Рвать пожухлые цветы,
Отрекаясь смолоду,
Этот сад забудешь ты
По дороге к городу.

Взгляд твой близок и далёк
Чем-то недосказанным,
Словно синий василёк,
На картинке смазанный.

Весь в тумане водоём,
Хмарь над домом тянется,
Но навеки ночь вдвоём
Светлым сном останется.

Заплутавший в листопад
Ветер-деревенщина,
Про тебя шептать мне рад,-
'Золотая женщина.'

Бесприютна неба высь,
Где она без просини,
Ты с улыбкой оглянись,
Исчезая в осени.

© Copyright: Владимир Вальков, 2012
Свидетельство о публикации №11210032788

Глухо рыча, ко мне подползает, крадется,
Звериной сутью почуяв добычу. Но вот
Что-то затих… Я не вкусен, вымазан дегтем?
Вдруг рявкнув, вонзается жадно в ухо и рвет

В клочья его, стервенея на раз до визга,
Взбивая миксером комнатный воздух в наст.
Снова я проклят, снова я изгнан.
Теперь вроде справа взъярилось, пришла напасть.

Или же слева сливают меня нахрапом?
Замолкнув, в заросли стен зверь дал стрекача…
Небо щетинится, туча – оконным кляпом –
Все глубже – все ближе, гулко ворча.

Грянуло, грохнуло слева, справа и сверху,
Вразнос и в раздрай набросилось сворой зверья,
В череп вгрызаясь, рыская через прореху,
Мой страх трепанируя, мороком грудь сверля.

Я, захрипев, головою вонзаюсь в стену
И сквозь нее прохожу, истекая в тень.
Шкуру рычащего зверя я там одену.
Мне бог перфораторный высверлит путь на день.

ьныний, Кобеветной, Блаилаеса.

Вот весна пора желанья И в душе не гаснет свет Брось невинные лобзанья Лучше сделай мне миннет

Цветущих садов пряный запах
Мне ветер в окошко принес.
В саду гиацинт в синих латах
Главу свою гордо вознес.
Пробился сквозь толщу почвы,
Прорвался сквозь зимние сны,
Принес красоту свою миру
Маленький рыцарь весны.
Он за весну готов биться,
Он в бой готов за любовь!
На нем пламенея застыла
Божья коровка как кровь.
Горд его синий колос,
Краски чисты и ясны,
Он небо принес на землю
Маленький рыцарь весны.

Ты так прекрасна и мила Что ночь становится светла И солнце меркнет пред тобой Сколько ж я выпил боже мой

Капелькой нежности где-то слева,
Толикой верности, данной свыше
Я же с тобой! Ты ведь, правда, веришь?
Я же дышу! Ты ведь, правда, слышишь?

Листьями по ветру — еле слышно,
Шелестом книги и скрипом двери
Я же дышу. Ты ведь, правда, слышишь?
Я же люблю. Ты ведь, правда, веришь?

Запахом счастья — чуть слаще ягод,
Шёпотом неба — чуть громче крика — Я же дышу… Ты ведь слышишь, правда?
«Я же люблю…», — повторяю тихо…

Капелькой нежности где-то слева,
Толикой верности, данной свыше
Ты же со мной. И я в это верю,
Дышишь ведь ты. Я же это слышу.

Покинув электричку и избежав проверки,
Один, без документов, в автобус я зашел.
Там, у окна я вещи закинул под сиденье
И, застолбив местечко, я вышел подышать.

Автобус наполнялся народом с электрички.
Он скоро увезет всех куда – то в темноту,
Где можно затеряться и навсегда остаться,
Где завтра нет в помине и где сегодня нет.

И вот водитель громко сказал, что отъезжает,
И я тогда в автобус поспешно заскочил.
Захлопнул дверь водитель, и тронулся автобус.
Автобус от вокзала стал вправо забирать.

Проехал он шлагбаум, сараи-магазины,
И понял я, что нужно мне не туда совсем.
Я в спешке перепутал и сел не в тот автобус.
Все дальше от вокзала автобус отъезжал.

Я завопил водиле, чтоб он остановился,
В его кабину громко стал кулаком стучать.
Через стекло водитель насмешливо ответил:
Не может он автобус остановить сейчас.

Я сел не в тот автобус, не там оставил вещи.
Все дальше от вокзала, все ближе к тишине.
Я забираю вправо, а мне хотелось влево.
Ошибка на ошибку ложатся за окном.

Как все несправедливо и через пень колоду.
Но почему так долго я еду не туда?
Скажите мне на милость: где мой теперь автобус,
И можно ль мне вернуться обратно на вокзал?

Я понимаю – поздно, я понимаю – сложно,
Я понимаю – смысла нет выходить сейчас.
И все же очень жалко: не знать, чего ты хочешь,
Не знать, куда ты едешь, зачем и почему.

Водитель умоляю, скажи, куда мы мчимся.
Иначе мне в салоне не обрести покой,
Иначе лбом в кабину к тебе стучаться буду!
Сказал водитель: «Ладно» — и вдруг затормозил.

Нож вошел в нее глубоко,- где сердце.
Сжал разделочный нож, – был вне себя.
От ее слов-псов никуда не деться, –
На меня натравила всех собак.

«Ты — никто. Ты будешь самый последний
Из мужчин, с которым я пересплю!»-
Оттолкнула меня.«Забудем сплетни.
Поменяем, может, минус на плюс?»-

Я пытался обнять, просил прощенья
За себя, за нее, за нас двоих.
Сел на кухне в угол. Ржавел в ущелье
Свет, — и двое немых, к тому ж глухих.

Я ревел в машине, пугая кошек:
«Стерва! Мразь!» — и бился лбом о панель.
«Уходи», — отрезала. Я был скошен.
Убегала лестница, я – по ней.

Шелестела в ухо нежно и влажно.
Вместо лампы – ящик, — фильм невпопад.
«Ты, — шептала,- лучший. Другие – лажа».
Вдруг мне в сердце вонзает острый взгляд.

Катится строчка за строчкой. Ждет читатель,
Дышит в спину, нетерпеливо ворчит,
Брызжет слюной, вырывает лист, некстати
Всхлипывает, скулит без всяких причин.

Листы, затопив словами, в темной обложке,
Бутылочной их швыряю чИтарю в пасть.
Он жадно глотает бестселлер – снов окрошку,
Восторженно мне рукоплещет. Громко, всласть

Он ревет всю ночь. Я поклоннику шлю поклоны,
За внимание благодарю его впотьмах.
Он протягивает ко мне с шумом руки-волны,
Умоляет меня,- он жаждет еще письма…

Пятница. Смуглый, косматый, нагло скалясь,
Приперся в пещеру критик, — меня терзать.
Эхом размазывал он меня по скалам,
Словом травил, так ядом жалит гюрза.

Он утверждал, что я — графоман пропащий,-
застряв на острове, крабам, китам пишу.
С таким же успехом можно карябать в ящик,
Или сыграть в него под вечерний шум.

«Ах ты, змеюка!» — и за тесак схватившись,
Критику я преподал экспресс-урок,
Отомстил с лихвой за письма, романы и вирши.
Но что за… Резко боль пробуравила бок.

Пятница сгинул, пропал в багряной дымке.
Я вслед за ним исчезал. И свет – слабел.
«Я — не Пятница!» — некто вдруг крикнул дико.
«Браво!» — рукоплескал океан… себе.