Не приручить смерч ушлыми речами.
Но я просек магический мотив.
Его шепчу,- и вот меня встречает,
Вкрутившись в небо, штопор на пути.

Я поражен. Теперь я обладаю
Ужасной властью. Осторожным быть
Придется мне. И я, гордясь медалью,
Ее скрываю под пятой судьбы.

Вернувшись в класс, я сел украдкой с края
И вдруг услышал, весь окоченев,-
Два пузыря, к окну перетекая,
Насмешливо бубнили мой напев.

Приятель школьный объяснил мне скоро,
Что каждый в классе знает тот мотив.
Смотрел я на него, как будто вор он.
Мне стало грустно, словно я один…

Теперь все ясно: я обычен, скучен.
Мне магия, увы, не по плечу.
Мелодией я не устрою бучу,
Да и не очень этого хочу.

Лишь иногда, взгляд погружая в известь,
Шепчу я в Высь, что жизни лишена.
Но сколько смерч я не пытаюсь вызвать,-
Кривясь, мне отвечает тишина.

Гуляя с кралей около Суры,
Смотрю на мост – реки продрогшей вымя.
Мурлычет эхо под рукой игры
Из ресторации. В хрустальном гриме

Грустят деревья. В париках – кусты.
Лед удлинил все брови светофора.
Дома, как листья павшие, желты;
Из окон свет ночным крадется вором.

Я думал, что бросаю горсти слов
В доверчивые до предела уши.
В ответ — усмешка. Вот и весь улов.
Становиться мой голос тише, глуше…

Слова пожухли. Будто бы в бреду
Я говорю. Слова черны, убоги.
Потерянный, развенчанный иду,
Сворачивая полотно дороги.

Прошел шестнадцать — вытворять, творить.
И двадцать пять — сойти, пропасть, сорваться…
В сухом остатке — монолога прыть,
Еще – усмешка. Вот и жизнь вся вкратце.

Но вновь слоняюсь берегом Суры.
Вновь кормит небо из железа вымя.
Мурлычет эхо под рукой игры
Моей души, обледеневшей, в гриме.

Курю в окно. Давно пора бы бросить.
Не получается, увы, пока никак…
А за окном весна. Весна как осень,
Слезой сжимает все вокруг в кулак.
Там за окном спешат куда-то люди,
Что так боятся ненароком растрясти,
Своей души, давно застывший студень.
Стараются они, сжав зубы обойти,
Не только грязь, проталины и лужи,
Попрятавшись под крышами зонтов…
Нейлоновыми куполами в танце кружат
Они, под музыку искусственных цветов.

Ты хочешь еще раз увидеть те крылья?
А я — не могу и уже не хочу…

Ты спросишь меня: «Отчего же застыл я?»
А я, как и прежде, опять промолчу…

Ты можешь услышать неслышный их трепет,
Когда, я однажды их вновь распустив,

Расправлю их вновь… А ОН… ОН ослепит
Меня… Мне тебя никогда не простив…

Твоя дикая тихая грусть,
Вдруг наводит на мысль одну:
Все идет своим чередом и пусть,
Даже если идет ко дну!

Омертвевшим златом звеня,
Избавляясь от груза лат,
Это ты научила меня
Не оглядываться назад.

Не бояться смотреть в лицо
Неизвестности перемен,
Показаться кому-то глупцом,
Оказавшись средь голых стен.

Это ты объяснила мне,
Что природу не обмануть.
Как печаль не топить в вине,
Самому, чтобы в нем не тонуть.

Как, избавясь от старых лат,
Превратившихся в прах и тлен,
Не оглядываясь назад…
Ветер, чувствовать, перемен.

Как и прежде, ни в чем не клянусь,
Не молюсь, не даю обет…
Все идет своим чередом, и пусть!
И за это спасибо тебе…

Время падает со скоростью свободного паденья…
Дней прошедших – горкою на дне часов песочных,
Засыпает время колбу со стеклом непрочным,
Перемалывая в пыль разорванные жизнью звенья.

Время сыплется надеждою, мечтой и верой,
Падая на дно сгоревшим серым пеплом.
Дней, что кажутся прошедшими нелепо,
Лет, что видятся жестокой жизни стервой…

Время с шелестом стекает узким горлом
Колбы призрачной с надтреснутым стеклом.
То, что показалось вечным – это истекло…
И перевернуть нельзя часов песочных колбу.

Слышно лишь, как тихо сыпется песок,
И бежит себе, бежит часов песочных время,
Горкою ложась на дно и превращаясь в кремень,
До тех пор, пока ещё пульсирует висок…

Облачившись в белые одежды,
как суровая холодная зима,
за окном покрытым пухом снежным
ты стоишь, тоску в душе храня.

Бережешь ее, прикрыв ладонью
согреваешь, думаешь о нём,
но холодной отражаясь болью
белый пух кружиться за окном

И так странно пребывая между
двух миров, где так сильны слова
о любви возвышенной и нежной
ты грустишь став холоднее льда.

О судьбе с душой уже не споря
и в страданьях больше не виня
тех о ком страдать совсем не стоит,
кто ушел за двери навсегда.

Облачившись в белые одежды,
сбросив с плеч печали тяжкий груз,
стала ты как королева снежной
и воздушной словно снежный пух.

расщедрилась поздняя осень
на пару отличных деньков.
и мы, все проблемы отбросив,
гуляем средь голых садов.

шуршат облетевшие листья
с берёзок и ярких осин.
и низко склоняются кисти
прекрасных и нежных рябин.

а солнце тепло золотое
несёт нам сквозь сетку ветвей.
я слышу- ты шепчешь три слова,
как будто поёт соловей.

и я о весне не мечтаю-
мне сладко в осеннем саду.
и сердце моё замирает-
я рядом с любимым иду!

вот и первая пороша…
белый, белый снег летит.
ничего не потревожив,
лёгким пухом он лежит.

на траве и на заборе,
на деревьях и кустах,
на тропинках и дороге,
на домах и на мостах.

на листве, давно опавшей,
на ресницах, на бровях…
о словах забыв вчерашних,
я стою, тебя обняв.

красотой заворожённый,
в сердце нега и покой.
и, конечно же, влюблённый
буду я всегда с тобой.

утро осеннее. солнце
встало с востока, ленясь.
а с запада снежная туча
навстречу ему прорвалась.

и вот над моей головою
летит уже хлопьями снег…
а солнце не хочет сдаваться,
неся миру утренний свет.

и весело белым снежинкам-
блестят они, точно алмаз.
и словно солистки в балете,
являют себя напоказ.

яркое солнце и беленький снег…
мир в кружева дорогие одет.
картиной любуюсь… тепло на душе.
поют с утра птицы на сердце уже.