Жёлтая лапа осени
ноги мне отдавила,
быстро ты лето выгнала,
я тебя не просила.

Ветер свободы.
Выстрел Авроры.
Лихой бескозырки вид.
Пьяная харя.
Вопль пьяной бляди.
Октябрьский переворот.

Ленин в вагоне.
Троцкий в дороге.
Капитолий платит за всё.
За жажду свободы.
За вольности хаос,
За панихиду по старой Руси.

Прочь страх и совесть
Нет покаянию.
Смерть всему на пути.
Юнцы с пистолетами,
страшнее иуды
топчут святую Русь.

Старое рушим
о новом мечтаем
с Лениным «богом»
с Троцким «отцом».
Юнцы с пистолетами,
стреляют в русских,
в слепом фанатизме
безумной мечты.

Как Вам картина
хаоса воли,
кровавый смерти коллаж
Юнцы с пистолетами
в кожаных куртках,
шепчут сквозь зубы.
За советскую власть.

Степанов С.В. (сентябрь 2012 г)

Пески, бескрайние просторы.
Барханы, сыпучие пески.
Лишь ночью жизнь,
а днём безжалостный,
палящий ужас света.
Я не проникнусь
величием этой красоты.
Пустыня.
Мне не найти приют,
где можно свежестью укрыться,
напиться чистою водой
и успокоится душой.

В пустыне люди.
Кто вы?
Вы узники, борцы?
Вы укротители песка и солнца?
Кто сотворив вас.
Поместил сюда.
Перевернул начала
Во тьме, точнее ночью рай.
Под солнцем — ад нерукотворный.

Вы не творцы, когда творить,
в пустыни остановка краткосрочна.
Успеть бы отдохнуть,
успеть продать, купить
или украсть коль случай подвернётся.
Для вас земля не житница,
а вечный путь,
дорога в поиске наживы.
И ваш приют в пути базар,
где вам позволено купить, продать,
передохнуть от благ пустыни.
И так из века в век,
ваш путь, дорога купли и продажи.
И ваша путеводная звезда,
что испускает шестилучие
всё ярче разгораясь над землёй
сжигает души инородцев.

Шумер, Халдея, много стран
где жили люди и творили.
Но вы пришли.
Обманом, силой
людей вы отвратили от работ
все стали торговать
и создавать продажные системы.
Исход печален.
Нет Шумера, нет Халдеи,
нет многих стран.
Но есть торговля, рынок сбыта.
Всего продажи, даже тела и души.

Вот воплощение зла
и людоедство душ творящих,
людей живущих по замыслу Творца.
И это зло от вас людей пустыни
из века, век всё сеет семена.

Степанов С.В. (октябрь 2012 г)

Просты, наивны
детские вопросы.
В них вера и надежда
в первозданной чистоте
Я знаю, что услышу
вопросы и о главном.
Уверен, они меня поймут.

О благодарности
Дедуля почему?
Успех забудут,
лишь мишура триумфа
исчезнет в никуда,
а время неумолимо
покроется архивной пылью.
Возьмут как должное,
вернут скрипя душою.
В охотку, ради баловства
распустят слухи, очернят,
опутают злословием.

О чести с молоду
Дедуля почему?
Чуть оступился
только случай
тебя избавит от недуг.
В раскаяние не поверят,
а покаяние — «бог простит»,
вот только не прощает бог.
Согласно Ветхого завета
малейшая провинность — смерть.
А если милость божья
жизнь оставит
то лишь на свалке, в нищете
в болезнях, для глубины проникновения.
А как же хищники, а проще звери
огромное число их расплодилось
средь людей.
Их дом не свалка,
нищета минует
проказ не видно на лице.
Выходит их дела угодны богу?
Их Богу — да, но не Творцу.

О памяти
Дедуля почему?
История нам ценна,
как кошке мышь
или по правилу ножа
полезен факт в Историю,
а нет то сказки всё
предания старины, стариной.
В итоге
История — загадка
и притча во языцах.
Царь в нашей голове
на мифах восседает,
Не шапка Мономаха,
а выгода на голове.
А кошка любит лишь себя,
а польза совмещается с корыстью.

