Вы слышите раскаты канонады
Среди рассветной летней тишины?
В людскую память грохотаньем ада
Врывается мелодия войны.

Она звенит ударами набата,
Подхваченными криком: «К бою, взвод!»
Натужно стонет раненным солдатом,
Скривившего в гримасе боли рот.

Свистит полётом пули леденящим.
Визжит фальцетом падающих бомб.
Сирены воем пробуждает спящих.
Шуршит в камнях одесских катакомб.

Гудит в огнём объятом самолёте,
Ушедшем в невозвратное пике.
И похоронкой плачет на листке
По юному бойцу девятой роты.

Залечены боёв прошедших раны.
Дни мирными заботамы полны.
Вторгаясь в сновиденья ветеранов,
Опять звучит трагедия войны.

какая страшная война
на землю русскую пришла…
стоят в руинах города
и дым там, где росли хлеба.

и гонят пленных вдоль дорог…
им бросить хлеба бы кусок,
им дать водицы бы глоток…
ах! если б кто-то только мог!

устало беженцы идут.
детей и скарб с собой несут.
скотину за собой ведут,
но ведь не ждёт никто их тут.

мычат коровы и быки,
и стонут тихо старики.
платки и кепки их в пыли.
они то горя не ушли.

глаза детей, как два укора.
нет тяжелей на свете взора.
отцам не вынести позора.
до них дойдёт он очень скоро.

всё губит страшная война:
деревни, сёла, города…
а я хочу, чтоб никогда
она на свете не была!

Оступился в надменную бездну,
Где слова, потускнев, бесполезны,
Негативы вещей не нужны.
На часах стрелки встали, остыли.
Обросло настоящее пылью.
От узорчатых жарко снежин,

Из которых рисуются губы…
«Можно?» — «Нет». И от нежности грубым
Становлюсь, от тебя – не в себе.
Вниз полет безнадежно прекрасен.
Заверяю я стансами прайсы,
Оценив, что бесценно в судьбе.

затуманилось, поросло быльём,
когда были мы рядышком вдвоём.
не жалею я и не жажду встреч-
было время мне все мосточки сжечь.

где-то там вдали, за пожарами
не слышны уже слова жаркие.
и не помню я глаза карие.
времена те в море жизни канули.

и не плачу я от обидных слов,
никого не жду, не боюсь часов.
и не маюсь я ожиданьями,
не дружу с ночами печальными.

где-то там вдали, за пожарами…

ты гори огонь лишь для серых глаз.
я душе дала от себя приказ:
лишь того любить, кто стоит горой.
у меня теперь есть такой герой!

где-то там вдали, за пожарами…

В сером и скучном вокзале,
На перепутье времен
Жду своего наказанья
Или награды за боль.

Жду, что случайно зайдешь ты
И слезы увидишь мои.
И пусть за окном идет дождик,
Мы лишь для него рождены.

Я сяду опять в электричку
И буду смотреть в пустоту…
Ты бросил горящую спичку
В засохшую сердца траву.

И пламя внутри разыгралось,
Водой его не потушить.
И мне не нужна твоя жалость,
Мне нужно тебя разлюбить.

Мне нужно забыть твои взгляды,
Улыбки волнующий свет;
Забыть несравненную радость
И счастье, которого нет.

Хочу я, пройдя через город,
Не вспомнить, где дом твой стоит
И злобный измучивший холод
В душе моей пусть не лежит.

Хочу, чтоб ты снился ночами
Кому-то другому, не мне
И чтоб за моими плечами
Не грезился образ извне.

Хочу, чтобы северный ветер
Утих, исчезая в снегу
И самым красивым на свете
Ты мне не казался уже.

Посвящается четвероногому члену
семьи близких родственников

Упитанный, породистый котяра.
Осанка лорда, длинный хвост трубой.
Янтарных глаз сияющие фары
И шерстка цвета ели голубой.

Родился в Польше. По судьбы капризу,
На Украину получил въездную визу.
Сменил Отечество, да и хозяев вскоре.
Обрёл свой кров в Жемчужине у моря.

Оставив след в степях Причерноморья,
Как Пушкинский герой у Лукоморья,
Котяра лапы навострил, как лыжи,
И очутился временно в Париже.

На Елисейских погулял полях,
Пройдясь там в своих модных сапогах.
Мурлыкал встречным кошечкам: «Bonjour!»
И заводил недолгие L’amour.

Там хорошо, там Эйфелева башня.
Но у кота сорвало снова башню,
И он летит, хвостище распустив,
На юг, к родне… короче в Тель-Авив.

Обеспокоен очень был делами в Газе.
С Натанияху вёл беседы и с Абазом.
Был шустр и лапу в Кнессете имел,
Но… в Штаты от жарищи улетел.

Живёт теперь на берегах Гудзона
С рабочей визой, строго по закону.
Весёлый, любознательный и прыткий,
Нам фотки шлёт с чеширскою улыбкой.

я влюбилась, я влюбилась…
жизнь заметно изменилась:
стали ярче краски мира,
всё нарядно и красиво.

я летаю, я летаю…
и сомнений я не знаю.
соловьи поют мне песни.
жить с любовью интересней!

улыбаются мне люди,
очень добрые по сути.
и хожу я, как летаю.
я себя не понимаю.

я летаю, я летаю…

без любви мне было скучно.
людям всем влюбиться нужно,
чтоб душа от счастья млела,
и с утра бы сердце пело.

я летаю, я летаю…

Когда узнаете её,
Тогда узнаете меня.
В ней отражение моё,
Она — вторая часть меня.

Мы существуем в мире как
Холодное или кривое
Горячее или прямое.
Как неизвестно Нет без Да.

Эти понятья существуют
Законом «вместе»- врозь никак.
И наши души существуют,
Как звезды в звездах «близнецах».
Мы с ней не противоположны-
К ней притяжение во мне-
Какой-то силой невозможной,
Каким-то действием извне.
Какой-то силой, невозможно,
Которую преодолеть.

Месяц шестой, день шестой
Вновь ворвались ко мне.
Месяц – злодей, день – жесток,
На них управы нет.

Рубят наотмашь, с плеча,
Расплющивают в жесть.
«Надо с тобою кончать»,-
Шипят ноль шесть, ноль шесть.

Шестернями вновь шерстят
Шестерки, осерчав.
Кланяюсь кленом гостям.
Вот мой финал, причал.

Нечего больше мне ждать
И некого просить.
Я от шестЁристых жал
Просел, лишился сил.

Шершни жужжат надо мной.
От них мне не спастись.
Месяц шестой, день шестой.
Шепчу себе: «Прости».

Нет, не сейчас и не здесь
Шестерки разомкну.
Сгинет шершавая месть,
Проклятья стихнет кнут.

Улыбнитесь солнышку,
Первому листочку,
Ручейку порадуйтесь,
Малому росточку.
Улыбнитесь весело
Просто так прохожим.
И поверьте-будет день
Не напрасно прожит.
Вам в ответ прохожие
Тоже улыбнуться.
Это счастья лучики
К вам назад вернутся.
Заиграет новый день
Красками цветными.
Вам же не захочется
Расставаться с ними…