Сижу на кухне. Кофе пью.
В телевизор не плюю.
Что смотрю – не понимаю,
Время тихо убиваю.

А в мозгах мысля — заноза:
«Мне бы килограмм гипноза
В один глаз, да семь на ум
Виктор Чуров – медиум.

И Наталье то ж немножко,
Она все же свет в окошке,
Телепатии чуть-чуть,
Чтоб смогла всех обмануть.

Стали б весело мы жить:
Колдовать да ворожить,
Чтоб немножко заработать
И воришек обработать,

За делишки наказать.
Если можно так сказать –
Их на бедность подсадить,
Мать их так, их Мать итить.

Что ж, я сказку начинаю
И героев представляю,
Плодов моей фантазии,
Живущих в безобразии.

Виктор и Наталия –
Природы аномалия.
Сказочники, фантазеры
И, чуть-чуть, гипнотизеры.

Рома – это тот, который
Самый молодой и скорый.
Футболист, яхтсмен, спортсмен.
Из евреев, не надсмен.

Миша – это арестант,
Среди прочих – протестант.
Политически подкован,
Но «немножко» обворован.

Анатолий – проходимец.
Общий, в общем-то «любимец».
Всем товарищ он и брат.
Большой силы тока Скат.

Витя – старины любитель.
Коллекционер, ценитель.
Яичницу, он надо же,
Любит с яиц Фаберже.

Боря – «лондонские грезы».
Шустр, как веник из березы.
Здесь украл и там поспел,
Демократии пострел.

Селиверст – Иваныч вроде.
Робин Гудом был в народе.
Грабил всех. И все такое.
Привидение простое.

Гриф – важнее важных птица.
С ним покой нам только снится.
Всю Россию «слибералил».
Сделал все борьбой без правил.

Нос – ну это кровосос.
Фруктов, овощей навез.
Продает по ценам злата,
Но ему все маловато.

Вася – это образ лоха.
Денег то ли нет, толь кроха.
Потому и крохобор.
Но, немножко, тоже вор.

Дядя Сэм – а можно Джордж.
Толи Буш, толи похож.
Власти Мира узурпатор.
Общий демократизатор…

Что ж – героев подобрали.
Поработали. Устали.
Нам пора на перекур.
Дальше – сказка-каламбур…

Покинув электричку и избежав проверки,
Один, без документов, в автобус я зашел.
Там, у окна я вещи закинул под сиденье
И, застолбив местечко, я вышел подышать.

Автобус наполнялся народом с электрички.
Он скоро увезет всех куда – то в темноту,
Где можно затеряться и навсегда остаться,
Где завтра нет в помине и где сегодня нет.

И вот водитель громко сказал, что отъезжает,
И я тогда в автобус поспешно заскочил.
Захлопнул дверь водитель, и тронулся автобус.
Автобус от вокзала стал вправо забирать.

Проехал он шлагбаум, сараи-магазины,
И понял я, что нужно мне не туда совсем.
Я в спешке перепутал и сел не в тот автобус.
Все дальше от вокзала автобус отъезжал.

Я завопил водиле, чтоб он остановился,
В его кабину громко стал кулаком стучать.
Через стекло водитель насмешливо ответил:
Не может он автобус остановить сейчас.

Я сел не в тот автобус, не там оставил вещи.
Все дальше от вокзала, все ближе к тишине.
Я забираю вправо, а мне хотелось влево.
Ошибка на ошибку ложатся за окном.

Как все несправедливо и через пень колоду.
Но почему так долго я еду не туда?
Скажите мне на милость: где мой теперь автобус,
И можно ль мне вернуться обратно на вокзал?

Я понимаю – поздно, я понимаю – сложно,
Я понимаю – смысла нет выходить сейчас.
И все же очень жалко: не знать, чего ты хочешь,
Не знать, куда ты едешь, зачем и почему.

Водитель умоляю, скажи, куда мы мчимся.
Иначе мне в салоне не обрести покой,
Иначе лбом в кабину к тебе стучаться буду!
Сказал водитель: «Ладно» — и вдруг затормозил.

Недостаточно
уже написанных стихов и выученных молитв,
когда одеяло одно на двоих,
и я не под ним.
Тогда просыпаюсь и долго смотрю вверх,
как обнаженный среди нормальных людей
прячет дефект,
как самый маленький человек.
Как Гулливер,
на которого в тесных полях
идет мелкий, щиплящий снег,
пока грезит толпа тем,
как сердце моё ест — по улицам передают куски,
и хватает его на всех.
Пока толпа наступает,
как море из белых вшей — в глаза льется,
забивается под манжеты
остывшей пижамы.
Ворочаюсь на дне,
как илистый камень.
Как Гулливер в стране Гигантов — мясом в тарелке щей.
И потолок — чистое небо,
с известкой налипшего снега,
на котором еще не написано,
что будет следующим вечером:
возьмешься ли ты меня греть,
съешь ли меня.
Медленно движется время.
Смотрю, как ты дышишь во сне,
как морщишься от того,
что не можешь ровно меня нарезать
на всех.
Как толпа в тебе
собирается. и тело моё берет в плен — простынею из белых вшей:
забивается в уши,
цепью живою на шею,
как от крестиков мелкие цепи
носят верующие.
Как я узнаю в тебе
конец своего путешествия
в далёкие земли,
и ты прижимаешься ко мне
с силой послеожоговой кожи,
вяжешь руками голыми,
и в одеяла кутаешь.
Так сны снятся долго,
Так земля впитывает мёртвых,
переваривая в белое поле.
Так видит меня,
так боится меня,
так любит меня
Бог твой,
привыкший лишь о тебе заботиться.