О невежестве
Дедуля почему?
Невежество не стыдно*
невежда в нашем веке
просто грубиян.
Без знаний ум открылся злу.
Всё упростил двоичной парадигмой.**
Своею волею закрыл глаза.
Теперь малюет для себя
пейзажи мироздания,
вот только красок две
(достаточно двоичной парадигме)
то чёрная, то белая,
какую наугад возьмёт
«слепой творец» и
«царь» природы…
А в результате!
Смешны, нелепы в рассуждениях,
вредны мы стали для Земли.
За ум мы почитаем страх Господень.
За разум равнодушие ко злу***.
За то чванливы и горды
своею полосатой жизнью.

Об интиме
Дедуля почему?
Сакральный смысл любви,
семьи, влеченья, страсти
всё оскотинили ****,
всё похотью назвав.
Ввели в обыденность
продажу дев^ в утеху и за деньги,
а извращение естества
с упорством иезуитов
нам преподносят,
как божью длань
и божью благодать.

О душе
А дальше что? Дедуля!
Утеря смысла жизни.
Душевная никчёмность.
Таис Афинской холокост** ***души.
Решение с петлёй на шее.
Суицид.
Покой в безвременье мира!

Ответ
Я вам отвечу!
Да, мы живём, но
о душе не помним,
лишь страх расплаты
нас заставляет вспоминать
о боге, о творце, о духе,
и о своём предназначение.
Напомнить:
Об возвышении души.
Я вам отвечу!
Мир наш перевёртыш.
Мир иллюзорен.
Он в наших головах.
И если не изменим
наши представления
то это путь наш!
Выбор!
А откровенно рабское ярмо!******

Степанов С.В. (ноябрь 2012 г)

«Ветхий завет» (Еккл., 1.18)
 « во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, умножает скорбь».
«Ветхий завет» (Еккл., 2.16)
 «мудрый умирает наравне с глупым».

** Ветхий завет, кн. Исус Сирахов, 33:14)
 «Как напротив зла — добро и напротив смерти — жизнь, так напротив благочестивого — грешник. Так смотри и на все дела Всевышнего: их по два, одно напротив другого».

Двоичная логика в парадигме человеческой логики «ослепляет» сознание человека. Став «логически» слепым человек обрекает себя на бедность восприятия реальности и невозможности создания жизнеспособной картины восприятия. (Н. Левашов «Последнее обращение к человечеству»)

*** Ветхий завет» кн. Иов (28.12.28)
«… и где премудрость обретает? И где место разума? … страх Господень есть истинная мудрость, и удаление от зла есть разум».

**** «Ветхий завет» (Еккл. 3:18 — 21)
«сами по себе животные, потому что участь сынов человеческих и участь животных — участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимуществ перед скотом; потому что всё — суета! Всё идёт в одно место, всё произошло из праха, и всё возвратится в прах»

*** *«Ветхий завет» (Иисус Сирахов 9:2).
«жена приобретается мужем, в качестве помощника и даётся ему в удел. Её назначение — «счастливить» мужа и «утучнять его кости» своей любезностью. «не отдавай жене души твоей, чтобы она не восстала против власти твоей»
*** *«Ветхий завет» (Иисус Сирахов 42:9 — 10).
дочь — «… в юности как бы не отцвела, а в замужестве как бы не опротивела; в девстве, как бы не осквернилась и не сделалась беременной в отцовском доме, а в замужестве — чтобы не нарушила супружеской верности и в сожительстве с мужем не осталась бесплодной»
*** *«Ветхий завет» (Иисус Сирахов 30:9).
сын — «лелей дитя, и оно устрашит тебя; играй с ним, и оно опечалит тебя»
***** — холокост, древнееврейское (библейское) огненное жертвопрношение, при котором жертва сжигается полностью.
^ — институт храмовых жриц, храмовой проституции Шумера. Жители городов обязаны были отдавать на год своих девственных дочерей в качестве храмовых жриц. Жрицы обязаны были ублажать всех приходящих гостей города по их желанию.
«Возглавляли жриц девушки из самых знатных семей, даже из царской, их называли жрицы лукур. Такую должность занимала жена царя Шу, Суэна. Таким образом, жрицы вовсе не должны были соблюдать непорочность и хранить невинность. Более того, именно низшие жрицы зарабатывали дары для храма на постоялых дворах, используя для этого свое тело. И это считалось частью таинства, и было окружено ореолом святости, не зря же Иштар покровительствовала занятиям проституцией. А из числа жриц лукур избиралась «невеста бога», которая вместе с правителем принимала участие в обряде «священного бракосочетания».
Так же, в храмах Милиты, Астарты, Иштар, Реи — Кибелы был введён институт ритуальной проституции, обязывающий молодых девушек отдавать свою девственность всем приезжим (купцам, кочевникам), только не соплеменникам

