снег накрыл ковром дороги,
лес, поляны, ручейки…
прочь ушли мои тревоги-
нынче время тишины.

отступили все заботы,
и на сердце — благодать.
с летом кончились работы-
можно смело отдыхать.

вот, подкину дров в печурку
и устроюсь на диван.
возьму книгу, кошку Мурку…
мне покой блаженный дан.

за окном летят снежинки,
солнце скрылось в пелене…
эти зимние картинки
по душе, уж больно, мне.

не стучитесь в мои двери,
не зовите никуда-
я в любовь уже не верю,
и жалею лишь себя.

без тебя я не живу,
без тебя я погибаю.
для тебя пишу я строчки,
тебе я посвящаю песни.
Ты моя сестрёнка,
и в мире нет тебя прелестней!
между нами слёзы, радость.
между нами гордость, слабость.
Мы с тобой прелестней всех,
наша жизнь большой успех...!

Ты меня родила,
ты меня воспитала.
Спасибо тебе, за то что именно такой я стала!
Каждое твоё слово в сердце храню
каждый твой взгляд в душе берегу.
Ты моя мама, и я тебя люблю!

каждый день у неё новая роль,
сегодня она плачет завтра смеётся.
Ей в жизни не всё так легко даётся.
Она мечтала о красивой жизни, она мечтала о любви…
но в её дневной пьесе не было задумано такой игры.
Она умеючи играет эту роль, скрывая боль в душе и слёзы на лице!

Спит Кирюша сладко сладко,
Так и хочется обнять.
И малюсенькие глазки
Нежно нежно целовать.
Мама очень очень рада,
Что есть Кирюша у неё.
Самы нежный, самый сладкий,
Самый милый и родной.
Лучше чем Кирилл награды,
Господь придумать и не мог.
И спасибо тебе Боже,
Что есть Кирюша у меня.
И, конечно же, спасибо
За папу я тебе скажу.
Как я счастлива и рада
Я во век не опишу!

у завистников души чёрные,
и ещё чернее- сердца.
а мы люди простые, гордые,
и не прячем свои глаза.

потирают руки за спинами
и слюною брызжут вослед…
а мы только становимся сильными.
и смеёмся, смеёмся в ответ!

сколько их уже было-несчитанно,
на моём очень длинном пути.
да и где ж это было видано:
чтоб от бога могли уйти!

стучалась муза в сердце мне,
кричала и звала,
взывала к глупой голове
и рядышком была.

а я смеялась, лишь, над ней
и отгоняла прочь.
любила всей душой детей
и с мужем милым ночь.

но наступил такой момент-
по капле до краёв
заполнил душу элемент,
живущих там стихов!

и водопадом, через край
на белые листы
( свободу, только, ты им дай!)
обрушились стихи!

и потекли из-под пера,
ища себе друзей…
большая, светлая река
и вольная теперь.

Лоно луны увлажнилось туманом.
Пирамидален стояк тополей;
Каждый из них шелестит Донжуаном.
Тени с дорогою – в позе «валет».

Окна подглядывают, как упорно
Фары щекочут лобок темноты.
Ветер с травою-ломакою спорит;
Зацеловал грубо груди-кусты.

Все закружилось, желая забыться.
Город для оргии перерожден.
Вспыхнули в небе ночные зарницы,
В сладкой истоме пролившись дождем.

я в лабиринте собственных мозгов
ищу ответ для собственных стихов.
я истину хочу познать до дна,
чтобы она не мучила меня.

бреду по коридорам в темноте…
свет истины, ну, покажись ты мне!
хочу найти начало из начал,
и что приход сюда мой означал.

я на себя, лишь, в зеркало смотрю,
но, ведь, других в лицо я узнаю!
так для чего же я явилась в мир?
и кто меня вот этим наградил?

я в лабиринте собственных мозгов
ищу ответ для собственных стихов.
но для ответа время не пришло.
а я ищу — сама себе назло.

«… которые, сверкая в душном полумраке, остановились на ней, и она замерла. Глаза смертельно раненого зверя прожгли ее насквозь. И она вспыхнула, зарделась, опаленная диким, пасмурным взглядом, и вся мелко-мелко задрожала, охваченная ночной лихорадкой внезапного свидания с ним. « Я не могу жить без Вас!» — тихо, убийственно просто, с безграничным отчаяньем человека, стоящего на скрипучем эшафоте, сказал он и вдруг с порывистой нежностью обнял ее. И она стала быстро, неотвратимо таять, уходить в загадочное, призрачное, сумеречное измерение сновидений, где все запретное и сложное необъяснимым образом становится разрешенным и понятным. «Прошу Вас… Уходите,- растерянно прошептала она, безуспешно пытаясь справиться с лихорадочным ознобом. – Мы не должны… Я не должна. Ах...» — и хотела оттолкнуть его, но вместо этого еще сильнее прижалась к нему, подчиняясь неведомой силе, увлекавшей ее в черную воронку сладкого безумия. «Я люблю Вас» — прохрипел он, продолжая растворять ее в раскаленной лаве своего взгляда. « Я вас ненавижу»,- чуть не плача, прошептала она, трепеща все телом и понимая, что больше не может сопротивляться этому огненному взгляду, этому жаркому голосу. И вот его губы, коснулись ее губ, которые...»
— Девушка, покажите, пожалуйста, вагину. Ага, понятно… Хм… А чтобы силикон был помягче? Нет? Но завезут? Ладно… Тогда мне гель-смазку, пачку особо тонких презервативов. Да, и еще диск «Французские каникулы». Благодарю…
«… которые безвольно ответили на его сокрушительный поцелуй. Из груди ее вырвался тихий, протяжный стон. Птицей в клетке затрепетало ее сердце, пытаясь выскочить наружу. Его голодные губы осыпались жгучими поцелуями на ее белую шею, упругую грудь, вздрагивающие плечи. Она таяла от хриплого шепота, наполненного бессмысленными словами, проникавшими в самые потаенные уголки ее души. Вдруг стены и потолок заколыхались и поплыли перед ее глазами. Такое с ней было впервые. И она поняла, что это тот самый мужчина. Ее мужчина. Его нежные руки, которые...»