"Милая берёзовая роща..."

Милая берёзовая роща,
Первый крик летящих журавлей.
Зорька кудри в озере полощет,
Красотой любуется своей.
Я бреду мятежный и забытый,
Осенняя сам себя крестом,
В благодать душой и телом влитый,
Растворившись в ней серебряным дождём;
Не прошу, не жалуюсь, не мерю,
Становлюсь с природою на круг.
Ты не верь в мою нежданную потерю,
Посмотри, как я украшу луг.
Автор: Виктор Шамонин (Версенев)
Читает: Александр Водяной
Your text to link...
Художник: Мирослава Костина

Яков Есепкин Черная белизна на портрете

Яков Есепкин

Черная белизна на портрете


Напрасно плел небесный свет
Узор надмирного соцветья.
Нахлынул день из бездны лет
И нет старинного бессмертья.

Одна серебряная ось
Сияет в мороке вселенной,
Держа все то, что взорвалось,
Перегорело в жизни бренной.

Сырое зеркало весны
Еще хранит отображенье
Сугробов талой целины,
Но в прошлом каждое движенье.

Деревьев тусклый фейерверк.
Зенит окрасил и округу.
Рвануло с пенным слитком вверх
Диск Ра — по золотому кругу.

Все так, он зрим земным торгам
Да пилигримам инфантильным,
Но циклос помрачился там,
Где и горел огнем субтильным.

Лег рыхлый снег. Под ним листвы
Кровавая помада в цвете.
Размыты блеск и хлябь канвы
На вытекающем портрете.

Свечою млечною горит
Фантом пространства и деннице
Пересылает вечный хит
Богоявленья в психбольнице.

А там царит амбрэ «Clema»
И аромат амонтильядо
Свергает избранных с ума,
Респект сему, коль так и надо.

Искрится, рея тяжело,
Над нами траурное знамя,
Но все, что мраком обожгло,
Не покоробит смерти пламя.

На лики блеклый снег налип,
Фигуры полые запали.
Подъяты на колонны лип
Полуразрушенные дали.

В грезеток бьют наверняка
Своими стрелами амуры,
Ах, страсть весенняя мелка,
Оне унылы и понуры.

Днесь прямо в цоколи гробниц
Смерть залетает и румяна
Опять кладет на мрамор лиц,
Днесь рану сокрывает рана.

Взвиваясь, падают назад
Тройные небеса в разводах,
И сквозь листву мерцает ад
В слоистых черно-белых водах.

Мы долго Тартар юровой
Лукаво с Дантом воспевали,
Сейчас откликнись, кто живой,
Кому цетрары даровали.

Высок притроновый удел,
Ярки небесные чертоги,
Сапфирный князь их соглядел
И свил розницами пороги.

Лежат в левкониях они,
Их розным флером застилают
Косые адские огни
И суе ангели пылают.

Зачем о мраморниках тлеть,
Когда сие давно пустые,
Нельзя одесным уцелеть,
Хотя пусть гибнут, как святые.

А были праведники мы,
Адских садовников корили,
Гореть нельзя в гравирах тьмы,
Созвездно всех миротворили.

И что успенным горевать,
Жечь вспоминанием пенаты,
Хоть будем венчики сбивать
С елинок, чары тлить из ваты.

Подарят жемчуги светил
Снегам бескровное блистанье,
И полночь крепом тяжких крыл
Покроет наше угасанье.