Я наливаю в свой бокал
дар Ассов,
что дали жизнь нам на Земле.
Я тост произношу во славу
тех кто любит.
Я с теми, кто не успел
всё просчитать.

Я с теми, кто если драка
то в драку сразу.
Родимая, эх понеслась.

Я с теми, кто терпит
детские капризы,
кто хочет с детством жить.

Я с теми, кто не торопится
от женских слёз
зонт чёрствости своей раскрыть.

Я с теми, кто хочет мыслить,
думать не только о тепле, еде.
Кто знает цену золотой монете.
Она здесь всё, а там она ни что.

Я с теми кто знает,
что золотой телец
не правит миром Прави.
И Ассы, что дали
жизнь нам на Земле
не с теми кто считает,
а с теми кто
и не успел всё просчитать.
За тех кто любит!
За АНАХАТА.

Степанов С.В. (январь, апрель 2013 г)

Яков Есепкин

Из путеводителя по Аиду

И медленно планетная природа
Разделась до кабального ядра,
Дубы гнетет лазурная свобода,
Так грянула осенняя пора.

Могила сокрывает лишь позора
Осповницу на выверенный срок,
Лужению холопского разора
Не властен бойной славы кровоток.

Красна еще магическая трасса,
Но зной уже взорвался на лету
И так нависла солнечная масса,
Что ангелы забыли высоту.

Уран, Нептун, Плутон горящий очи
Следят, а май сравнялся с ноябрем,
Светя дугой вальпургиевой ночи
Поклонным осыпающимся днем.

Закаты над сиреневой паршою
Огромны, перед снегом на воде
И мрак прият оплаканной душою
Сейчас, когда ломает жизнь везде.

Чермы шагов не помнят Командора,
Им каменной десницы не страшно
Пожатье, небеса голеадора
Словесности новейшей, за вино

Лазурное, дешевое, дурное,
Разбавленное снегом ноября,
Четвергом отравленное, хмельное,
Червенное, иродного царя

Позволившее узреть спиртодержцу,
Нельзя ли вновь молиться за него,
За Ирода-царя, как громовержцу,
Дарующее синих торжество

Молний высотных, жертвоприношенье
Свершавшего честно, сейчас корят,
Быть может, впрочем, каждый разрушенье
Свое усугубляет, хоть дарят

Ему нектары ангельские ныне
Служанки Гебы милой, исполать
Хозяйственности горней, ворогине
Черемной мы ответим, но полать

Еще худая терпит нас в затворе
Диавольском, еще мы не прешли
Сукно и сребро, паки в чурном оре
Пием свое горчащие куфли,

Одно теперь полны куферы эти
Сребряные с лепниной колдовской
Четверговым вином, какие нети
Нас ждут, вдали узнаем, из мирской

Тризнящейся юдоли время свечи
Ночные выносить (сам Командор
Был поводом к неровной этой речи
О Веничке, похмелие не вздор,

Не выдумка досужая, народной
Привычки летописцу и певцу
Бессмертие даруем и холодной
Аидской водки штофик, по венцу

И воинская честь, успенной славы
Хватится коемуждо, весело
Гуляй, братия, паки величавы
Мы с ангелами, Божее чело

Не хмурят небодонные морщины,
Елико наши пиры о свечах
Одесные, нет Божеской причины
Печалиться мертвым, у нас в речах

