семейных ценностей педанту.
Из «горнолыжных дзюдоистов».
Гному – чекисту из чекистов.
С харизмой – явно не сморчок,
С глазами честными в пучок.
В лазер. В оптический прицел.
Пишу и думаю: «Я цел?
Иль спустят на меня собак,
Что Гном креветка, а не рак.
Кровей не голубых, не красных,
Не Гном – обман надежд напрасных.
Герой, а не марионетка.
Не «чудо-юдо мармузетка».
Не чудо – плод зеркал кривых.
Не совесть нации слепых,
Не видящих далее носа.
А «Главный» рейтинга, опроса.
Народных сказок Добрый Царь.
Как было раньше, было в старь.
Однако дальше «гнать пургу»
Про Гномов больше не могу.
Представлю Горе. Белоснежку
Одету в черную одежку.
Которая устала слишком
Быть в Царстве папы серой мышкой,
Пешкой на шахматной доске,
Рисунком на сыром песке.
Кто, посоветовавшись с Семьей
Решила с ходу стать Ферзей.
Без помпы лишней в Кремль вошла.
Там понимание нашла.
Всех Гномов собрала в кулак.
Родился Монстр. Нет – Вурдалак,
Взращенный на сернистой нефти.
С ним также в Свет ворвались черти
И закружили хоровод
Бесовских веяний и мод.
Сей хоровод мы и опишем.
Как можем, но четверостишьем.
Сюжет по времени размажем.
А Гномам с Белоснежкой скажем:
«Сказка ложь. В ней нет намека.
Нет урока. Нет упрека.
Есть «уши мертвого осла».
Что вдаль Жар-Птица унесла.
И «замочила их в сортире».
А может, утопила в «Мире».
Вы же, как в сказке поживайте
«Да тощих мух с котлет сгоняйте».