Каша из топора Сказка в стихах

Служба каждого солдата,
На смекалку ту богата.
Как-то летом в час ночной,
Встал солдатик на постой.
Он и голоден и квёл,
Он с тоской глядит на стол.
Только стол тот чист и пуст,
Над столом тот свет не густ,
А старушка перед ним,
Не парит, как херувим;
Перед ним она, как дуб,
Взгляд её совсем не люб,
Бровки хмурит и сопит,
Жадность в бабушке не спит.
Да солдату дела нет,
До её проблем и бед:
— Я, бабулька, есть хочу,
Хоть ворону проглочу!
Только вижу хнычь не хнычь,
От тебя не жди кулич!
Врать старушке в самый раз,
Врёт старушка без прикрас:
— Я бедна, солдатик, знай,
Вышел в год неурожай!
Тут, в углах, не пискнет мышь,
В сундуках тех дремлет шиш!
Наш солдат не знал каприз,
Пред старушкой он не кис:
— Вижу сам, что ты бедна,
Бедность тут во всём видна,
Но коль есть в углу топор,
Ни к чему нам разговор.
Кашу, мать, из топора,
Сварим в часик-полтора!
Удивилась бабка, страсть,
Только бабке кур не красть:
«Вижу ты, солдатик, хват,
Но простецкий ты солдат!
Угоститься я не прочь,
Сладкой будет эта ночь»!
Был солдат на дело скор,
В чугунок вложил топор,
Вмиг залил его водой,
И на печь, в огонь живой.
Улыбался он и цвёл,
Сеть старушке снова плёл:
— Будет кашка славна, мать,
Слов мне в яму не кидать!
Вот прошёл какой-то час,
У солдата вспыхнул глаз.
Взял солдат на пробу вар:
— Ох, какой у нас навар!
Всыпать бы крупы чуток,
Не закрыть бы мне роток!
Ел бы кашу, не бледнел,
На глазах твоих жирел!
Бабка ходом и в сундук,
Не впервой трудить ей рук;
Принесла той гречи в край,
Только делом управляй!

Похвалил её солдат:
— Нам крупы, мать, в аккурат!
Будет, чем заполнить брешь,
Только радуйся и ешь!
Полчаса прошли, что миг,
У солдата время пик:
— Что за прелесть кашка, мать,
Запах кружит, не унять,
А коль вышло каши впрок,
Нам бы маслица шматок,
И в ту кашу, в самый жар,
Это будет Божий дар!
Уловила бабка спрос,
Ей решён в момент вопрос.
Чугунок солдат на стол,
Речь он скромную повёл:
— Нам бы ложки, хлеб и соль,
Пальцы тут уж не мусоль;
Открывай пошире рот,
Ложку чёрт не отберёт!
Бабка к полке и назад,
Ложку в руку взял солдат,
Посмотрел на соль и хлеб,
Духом вмиг солдат окреп:
— Вынимать топор не сметь,
Каши вкус уйдёт, заметь!
А топорик чудный, мать,
Грех тебе его терять!
Бабке радость и не скрыть,
Ей придётся с нею жить:
«Чудный, правда, мой топор,
Просто радует он взор!
Стану я его беречь,
От соседей тех стеречь»!
Ложки знали цепкость рук,
Долго шёл по дому звук,
А потом забрёл к ним сон,
Был цветным и крепким он.
Утром ранним встал солдат,
На старушку бросил взгляд:
— Врать мне, бабка, не с руки,
Будут дни твои легки;
Есть топор и есть дрова,
Руки есть и голова,
Есть крупа и масло есть,
Будет, с чем за стол присесть,
А коль в доме хлеб да соль,
Голод в доме ты не холь.
Бабке он поклон отдал,
Путь с улыбкою верстал,
А старушка вмиг в надзор;
Не дай Бог упрут топор,
Да и думка та при ней;
Не созвать ли в дом гостей?

Конец

Автор: Виктор Шамонин (Версенев)
КНИЖКА МУЛЬТИ-МУЗЫКАЛЬНАЯ КАША ИЗ ТПОРА, скачать:
Your text to link...

СКАЗКУ КАША ИЗ ТОПОРА читает АЛЕКСАНДР ВОДЯНОЙ;
Your text to link...

Художник: Мирослава Костина

Яков Есепкин Дует северный ветер

Яков Есепкин

Дует северный ветер

Что горело в пространстве тяжелом
И для нас, на века сорвалось,
Ветер плачет в ракитнике голом,
Мрак подъят на искрящую ось.

От готических замков холодных,
От летающих вычурных стен
Как взнестись ангелам до разводных
Небоцарствий, не внемля камен.

Тронут патиной мертвый декорум,
Всюду тленье и райский дурман,
Теней замковых блещущий форум
Пьет фиоловый нежный туман.

Штиль фламандский скрывает упадок,
Морный контур взыскует небес
Для блуждающих путников, сладок
Сон их тихий, высок интерес.