Всеангельская крепость, Петушками
Не кончится дорога, но сейчас
Вальпургиева ночь, со ангелками
Шлем ёре свой привет), небесный глас

Я слышу, Фауст, скоро о морганах
Явятся черемницы, сребра им
Всё мало, на метлах иль на рыдванах
Спешат быстрее, гостьям дорогим

Черед готовить встречу, их задача
Простая, нет в венечной белизне
Урочности, хоть червенная сдача,
А с нас им полагается, в вине

Печаль былую вечность не утопит,
Готическая замковость пускай
Сегодняшнее время не торопит
На требницы, пока не отпускай

Химер вычурных, коих знал Мефисто,
Они сгодятся в брани, воин тьмы
Направить может спутниц, дело чисто
Житейское, поэтому сурьмы

Порфировой мы тратить не заставим
Камен и белошвеек на черем,
Стольницы полны, сами не картавим
Пока, и что грассировать, гарем

Адничный вряд ли выспренность оценит,
Манерные изыски, не хмельны
Еще, так Богу слава, куфли пенит
Засим вино, балы у сатаны

Давно угасли, оперы барочной
Услышать будет сложно вокализ
Иль чернь презреть в окарине морочной
Зерцала, там уже не помнят риз

Честного положенья, ведьмам трезвым
И гоблинам, пари держу, сукно
Из гробов не пригодно, буде резвым
Вращаться ходом дарное вино

Черем не полагает, им стольницы
Зовущие родней глагольных форм,
Алкайте же виновий, черемницы,
Для вас берегся парный хлороформ,

Следим веселье, Фауст, кто преявит
Образия еще здесь, не резон
Уснуть и не проснуться, балы правит
Не князь теперь, альковный фармазон,

Помесь гитаны злой с Пантагрюэлем,
Где дом и где столовье, благодать
Пировская чужда чертям, за элем
С нетенными каноны соблюдать,

Блюсти и ритуал, и протоколы
Нельзя, хоть станет Бэримор служить
Мажордомом у них, обычай, школы
Злословия урок – пустое, жить

Бесовок, роготуров, козлоногих
Гремлинов, тварей прочих, по-людски
Учить бесплодный замысел, немногих
Могли сиречных битв отставники

Слегка принарядить, чтоб мир грядущий
Их зрел, такой лукавостью грешил,
Всегда пиит горчительно ядущий,
Алкающий, я в юности вершил

По-гамбургски их судьбы, но далече
Поры те, Грэйвз, Белькампо, Майринк, Грин,
Толстой Алекс, да мало ль кто, при встрече
С чермами их ущербных пелерин

Лишать боялись, в сребро и рядили,
Ткли пурпур в чернь, с опаскою тлелись
Вокруг, одно читатели судили
Тех иначе, но чинно разошлись

Таких волшебных флейт, дутья умельцы,
Разбойничают всюду соловьи,
Шеврон каких не вспомнит, новосельцы
Из выспренних и ложных, им свои

Положены уделы, Робин Гуда,
Айвенго, темных рыцарей сзывай,
Исправить дело поздно, яд Гертруда
Прелила вместе с Аннушкой, трамвай

Звенит, звенит, не ладно ль в присных царствах
Зеркал глорийных, сумрачной Луны
Ответит фаворит, давно в мытарствах
Нет смысла никакого, казнены

Царевны молодые и надежи,
Их жены, братья царские, роды
Прямые извелись, на жабьи кожи
Лиются мертвых слезы, а млады

Теперь одне мы, Германа и Яго
Еще к столу дождемся иль иных
Греховных, черем потчевать не благо,
Так свечек не хватает червенных,

Чтоб гнать их накопленья за виньеты
Узорные, обрезы серебра,
За кафисты, бежавшие вендетты
Бесовской, амальгамная мездра,

Порфирное серебро и патина
Желтушная сих въяве исказят,
Чихнем над табакеркой и картина
Изменится, и чернь преобразят.

Привет любовь, моя привет,
Тебя не видел много лет,
А может это просто сон,
И ты во сне ко мне идешь.

Давно не видел я тебя,
И думал это навсегда,
Но ты пришла ко мне в ночи,
Сказала нежно: Ты прости.

