Хрусталь

Я с тобой откровенен
нет во мне лжи
лишь эмоции слов
на разных частотах
то гармоники близко
то далеко
то прилив, то отлив.
И вот резонанс!
Звон хрусталя
освещает созвучие

«О лицемерии …»

Еду домой
Блевотно в метро
Слегка отвлекает
Инь мимолетье
Прекрасно, мило,
Эпатажно, смешно.
Жаль мимолётно
Жаль, что в метро.

Дуальный мир, явлённый людям
Зачем тебе моя душа
Не крайности нас направляют,
а лицемерие, мешая зло с добром,
в болото Землю превращает,
смердит и душит жизнь.

Дуальный мир
Зачем тебе я?
Не раб, не господин,
пророк себе, судья своим поступкам.
Претят мне игры,
в кои втягивают всех.

Несовершенство постоянно,
а совершенство эфемерно
Слова в раю, дела в аду.
Что остаётся мне
и явленному миру?
Степанов С.В.

Моей любимой

Сегодня у тебя нет повода печали,
Единственной я буду стихи свои дарить,
Мы в этой жизни все уже с тобой познали,
Давай друг друга будем мы искренне любить.

Пускай любовь крепка и чувства не иссякнут,
Рассвет своим теплом встречает каждый раз,
Вокруг тебя цветы всегда волшебно пахнут
И соловьи споют мелодию для нас.

Любить тебя хочу, мой ангел, каждый вечер,
Дарить любовь свою до самого утра,
Искать тебя повсюду, когда мы вдруг не вместе,
И мир перевернуть, чтоб счастлива была.
2012

Яков Есепкин На смерть Цины

Яков Есепкин

На смерть Цины


Пятьдесят первый опус

Сколь весною урочно письмо,
Аонид лишь брильянтами тешат,
Вейтесь, звезды, Асии трюмо
Нас явит и Цианы опешат.

Хоть архангелы помнят ли сех
Златоустов, терницы вознимем –
Соглядайте еще в небесех
Вишни, агнцев, мы золото имем.

Вакх нестойкий астрал оцветил,
Где порхали блеющие Евны,
Их туда ль и со ядом впустил
Падший ангел успенной царевны.

Шестьдесят шестой опус

Будет майский ли сад под луной
Во холодной опале томиться,
У Гиад воспируем весной,
Аще некуда боле стремиться.

Скоро вишни блаженный туман
Перельют в золотые рубины,
Стоил истин высокий обман,
Златоуст – диодем из рябины.

Выйдет Фрида младенцев искать,
Лишь увидит пустые камеи,
И начнут гости ядов алкать
За столами, где веются змеи.

Яков Есепкин На смерть Цины

Яков Есепкин

На смерть Цины


Четыреста тридцать первый опус

Фавны оперы нас охранят,
Веселяся, витийствуйте, хоры,
Сводность ангели тусклые мнят,
Режут цоколь мелки Терпсихоры.

Белый царь ли, мышиный король,
Всё б тиранить сиим винограды,
Темных свечек заждался Тироль,
Негой полны Моравии сады.

И куда ж вы несетесь, куда,
Италийские ангели требы,
Нас одела иная Звезда
Во гниющие мраморы Гебы.

Четыреста тридцать второй опус

Раскрошили юродские тьмы
Гребни желтые наших полотен,
А и золото сим для Чумы,
С кистью Брейгель, Ероним бесплотен.

Кто успенный еще, алавастр
Виждь и в нем отражайся, каддиши
Нам ли чаять во цветнике астр,
Львы умерли и здравствуют мыши.

Сколь начнут адострастно гореть
За Эдемом белые цесарки,
Мы явимся — камен отереть
И сотлить перстной желтию арки.

Четыреста сорок четвертый опус

Тисов твердые хлебы черствей,
Мак осыпем на мрамор сугатный,
Где и тлеет безсмертие, вей
Наших сводность жжет сумрак палатный.

Шелк се, Флория, что ж тосковать,
Лишь по смерти дарят агоние
Из партера бутоны, взрывать
Сех ли негу шелковой Рание.

В Александровском саде чрез тьмы,
Всекадящие сводные тени
К вялым розам тянулися мы — Днесь горят их путраментом сени.

Четыреста сорок пятый опус

С Ментой в мгле золотой предстоим,
Лишь для цвета она и годится,
Алым саваном Плутос таим,
Гея тленною мятой гордится.

Крысы выбегут хлебы терзать,
Маки фивские чернию веять,
Во столовых ли нощь осязать,
Ханаан ли хлебами воссеять.

Сем путраментом свечки тиснят
В изголовьях царевен синильных,
Яко гипсы кровавые мнят
Всешелковость их лон ювенильных.

Портрет богини

Пасмурно. Дождь идёт за окном.
Холодно. Молча сидишь за столом.
Тень на бумаге рисует портрет,
Знакомый тебе на листе силуэт.

Взяв карандаш, начинаешь чертить,
Штрих за штрихом на листе обводить,
Брови, глаза, чуть приподнятый нос,
До плеч опустившийся локон волос.