Здесь ли видели бойные музы
Златогорлых певцов хоровых,
Стали мрамором тайные узы,
Единившие сомны живых.

Взор Шарлотты печален, харизма
Пуаро белой пудрой взята,
На сиреневый прах дуализма
Нега эллинской тьмой разлита.

Ах, сюда бы Пикассо, в каденций
Зазеркалье, ко пудрам витым,
Бить амфоры Пальмир и Флоренций,
Усом фридам грозить золотым.

Но блюдут англосаксы манерный
Черный флеор скитальческих саг,
Мертв Рудольфа блюститель каверный,
Тальком пурпурным вит саркофаг.

Не безумствуй, еще уберутся
Ангелочки во жертвенный флер,
Вечно лики хотя не сотрутся,
Их Господь милосердный отер.

Пресветлил Он кровавые тени,
Кровь на раменах снега белей,
Выжжем пеплами древние сени –
Будет морок еще тяжелей.

Скоро в залах, окованных глянцем,
Смерть померкнет, и в темную даль
Вместе с дней светоносным багрянцем
Улетит, нагнетая печаль.

Скоро вниз упадут с торной трассы
Расширяющиеся миры.
И раздавят, в пустые атласы
Разлетимся с тобой, как шары.

Яков Есепкин Электрическое лицо

Яков Есепкин

Электрическое лицо


Реставрация смерти

Содрогнулась душа только раз,
Но осело внутри напряженье.
Электричество будто алмаз
Режет странное изображенье.

Покачнулся престольный штатив,
И в просеянном безднами свете,
Раздвоясь, мировой объектив
Смерть представил на фотокассете.

Распадается белый овал,
Если хроника дня оживает,
А едва освещается зал — Он горит и людей убивает.

Фауст, помнишь иные миры,
Те ж меловые тусклые маски,
Щедро все окупились дары,
Мыши с писком порхают из ряски.

Я встречал и в адницах пустых,
Где нельзя королей их востретить,
Молью битые тени святых,
Коим нечего смерти ответить.

Хороша наша жизнь, а одно
Мало стоит у вздорной Гекаты,
Подносите чумное вино,
Станем пить, буде ангели святы.

Будем яд ваш, желтовницы, пить,
Фарисейские слушать реченья,
У лабазников нынче купить
Можно трути для ангелов мщенья.

Вот пирует Царица-Чума,
Льет нам в рюмки чурные нектары,
От безумия горе, ума
Недостаток повсюду и чары.

Фарисеям зачем возражать,
Мироволенным книжников ордам,
Пусть вечереют, красные жать
Время свечи, их дарствовать лордам.

Равно столпников тьмы предадут,
Не выносят бессмертия черви,
Томы книжные кровью сведут,
Раздарят недовешенным верви.

Свечек морных, тесьмой извитых
Череновой, снести ли возбранно,
Чтите мертвой сиренью святых,
Белоцветностью небо охранно.

Чур, с Гиреем Баграт их возьми,
Хан ли, царь станет балие править,
Шевелят пусть в музеях костьми,
Нас и можно серебром оплавить.

"Припаду я к ручью звенящему..."

Припаду я к ручью звенящему,
И холодной воды напьюсь.
Я скучаю по настоящему,
Моя милая тихая Русь.
Я скучаю по росным травам,
По раздолью лугов и полей,
По зелёным манящим дубравам,
И по крику твоих журавлей.
Мне сродни бесконечные дали,
Голубень чудотворных небес,
Мне сродни, когда вьюга февралит,
Обнимать твой уснувший лес,
Мне сродни белоствольные рощи,
Где поёт на заре соловей,
Становлюсь в этот миг я проще,
Становлюсь в этот миг добрей.
Я губами к ручью припадаю,
То ли пить мне, а то ли петь?
Я молитву читать приступаю,
Без вина начинаю хмелеть.
Автор: Виктор Шамонин (Версенев)
Читает: Александр Водяной
Your text to link...