Прости меня любовь, прости,
Я тоже грешен, ты пойми,
Но счастлив я, что ты пришла,
И не забыла про меня.

Возьму тебя, я обниму,
И в танце грез, я закружу,
Мы будем вновь с тобой мечтать,
Дорогу райскою искать.

Но в танце растворишься ты,
И солнце встанет из-за тьмы.
Я понял, это просто сон,
тебя конечно не вернешь.

В последний раз скажу тебе,
Прощай любовь, прощай на век,
Я не забуду этот сон,
в моем ты сердце, вот и все.

Мой город не от бабушки.
В таких лесах красивых
За травами ходили Ладушки,
И лад с елеем приносили.

Они – целительницы духа
И ран душевных и телесных.
Нет, не колдуньи, не старухи.
Их ждали, как и благ небесных.

А исцеляет только добрый
Со светлым ликом и душой,
Здоров кто телом, нравом кротким,
А не с трясущейся рукой.

Мой город молод. По лесам
Озёрам, рекам и прудам
Не может быстро постареть — Всего за сотню с лишним лет.

Да и не Он. Точней – Она.
Судьба от женщины дана.
Природной столько здесь любви…
Как можно некрасивой быть!

И горожане, помня, чтут,
Приумножают красоту.
Любовь их к городу видна.
Здесь дом родной — обителью добра.

Я уповаю на тебя, мой дивный ангел,
Мне не припомнить за года и пары дней,
Чтоб я парил и как ребёнок был бы счастлив
От мне открывшейся любови вновь теперь.

О, это чувство в моем сердце безгранично,
Нет столько рук, чтоб моё счастье обхватить,
И по лицу уже давно, друг милый, видно,
Что где-то вирус смог любови подхватить.

В разлуке сердце переполнено тревогой,
Лежу в бессоннице с тоскою напролёт,
И каждый день встречаю солнце на востоке
В надежде, что оно растопит в сердце лёд.

Яков Есепкин

Концерт в записи

Приближение к зеркалу

Весна твоей жизни совпала с весною,
Венцы филармонии Бах осеняет,
И плачут над каждой органной трубою
Заздравные свечи, и воск их не тает.

Над пурпурной тяжестью бархатных кресел
В сребристо-линейном ристалище зала
Горящею радугой реквием взвесил
Электроорган векового накала.

Он помнит величье и свечки иные,
Ручейную сладкую негу вотуне,
Бессмертие любит изыски свечные,
Червовые искусы в черном июне.

Давно извели бедных рыцарей дивы,
Какие спасать их брались всебесстрашно,
Лишь фурьи меж нас, а белые Годивы
В альковах вкушают с принцессами брашно.

Дались нам аркадии княжеских спален
Темнее, доныне мы там хороводим,
Невинников легкость дика, вакханален
Их танец, Рудольф, что и девиц изводим.

Коль всех отравили цветками граната,
Еще семенами и зернами, Коре
Вернем эти яства, за фугой соната
Звучит пусть, Алекто ль мила Терпсихоре.

Нам чистые ангелы шлют угощенья,
Нам розы свои ароматы даруют,
Свободней музыцы сии обращенья,
Царицы стонежные с нами пируют.

Серебряных эльфам гвоздей яко видеть
Не стоит и маковый рай неохранен,
Закажем убийцам армы ненавидеть,
Равно им терничник нектарный возбранен.

А что воровать друг у друга ауру,
Мы были велики и время лишь наше
Лелеяло пенье и нашу тезуру
Червленою строчкой тянуло по чаше.

Теперь из нее пьют эльфии нектары,
Летят ангелки на мрамор белладонны,
И нимфы златые влекут в будуары
Убитых царей, и алмазятся донны.

Нет маковых раев, а мы и не плачем,
Сон вечности крепок и белых альковниц
Еще мы успеем почтить, и сопрячем
Еще партитуры в охладе маковниц.

Когда лишь в партере темнеет от света,
Близ фата-морган усмиряются чувства,
На пленке миражной в слоях черноцвета
Сияет немая пластина искусства.