Хочется, просто из принципа,
С утра «Упсу» с уксусом, под попсу,
в Туапсе напиться,
И все!!!
(27.01.07)
* * *
Чего-чего, а у нищих,
Кроме вшей и кислых щей,
Вообще ничего не ищи!
* * *
А Панкратовы клопы
С потолка на полку прыгали,
С полки на пол падали,
Под ковер кувырками закатывались
И покатываясь от гогота, пукали.
(7.02.07)
* * *
Шарля Перо
Бабы втроем
Шарили-щупали,
Щупали-шарили.
Шнапса с шампанским намешали,
Ширнулись и пошли дальше:
Малышню развращать…
(7.02.07)
* * *
Конан Дойл, даже не ведал,
Что дояр Даниил его корову доил,
А дура Дуня – доярка из Дании,
Все это дело записывала на DVD.
(12.03.07)
* * *
Та еда была полезна,
Которая обратно не полезла.
* * *
Однажды одна одинокая мадам из Магадана
в Рамадан была с бодуна в драбадан.
(07.04.07)
* * *
Из перспектиff и новых,
Мной открытых мироff
Мне близок и ноff
Один лишь Nemiroff…
И если ОН – «on», то значит Я – «off»……
(март 2007 г.)
* * *
Шелудивая Шакира
Разную шушеру
Своим обнажением шокировала.
А Эминем, тем временем,
Всех номинантов не премию «Греми»
Невозмутимо поимел.
(3.05.07)
* * *
Странно, но я все время с рыбы
По средам, у Маруси,
Прямо по среди сруба
Страшно сруся………
* * *
Говорят, что во время разврата с Тарзаном —
«НАРЗАН» резонирует прямо в зад!
Тем самым разгоняет разную заразу и режет глаза!
* * *
Анжелина Джоли свои сбережения
От мужа на бирже зажулила.
Теперь Бред Пит своей же женой «побрит».
(4.09.07)
* * *
Сванидзе с Зюгановым на завалинке развалились
И на разных языках целые сутки базарили.
Сванидзе Зюганова чем-то зацепил,
Так тот со злости другому занозу на заднице посадил.
Вот зараза!
А Селезнев в засаде сидел и завидовал.
* * *
Брежнев прежде был мужик неожиданный:
Приближенных (Жидов и буржуев) бражкой набодяжит, бижутерией обвяжет и пустит в рожь.
Сам ржет, а между тем не спеша, ружье заряжает.
(6.11.07)
* * *
Голубоглазый гомеопат за Гоголем наблюдал, наблюдал…
Его разглядывал, разглядывал…
А Гоголь долго разглагольствовать не стал:
Взял оглоблю, да глаза-то гомеопату и выколол!..
* * *
Гоголь Гоблину – не Гаркалин!!!
* * *
В марте, на Монмартре, Амели была на мели.

Как скользкая рассосанная льдинка,
В холодном рту всепоглощающей Невы,
Я снова таю, промочив свои ботинки,
В закате северной туманной синевы.

Оцепенев от прелести фонтанов,
Весенним утром, забегая в «Летний сад»,
Лежу и нежусь, весь в гвоздиках и тюльпанах…
И лишь тобою жив, любимый Петроград!!!

За колючкою ржавою похоти
Вою Жучкою, плачу и охаю.

В доме жил — не тужил, в бане парился,
Богу верой служил, низко кланялся.

Но сулила удача от ворот поворот,
Нету сил, не иначе — конец мой грядет.

Постучались в дом гости не прошены,
Да помчались во всю огорошивать.

На живца меня “нарыбачили”
И с торца давай гвозди вколачивать.

Подковали все ногти и волосы,
Дали локтем под дых и по носу.

Мне бы сдачи дать, да вот не суметь.
Значит, не догнать мне старуху Смерть.

Под бичом увесистым скрючился.
Сутки, месяцы, годы так мучался.

Где-то в красно-свинцовом бархате
Себе грязь на лицо мажут пахари.

Загремели цепями, зазвякали,
Словно звери какие замявкали.

Все из будок своих морды вынули,
В реку булькнули, ахнули, сгинули!

Заколоть бы живот, да не колется.
И вот так вот весь год Черту молимся.

Ходим боком, глазища попрятали…
Перед Богом мы все виноватые.

Зарастают поля и лужки
Ивняком и чертополохом.
Бродят пьяные мужики,
Сокрушаясь, как бабы охают.