Любви мятежное теченье 5

Уважаемые читатели! Даю ссылку для скачивания романа в полном объеме, с листанием страниц и музыкальным сопровождением. Читайте и наслаждайтесь.
www.fayloobmennik.net/5442866

Глава V. Одесские музы
Часть 48. «Итак, я жил тогда в Одессе…»

И вот поэт уже в Одессе,
Где об «Онегине» писал.
Как путешествовал повеса,
В каком он обществе блистал.
На юге солнечной Пальмиры
Бывали многие кумиры,
Но Пушкина заслуга в том,
Что он талантливым пером
Одесский колорит прославил
Гораздо выше черт плохих:
Пыль, грязь, безводье и других.
Писал, что видел, не лукавил.
И вызывал улыбки дам
Потоком острых эпиграмм.

Часть 49. Одесская жизнь
Любил, как музыка Россини
Чарует звуками людей,
Волну морскую, темно-синей,
Сиянье рейдовых огней.
Он слышал говор разных наций.
В восторге был от чудных граций,
Блиставших южной красотой.
Поклонников за ними рой,
Охотников любовной страсти,
Желающих доступных дам,
Чтоб с ними завязать роман
И покориться женской власти.
И наш герой, без лишних слов,
Их поддержать уже готов.

Часть 50. Амалия Ризнич

C душою, полной огорчений
От кишиневской суеты,
Поэт, без долгих рассуждений,
Искал приятные черты
В одесском обществе с успехом.
И пусть безденежье помехой
Порою сдерживало пыл,
Когда играл или кутил.
В те дни, из трех красавиц местных,
Блистала яркой красотой,
Мужчин тревожила покой
Улыбкой на глазах прелестных.
Конечно, Ризнич и она
Любовью страстною полна.

Часть 51. «Моей любви безумное волненье...»
На вид казалась эксцентричной.
Любила в карты поиграть.
В нарядах женских необычных
Себя умела показать.
В костюме полуамазонки,
С мужскою шляпкой на головке
И с длинной черною косой –
Все сочеталось с красотой.
Едва ли можно беcпристрастно
Судить о чувствах двух людей,
С сердцами полными огней,
Когда любовь довлеет властно.
Поверим пушкинским стихам,
Что был с Амалией роман.

Часть 52

Любви мятежное теченье
Поэт испытывал не раз.
И муки ревности, волненье
И вдохновение подчас.
Нет, чувства к Ризнич не остыли.
Они в душе поэта жили.
Тревожили немало лет,
Оставив в ней глубокий след
Неутихающей кручины.
Но время лечит. И любовь
В безумном сердце вспыхла вновь
У ног Собаньской Каролины.
А это тема новой части,
Где речь пойдет о сильной страсти.

Часть 53. Каролина Собаньская

К одной из полек, двух поэтов,
Прославивших ее в стихах.
Тщеславной, ветреной, при этом,
И с тайной в жизненных делах.
Такая общая картина,
Где в главной роли Каролина.
В одном ряду с ней граф стоит,
Ее любовник, хитрый Витт.
Соперник Пушкина – Раевский.
Культурный городской бомонд,
Хозяйкой собранный в салон
В особняке на Ришельевской.
В разгаре светский званый бал.
Гремит мазурка. Полный зал.

Часть 54

Впервые Пушкин у графини
Среди восторженных гостей.
И, здесь, с прелестной Каролиной
Его друзья знакомят с ней.
Он покорен. Уже во власти
Очей красавицы, где страсти
Сверкают неземным огнем.
И с каждой встречей их вдвоем
Все больше в свете замечают,
Как Пушкин с дамой на виду,
В театре или на балу.
Свою влюбленность не скрывают.
Уверен Пушкин в том, что он
Уже в Собаньскую влюблен.

Часть 55. « В волненьях нежных и мятежных...»

И как тут можно не влюбиться,
Когда полячка так стройна.
Прекрасным обликом гордится
И чувством нежности полна.
Любила музыку и танцы.
Сама играла и романсы
С душою пела для гостей,
По вечерам, в кругу друзей.
С глазами, полных томной грусти,
Она казалась божеством.
Он понимал всем существом,
Что голос сердце не отпустит.
«Да, это Демон красоты
Явился в образе мечты!»