Стан словно списан с богини античной,
Только божественней и романтичней,
Кажется, стоит на облик подуть
И Дева своей сможет грудью вздохнуть.

Глаза приоткроются, взгляд восхитит,
Сердце от вспыхнувших чувств защемит,
Губы шептать ее буду слова,
Под чарами чувств превращая в раба.

В окно пробиваться стал свет от зари
И тени вокруг растворились, ушли,
А Дева по-прежнему смотрит в глаза,
И ждет вдохновенья души от меня.
2012

"Милая берёзовая роща..."

Милая берёзовая роща,
Первый крик летящих журавлей.
Зорька кудри в озере полощет,
Красотой любуется своей.
Я бреду мятежный и забытый,
Осенняя сам себя крестом,
В благодать душой и телом влитый,
Растворившись в ней серебряным дождём;
Не прошу, не жалуюсь, не мерю,
Становлюсь с природою на круг.
Ты не верь в мою нежданную потерю,
Посмотри, как я украшу луг.
Автор: Виктор Шамонин (Версенев)
Читает: Александр Водяной
Your text to link...
Художник: Мирослава Костина

Яков Есепкин Черная белизна на портрете

Яков Есепкин

Черная белизна на портрете


Напрасно плел небесный свет
Узор надмирного соцветья.
Нахлынул день из бездны лет
И нет старинного бессмертья.

Одна серебряная ось
Сияет в мороке вселенной,
Держа все то, что взорвалось,
Перегорело в жизни бренной.

Сырое зеркало весны
Еще хранит отображенье
Сугробов талой целины,
Но в прошлом каждое движенье.

Деревьев тусклый фейерверк.
Зенит окрасил и округу.
Рвануло с пенным слитком вверх
Диск Ра — по золотому кругу.

Все так, он зрим земным торгам
Да пилигримам инфантильным,
Но циклос помрачился там,
Где и горел огнем субтильным.

Лег рыхлый снег. Под ним листвы
Кровавая помада в цвете.
Размыты блеск и хлябь канвы
На вытекающем портрете.

Свечою млечною горит
Фантом пространства и деннице
Пересылает вечный хит
Богоявленья в психбольнице.

А там царит амбрэ «Clema»
И аромат амонтильядо
Свергает избранных с ума,
Респект сему, коль так и надо.

Искрится, рея тяжело,
Над нами траурное знамя,
Но все, что мраком обожгло,
Не покоробит смерти пламя.

На лики блеклый снег налип,
Фигуры полые запали.
Подъяты на колонны лип
Полуразрушенные дали.

В грезеток бьют наверняка
Своими стрелами амуры,
Ах, страсть весенняя мелка,
Оне унылы и понуры.

Днесь прямо в цоколи гробниц
Смерть залетает и румяна
Опять кладет на мрамор лиц,
Днесь рану сокрывает рана.

Взвиваясь, падают назад
Тройные небеса в разводах,
И сквозь листву мерцает ад
В слоистых черно-белых водах.

Мы долго Тартар юровой
Лукаво с Дантом воспевали,
Сейчас откликнись, кто живой,
Кому цетрары даровали.

Высок притроновый удел,
Ярки небесные чертоги,
Сапфирный князь их соглядел
И свил розницами пороги.

Лежат в левкониях они,
Их розным флером застилают
Косые адские огни
И суе ангели пылают.

Зачем о мраморниках тлеть,
Когда сие давно пустые,
Нельзя одесным уцелеть,
Хотя пусть гибнут, как святые.

А были праведники мы,
Адских садовников корили,
Гореть нельзя в гравирах тьмы,
Созвездно всех миротворили.

И что успенным горевать,
Жечь вспоминанием пенаты,
Хоть будем венчики сбивать
С елинок, чары тлить из ваты.

Подарят жемчуги светил
Снегам бескровное блистанье,
И полночь крепом тяжких крыл
Покроет наше угасанье.

Каша из топора Сказка в стихах

Служба каждого солдата,
На смекалку ту богата.
Как-то летом в час ночной,
Встал солдатик на постой.
Он и голоден и квёл,
Он с тоской глядит на стол.
Только стол тот чист и пуст,
Над столом тот свет не густ,
А старушка перед ним,
Не парит, как херувим;
Перед ним она, как дуб,
Взгляд её совсем не люб,
Бровки хмурит и сопит,
Жадность в бабушке не спит.
Да солдату дела нет,
До её проблем и бед:
— Я, бабулька, есть хочу,
Хоть ворону проглочу!
Только вижу хнычь не хнычь,
От тебя не жди кулич!
Врать старушке в самый раз,
Врёт старушка без прикрас:
— Я бедна, солдатик, знай,
Вышел в год неурожай!
Тут, в углах, не пискнет мышь,
В сундуках тех дремлет шиш!
Наш солдат не знал каприз,
Пред старушкой он не кис:
— Вижу сам, что ты бедна,
Бедность тут во всём видна,
Но коль есть в углу топор,
Ни к чему нам разговор.
Кашу, мать, из топора,
Сварим в часик-полтора!
Удивилась бабка, страсть,
Только бабке кур не красть:
«Вижу ты, солдатик, хват,
Но простецкий ты солдат!
Угоститься я не прочь,
Сладкой будет эта ночь»!
Был солдат на дело скор,
В чугунок вложил топор,
Вмиг залил его водой,
И на печь, в огонь живой.
Улыбался он и цвёл,
Сеть старушке снова плёл:
— Будет кашка славна, мать,
Слов мне в яму не кидать!
Вот прошёл какой-то час,
У солдата вспыхнул глаз.
Взял солдат на пробу вар:
— Ох, какой у нас навар!
Всыпать бы крупы чуток,
Не закрыть бы мне роток!
Ел бы кашу, не бледнел,
На глазах твоих жирел!
Бабка ходом и в сундук,
Не впервой трудить ей рук;
Принесла той гречи в край,
Только делом управляй!