вот и кончились морозы,
потеплели небеса…
не пишу я скучной прозы-
на душе опять весна.

и слагаются, как прежде,
в голове одни стихи-
поделюсь своей надеждой,
пожелаю всем любви.

и неважно, что деревья
ещё голые стоят,
ведь оденут скоро ветки
яркий праздничный наряд.

зашумят своей листвою,
с ветром дружбу заведут,
от жары меня закроют
и прохладу создадут.

впереди ещё рассветы
с терпким запахом травы.
впереди ещё ответы,
если «да» попросишь ты.

Сердце отдала любви на растерзание,
Разум я оставила себе.
В голове стучит, как заклинание;
Ты такого не найдешь нигде!
Всем хорош-успешный и красивый,
И как-будто любит он меня.
Но, иногда такой бред несет кобылы сивой,
Что подумаешь: «А может это зря?»
Время бежит, как вагоны состава,
Быть любимой остается времени мало.
За что вы, мужчины любите нас?
Ведь мы вас жалеем-вот вам наш сказ…

Есть в красоте осенних вечеров
Чудесная и трепетная прелесть:
Земли, еще не сложенный покров
И желтых листьев под ногами шелест.

Сезон осенний – грустная пора.
Теряют крону клены и березы.
По ним стекают капельки дождя
Хрустальные, как утренние росы.

Срывает ветер редкие листы.
Прохлада дышит с каждою минутой
И чувствуются признаки зимы
Уже не теплой, но совсем не лютой.

Безмолвный лес туманом окружен.
Холодный ветер кружит над равниной.
Чуть слышен, где-то, колокольный звон
И крик прощальный стаи журавлиной.

Как восхищает солнечный закат,
Когда лучи за облаками скрылись.
Еще ключи потоками шумят
И отблески зари в них отразились.

И кажется пейзаж волшебным сном,
Где чередою яркие картины
Сменяются в движении живом,
Напоминая девичьи смотрины.

До поздней осени хранит свой лик
Живая, не уснувшая природа.
Пускай не видно чувств и нем язык,
Но в ней живет душа и есть свобода.

На небосводе только лунный свет
И тишина повсюду воцарилась.
В привычную одежду вечных лет
Осенняя природа облачилась.

Когда в потоке жизненных забот
Минувшее внезапно нас обнимет,
На душу грешную отрадное дохнет
И тяжкий груз накопленного снимет.

Бывает так осеннею порой,
В часы раздумий над своей судьбою,
Подует свежий ветер, пусть сырой,
Но сердце согревает, как весною.

Случаются и дни, когда в крови
Багряных окружающих узоров,
Встречает осень таинства любви
Со стороны мужских и женских взоров.

Не сожалеет осень о былом.
Не по душе ей призрачные годы.
Мы, к сожаленью, поздно сознаем,
Что мы частица малая природы.

Быть может воплощение мечты,
А может и ума воображенье,
Как отражение осенней красоты,
Возникнет в миг чудесное виденье.

Тогда и жизнь предстанет неземной.
Познает сердце вновь любви приливы.
Душа приобретет святой покой
И сохранит осенние мотивы.

8 марта- праздник мам.
с утра ей тапочки подам,
прижмусь щекой к её лицу,
подарок лично поднесу.

над ним трудилась, не ленилась-
открытка славной получилась.
я буквы ровно написала-
своё уменье показала.

живи мамулька, не горюй,
да посильней меня целуй.
гордись своей красивой дочкой
и мной подаренным цветочкам.

как мог ты разлюбить меня?
сказать, что нет во мне огня?
что у другой, наоборот,
всё тело, как струна, поёт.

а было времечко, когда
ты грелся около меня.
и говорил мне старый чёрт,
что тело у меня поёт.

ты сам ту песню погубил-
любовь во мне давно убил.

ты уходи. другой прийдёт,
тепло бесценное найдёт.
и будет греться у костра,
считая дураком тебя.

Женщина живет одной любовью,
Женщина одна ее творит.
Женский нерв оголенный болью,
Обо всех душа у женщины болит.

Мужа любит-верностью докажет,
Муж обидит- никому не скажет.
Детей всю жизнь кохала, берегла,
Дети выросли-она скромно отошла.

И мамочку свою любила,
В трудную минуту, помогала -не забыла.
И когда придет последний час,
Женщина-надежда, успокоит вас…

Я не стану говорить о женщинах мира,
Уповаю на русскую судьбу.
Женщина не чума во время пира,
Русскую, ТАКУЮ вижу я одну!

Секса в России не было,
Мы самые честные в мире!
А детки голые бегали,
Они не купались в сыре.
Такие унылые будни,
А праздники-просто угар!
Правительство-тайные блудни,
У рабочих совсем другой загар…