Часть 56

А, может родственные души
Сошлись в единстве светлых чувств,
Когда сердцам неравнодушен
Источник пламенных безумств.
И Каролина оценила,
В те дни, когда его любила,
Начитанность и острый ум,
Призвание высоких дум,
Стихи влюбленного поэта,
Желанье дамой обладать
И в полной мере страсть познать
В любви от милого предмета.
Есть письма о романе двух.
Мы огласим, немедля, вслух.

Часть 57. Пушкин — Собаньской

Письмо вчерне. Текст по-французски.
В нем не указан адресат.
Переведем его на русский,
Поскольку смыслом он богат.
«Нет, не из дерзости пишу я
Или кому-нибудь ревнуя,
А в силу собственных безумств
И от избытка нежных чувств.
Я признаюсь вам откровенно,
Что не сдержу страстей порыв.
За ним последует разрыв
Всех отношений, несомненно.
Тогда любовь покинет нас.
И, тем не менее, я вас…

Часть 58. «Что в имени тебе моем?...»

Пусть вы по — прежнему прекрасны,
Но увядает красота,
Как меркнет день, без солнца, ясный,
Как забывается мечта.
От ваших прелестей опавших,
Когда-то многих увлекавших,
Душа исчезнет навсегда.
Она не встретит никогда
Мою, в пространстве бесконечном,
Как в равной степени судьба
Соединить нас не смогла
При жизни, столь недолговечной.
Былое счастье не вернуть.
Нам уготован разный путь».

Часть 59

Любовь прошла, как шторм на море,
Как утихает сильный бриз.
В Москву вернулся Пушкин вскоре,
А Каролина – в Кореиз.
Жизнь их по-разному сложилась.
Ведь Каролина не решилась
Поэту дать прямой ответ:
Согласна быть с ним или нет?
Остались грусть и посвященье,
Как апогей былой любви,
Последней встречи на пути,
Как скоротечное мгновенье.
Теперь, из трех одесских дам,
Последнюю представлю вам.

Часть 60. Елизавета Воронцова

Одну из ярких муз поэта,
Его таинственной любви,
Где есть вопрос, но нет ответа.
Разгадка ждет нас впереди.
Возможно, сердце Воронцовой
Рванулось к счастью с силой новой,
С желанием зажечь любовь
В прославленном поэте вновь.
В ней легкомыслие с кокетством,
И прелесть сердца и ума,
И знаний разных глубина
Дружили мирно по соседству.
А быстрый, нежный взгляд очей
Сравним с сиянием лучей.

Часть 61. Пушкин – Воронцовой

«Мой ангел чистый и волшебный,
С улыбкой тихой на устах,
С оттенком грусти неприметной
И в романтических мечтах.
Поверьте мне, что с той же страстью
Моя душа стремится к счастью.
Любовью каждый час полна.
Готова вам служить она.
Как долго я в молчанье тайном
Могу ласкать густую прядь.
И в мыслях образ призывать.
С волненьем взор ловить случайный
И с нетерпеньем встречи ждать.
Вас обнимать и целовать.

Часть 62. «Моей таинственной любви...»

Нетерпеливо жду свиданья,
Когда увижу вас, мой друг.
Душа в порыве ожиданья.
Ее коснулся трепет вдруг.
И вот уже с очарованьем,
Наполненный любви дыханьем,
Спешу к прелестнице своей,
На встречу долгожданной с ней.
Сбылись желанья. Не напрасно
Был к вам чувствительно влеком.
И восхищался, как цветком,
Обворожительно прекрасным.
Любовь превыше всех наград.
Ей все равно, что говорят.

Часть 63. «Храни меня, мой талисман...»

Что мне молва с ее злословьем.
Пускай смеются надо мной.
Я верю, что вручен с любовью
На память перстень непростой.
Как изумительно он ярок,
Любимой женщины подарок!
В нем непрозрачный сердолик
Сияет, словно милой лик.
Его до смерти сохраню я,
Как талисман любви святой,
Дарованный самой судьбой,
Когда вдали от вас тоскуя,
Он мне напомнит звездный час,
Соединивший в жизни нас».

Часть 64. «Будить мечту сердечной силой...»