Похвалил её солдат:
— Нам крупы, мать, в аккурат!
Будет, чем заполнить брешь,
Только радуйся и ешь!
Полчаса прошли, что миг,
У солдата время пик:
— Что за прелесть кашка, мать,
Запах кружит, не унять,
А коль вышло каши впрок,
Нам бы маслица шматок,
И в ту кашу, в самый жар,
Это будет Божий дар!
Уловила бабка спрос,
Ей решён в момент вопрос.
Чугунок солдат на стол,
Речь он скромную повёл:
— Нам бы ложки, хлеб и соль,
Пальцы тут уж не мусоль;
Открывай пошире рот,
Ложку чёрт не отберёт!
Бабка к полке и назад,
Ложку в руку взял солдат,
Посмотрел на соль и хлеб,
Духом вмиг солдат окреп:
— Вынимать топор не сметь,
Каши вкус уйдёт, заметь!
А топорик чудный, мать,
Грех тебе его терять!
Бабке радость и не скрыть,
Ей придётся с нею жить:
«Чудный, правда, мой топор,
Просто радует он взор!
Стану я его беречь,
От соседей тех стеречь»!
Ложки знали цепкость рук,
Долго шёл по дому звук,
А потом забрёл к ним сон,
Был цветным и крепким он.
Утром ранним встал солдат,
На старушку бросил взгляд:
— Врать мне, бабка, не с руки,
Будут дни твои легки;
Есть топор и есть дрова,
Руки есть и голова,
Есть крупа и масло есть,
Будет, с чем за стол присесть,
А коль в доме хлеб да соль,
Голод в доме ты не холь.
Бабке он поклон отдал,
Путь с улыбкою верстал,
А старушка вмиг в надзор;
Не дай Бог упрут топор,
Да и думка та при ней;
Не созвать ли в дом гостей?

Конец

Автор: Виктор Шамонин (Версенев)
КНИЖКА МУЛЬТИ-МУЗЫКАЛЬНАЯ КАША ИЗ ТПОРА, скачать:
Your text to link...

СКАЗКУ КАША ИЗ ТОПОРА читает АЛЕКСАНДР ВОДЯНОЙ;
Your text to link...

Художник: Мирослава Костина

Яков Есепкин Дует северный ветер

Яков Есепкин

Дует северный ветер

Что горело в пространстве тяжелом
И для нас, на века сорвалось,
Ветер плачет в ракитнике голом,
Мрак подъят на искрящую ось.

От готических замков холодных,
От летающих вычурных стен
Как взнестись ангелам до разводных
Небоцарствий, не внемля камен.

Тронут патиной мертвый декорум,
Всюду тленье и райский дурман,
Теней замковых блещущий форум
Пьет фиоловый нежный туман.

Штиль фламандский скрывает упадок,
Морный контур взыскует небес
Для блуждающих путников, сладок
Сон их тихий, высок интерес.

Здесь ли видели бойные музы
Златогорлых певцов хоровых,
Стали мрамором тайные узы,
Единившие сомны живых.

Взор Шарлотты печален, харизма
Пуаро белой пудрой взята,
На сиреневый прах дуализма
Нега эллинской тьмой разлита.

Ах, сюда бы Пикассо, в каденций
Зазеркалье, ко пудрам витым,
Бить амфоры Пальмир и Флоренций,
Усом фридам грозить золотым.

Но блюдут англосаксы манерный
Черный флеор скитальческих саг,
Мертв Рудольфа блюститель каверный,
Тальком пурпурным вит саркофаг.

Не безумствуй, еще уберутся
Ангелочки во жертвенный флер,
Вечно лики хотя не сотрутся,
Их Господь милосердный отер.

Пресветлил Он кровавые тени,
Кровь на раменах снега белей,
Выжжем пеплами древние сени –
Будет морок еще тяжелей.

Скоро в залах, окованных глянцем,
Смерть померкнет, и в темную даль
Вместе с дней светоносным багрянцем
Улетит, нагнетая печаль.

Скоро вниз упадут с торной трассы
Расширяющиеся миры.
И раздавят, в пустые атласы
Разлетимся с тобой, как шары.