И в медвежьем бору парадокс:
Вместо сосен – пеньковая роща,
А некошеный сенокос
На корову рогатую ропщет.

От распущенных леспромхозов
До, годами не крашенных, школ,
Под напором суровых морозов
Мощный смерч безнадеги прошел.

А в двадцатом веке, когда
Мы пытались создать что-то новое,
Не поэт, не певец, а солдат
Обозначил его, как «Свинцовый».

Стыдно мне за тупое бездействие!
Будто в черной упарились бане.
Я и сам предпочел лицедействовать
В примитивном людском балагане.

Бесшабашный, красивый и вольный,
Настежь выбив души своей дверцу!
Я отдам вам львиную долю
Обреченного львиного сердца.

Забирайте хоть все, не побрезгуйте.
Ну а я постараюсь успеть
Совершить в жизни много полезного,
А, уйдя, на прощание спеть.

Я не гений и не знаменит,
Но расту не плохим человеком.
Только как-то странно звучит:
Я – поэт «Деревянного» века.

И как голый педант при народе,
Под троллейбусный треск проводов,
Я с гитарой стою в переходе
В снаряжении из мыслей и строф.

вечер меж сопок…
солнце садится.
в речке водичка
рябит и искрится,

плещется тихо
на перекатах.
птицы умолкли
и спать лёг сохатый.

спрятались рябчики
в мамины перья.
длинные тени
бросают деревья.

гаснут лучи
заходящего солнца…
в мире всё правильно,
чисто и просто.

притихла деревня…
загадочный вечер.
с околицы к речке
идёт тишина.
за нею, степенно,
спускается вечность,
как спустится завтра,
как раньше была.

и будут меняться
названия и люди.
уйдёт в забытьё
целый век или год,
и чьи-то беззвестные
лица и судьбы.
настанет их время
и кончится срок.

на этой планете
мы — вечные дети.
но нам не уйти
от тревог и забот.
а мы забываем,
что просто играем,
когда нам даётся
коротенький срок.

притихла…

Гонор громоздким орудьем
Сперло в груди, как грусть.
Я на грузина грудью
Прусь!.. Прусь!.. Прусь!..

Грузди гроздьями грузим,
Резвость не посрамив,
Разум порежем упругий,
Разом все разрулив!

Просто в разнузданной праздности:
Разочарованность – впрок.
Перепродать бы параграфы
Переработанных строк.

Прямо… направо… и по морю!
Прем через бури вперед!
Прав, кто припомнит с прискорбием
ПРАВДЫ дрянной переплет.

Перепродумав порядки,
Прелестью вырастем впредь.
Прежде мы крали украдкой,
Теперь – перестали робеть.

Преданные пророчеству,
Грубо торгуем добром!
Терроризируя творчество,
Бренной тропою бредем…

Рвотным рефлексом разорваны
Кровью вскормленные рты.
Шрамы на мордах уродливы,
Нервы, как трупы мертвы.

От разорения грузный,
Стразами вдрызг разревусь.
Я – «ИНФУЗОРИЙ РАЗУМНЫЙ»
Вызубрил жизнь наизусть!

Мой друг не выдержал семьи,
Хотя видал не мало.
Его жена с двумя детьми
Осталась за Уралом.

Я осуждать его не стал,
Советчиков – навалом,
Он, просто, видимо устал,
И он имеет право.

Если ты любишь порочных мужчин,
То я для тебя – идеальная пара!
Лишь бы всегда был открыт магазин,
Тогда и проблемы особо не парят.

Не выгоняй из сердца на улицу.
Сегодня на улице страшный ветрище!
Только люби, как в фильмах Кустурицы,
И я снова стану: светлее и чище!

Звезды в небе – белые веснушки
От мороза сыплются на нас.
И как будто бы одной большой подушкой
Покрывает землю плотный наст.

Нет причин для страха очень веских,
Разве что простуда или грипп.
На окне в цветочек занавески,
На столе, под марлей, чайный гриб.

В темноте, тихонько чиркнув спичкой,
Под тревожный стон не смазанных петель,
Как по старой и дурной привычке
Я ложусь в, тобой нагретую, постель.

И пускай с огромным опозданьем,
Прогоняя все невзгоды прочь,
Я курю твое морозное дыханье
В эту мандариновую ночь.