Никто не знает, что писали
И Воронцова и поэт.
Они взаимно все сжигали
И потому их писем нет.
Но есть стихи, где очевидно,
Большое чувство явно видно.
Не знаем, чем поэт пленил,
Что он в Элизе разбудил.
Они почувствовали сами,
Что, наконец, мечта сбылась,
Что душ таинственная связь
Дарована им небесами.
Осталось только уповать,
Любить друга и страдать.

Часть 65

Повеса с влюбчивою кровью,
Веселый, праздный Дон-Жуан,
Мог иногда, не дрогнув бровью,
Зло пошутить про светских дам
Но, больше слов в стихах известных
О девах чистых и прелестных,
О мужестве дворянских жен,
Чей подвиг музой озарен.
Он лично знал свои предметы.
Их уважал глубокий ум,
Гражданских и высоких дум,
Вписав в историю портреты
Своим талантливым пером,
Как память сердца о былом.

Часть 66. Александр Раевский

Мы вновь отступим от сюжета,
Для большей ясности внесем
В характеристику предмета,
Участника былых времен.
Раевский, старший, друг поэта,
Как тот считал, надежда света.
Полковник двадцати двух лет.
В какой-то степени поэт.
Вообще, заметная фигура.
Но, в жизни – скептик, интриган.
Способный на любой обман.
Самолюбивый по натуре.
Печальным стал его конец,
Как и предсказывал отец.

Часть 67. Соперник

Раевский в драме, словно, Яго,
С его коварною душой.
С холодным сердцем, с чернью мага,
Ревнивый, с завистью большой.
Злой демон. К другу равнодушный,
Который дружбу уважал,
Прощал измену и страдал.
А демон видел, как общался
Поэт с букетом светских дам
И что влечет к нему, а сам
Язвительно над ним смеялся.
В нем сочетались яд и боль,
Когда играл он в драме роль.

Часть 68. Вера Вяземская

Казалось, драма завершилась.
Но, в ней страница есть одна,
В которой тайна не раскрылась,
А роль участницы видна.
В те дни, у моря, на досуге
Гуляли вместе три подруги.
Их назовем по именам,
Чтоб легче было вспомнить вам:
Элиза, Ольга. С ними Вера,
Княгиня, дама средних лет
И, может быть, ее поэт
Любил, а страсть таил умело.
Вопрос: « А как же «Талисман»?
Стихи поэта. Что обман?»

Часть 69. Донжуанский список

На то и Пушкин, что фамилий
Любимых женщин не назвал,
Сознательно и без идиллий,
Он знал, кому стих посвящал.
Заметим, в списке донжуанском,
С любовным пылом африканским,
Поэт лишь имена назвал,
А дам намеренно скрывал
От современников в то время.
И даже от друзей своих,
Тем более от глаз чужих,
Включая и потомков племя.
Поэт честь женскую берег.
И никогда предать не мог.

Часть 70. Признание

«Признаюсь, что порою славил
В стихах любимый мною пол.
Писал о ножках, не лукавил,
Терпел их женский произвол.
И часто чувства разгорались,
Когда мне музы улыбались,
Сияя прелестью святой
В расцвете юности живой.
На краткий срок дано блаженство.
И независимо от лет,
Пройдут года, тревожный след
В душе оставит совершенство
О том, что давний счастья миг
До сердца таки не достиг».

Часть 71. Новая ссылка

«Итак, я выслан из Одессы
По предписанию властей,
Их, соблюдая интересы,
Утихомирить пыл страстей.
Я дал чиновнику подписку,
А мне вручили под расписку
Прогонных денег на проезд
И с указанием, что въезд
Не может в город запрещенный,
А только в Псков, затем в село,
Что по наследству перешло
От Ганнибала, приближенным
В то время к царскому двору,
За службу верную Петру.

Часть 72

Я сел в кибитку с огорченьем
И тройка резвых лошадей
Помчалась к месту назначенья,
На север, к матушке моей.
И вот я дома. Жизнь — не радость.
Отцом проявленная слабость,
Моим надзором обошлась,
Поскольку так решила власть.
В чем я уверен без сомнений.
Поскольку подчинен отцу,
Что приведет тогда к концу
Совсем не теплых отношений.
Спасаюсь тем, что ухожу
Днем — в поле, вечером – пишу».

Моя муза

Сегодня ночью меня муза посетила,
Всегда с волнением я нашей встречи жду,
Чтоб вдохновением мне сердце наградила,
Когда прошепчет драгоценное «люблю».

Она предстанет предо мною в одеянье,
Тончайший шелк лишь подчеркнет фигуру ей,
Играют светом пряди локонов в сиянье,
А губы просят подойти поближе к ней.

Я весь дрожу, как будто лист перед грозою
Подхвачен будет в вихре шквального дождя,
В груди стучит набатом сердце молодое
И под ногами стала ватной вдруг земля.

Она приблизится, ладонь спины коснется,
Сравнимо с парусом, идущим по волнам,
Дыханье ровное на частый вздох собьется,
Когда она прижмется пламенно к губам.

Я буду долго помнить поцелуй и ласки,
Влеченье страстное до самого утра,
Она уводит меня в мир волшебной сказки,
Откуда трудно возвращаться мне всегда.
2012

Яков Есепкин Райцентр в метрополии

Яков Есепкин

Райцентр в метрополии

Паратрюизм

I

Райцентр мелководной рекой
Спешит в допотопное устье.
Над эрою мертвой петлей
Повисло его захолустье.

Лицейской науки гранит
Суть радужной свечки огарок,
Развеял пыльцу аонид
Акрополь под сводами арок.

Кусты, поэтичнее саг,
В плену тошнотворной свободы
Стоят, словно их натощак,
Без трапезы бросили в воды.

Хотя далеко ледостав,
Оркестр их болезненно редок,
Но избранный нужен состав
Для камерной музыки веток.

Шиповника триосонат,
Астральных ромашковых арий
Не слышно, лишь странно горят
Левкои и черный розарий.

Материи всей бытие
Утратило смысл и названье,
И быт продолжает свое
Абсурдное существованье.

Теперь не завлечь, не завлечь
К святым богоносным высотам
Распявших великую речь,
Судьбу отыгравших по нотам.

Воистину были жалки
Обрезные туне муары,
Ломались ли души в куски,
Еще не по лотам тиары.

Встают из-за розовых парт
Трагедии и фарисейство,
И в провинциальный соц-арт
Вплетается низкое действо.

Но патриархальный уклад
Измерен до тайного срока.
Разлит по чернильницам яд,
А праведность выше порока.

ΙΙ

Когда б лицезреть и могли
Картины иные предтечи,
От бедной кривицкой земли
Равно излились эти речи.

Печали столетий былых
Народной молве не оплакать,
Из новых икон пресвятых
Сочится кровавая слякоть.

Что делать, фон Клейст, по стране
Идет перемена устоев,
И гаснет на длинной волне
Стон мелоса в «Banku przebojow».

Высок тридцать третий восход,
Но жжется небесное око,
И ранит нахлынувший год,
Как лезвие бритвы — жестоко.

Хор гибнет, развенчан герой,
В убойной росе новый гений,
И Парки на вечный покой
Уходят до судных мгновений.

Высокий готический штиль
Расплавился в протуберанец,
На тысячелетия шпиль
Лег черного золота глянец.

Он бренную землю покрыл
Воздушной холодной вуалью,
Ан легче нет ангельских крыл
Пред грозной державною сталью.

Окрест содроганье небес
Библейских внимают колхозы,
А в центре — унылый собес,
Неяркой фольгой блещут розы.

Долит сновидений эфир
В бальзам василькового сбора,
Порой украшает надмир
Банкетным сверканьем Аврора.

Увяз под воскресным дождем
Каблук твой в размешенной глине.
И счеты с судьбою сведем
Сейчас, и заглохнем отныне.

Адмирал

Опустите оружие господа,
Война проиграна отныне.
Балы утоплены в слезах,
На штыки подсадили Россию.

Справедливость нашли?
Иль честь потеряли?
Подняли солдаты ножи,
Гордо погоны срывая.

Заметет красная метель,
Остановится у порога.
Смерть откроет дверь,
Навека сбежит свобода