Ей опять не спится, и сплетенье мыслей
Тяжестью тревожной в памяти зависло.
Вспомнились рассветов дали огневые.
С ветром лет умчались вёсны молодые.
И всплакнули очи — где же те апрели?
Были иль не были? Уж почти не верю…

Гармонист лады терзает.
Расстревожена душа.
Лёд на сердце намерзает.
В снегопад любовь ушла.
По сугробам белоснежным
Лишь следы цепочкою.
Охладела сердца нежность
Этой зимней ночкою.

Город спал. А вьюга стонала
На протяжных, по-волчьи, нотах.
Наши души врозь разметало
Этой снежной холодной ночью.
Нежность в сердце прошла навылет
И любовь заживает раной.
Память чувств мы похорогили.
Снежный холмик стоит. Как странно…

Любовь приходит и уходит.
Не сохранить… не удержать.
Ничто не весчно под луною.
И это важно нам понять.
Понять… и всё-же быть богиней,
Всех мужиков с ума сведя,
Магнитом их держать отныне
В сердца влюбдённость поселя.

Мой грешный ум закованный в печать
бумажных призраков на иностранных знаках
эквивалентов ценностей, и знать
мерилом счастья признанных, когда то.
На них политики чужой мене страны
вершивших судьбы мне далёкого народа,
бумагам этим беззастенчиво верны
все те в ком плоть с душой давно в разводе.
За них купить почти возможно все
любовь и честь, и совесть может даже.
В хрустящих бланках обитает колдовство,
желаний суетных обманчивая тяжесть.
О как пьянит их красок аромат
лежащей ровно на поверхности бумаги,
но краски пахнут, источая горький смрад
Гниющих трупов разлагающихся ради
Чужого счастья в мире призраков идей.

Так мало радости осталось у людей,
набив карманы хрустом проклятой бумаги,
глотать огонь и свой остывший тлен,
забыв о том, как по щеке струится влага.
Возводим грешные в цари богатства муть,
служа мамоне обрекая в муки душу,
бумажных призраков плодим, наводим жуть
грызя друг друга, отвоевываем сушу.
И мне так грустно созерцать повадки крыс
желаний низких набивания бумагой
все то, что гордо называем «наша жизнь»
и словно мантру повторяя слово «НАДО»,
мы так же страстно тянем руки к алтарю,
который доверху покрыт чужой капустой.
И грешный ум все мысли сводит к одному
Руби бабло, пока не стало пусто
И запах твой не стал сродни гнилью`.

Мы все в плену, в плену своих мечтаний.
С благоговением попасть в сей плен спешим.
Душа объята пламенем желаний.
Зажёгшись, быстро, как свеча горим.
Пылаем и… сгораем без остатка,
Лишь остаётся чёрный фитилёк.
Сгореть дотла – как это счастье сладко,
Легко играючи со смертью в прятки,
Рискуя сильный получить ожог,
Как на огонь летящий мотылёк.

Быть может, это не конец…
Всего лишь грусть в пути начале.
В каморке брошенных сердец
Слова надежды засверкали.
И тонкой нтью нежных строк,
Засеребрившихся, как иней,
Вы мне преподали урок:
Вы мне надежду подарили.

Светлее пусть станет
От звона капели.
Весна не обманет.
Всё станет нежнее.
Сотрёт лучик солнца
Угрюмость земную.
К земле прикоснётся
Своим поцелуем.
Расстопит поспешно
Последние льдинки.
А ветер успешно
Осушит слезинки.

Струною рвутся нервы
Порой от передряг.
Покой душевнй прерван
И всё вокруг не так.
Не так сияет солнце,
Не так идут дожди.
Любимый, всю до донца
Меня не осуди.
Усталость накопилась
И душу обожгла.
Прости, коль повинилась.
Такие вот дела…

В тени ветвистого платана
Взирает Пушкин благосклонно
На город, дивно обновлённый,
Меняющий свой облик рьяно.
Чуть-чуть поодаль, с пъедестала,
Приветственно подняв десницу,
Сам Дюк на зданье морвокзала
Гордясь, глядит — не наглядится.

Шумят каштаны на Приморском
Над головами одесситов.
Здесь так изысканно… и просто,
Душа здесь всем ветрам открыта.

Словно грибы растут кафэшки
Под разноцветными зонтами.
Там можно поболтать с друзьями,
Поговорить «за жисть» неспешно.

Всех банков в городе не счесть.
Красотка " Южная Пальмира"!
Неужто ты почтёшь за честь
Финансовой стать «крышей» мира?

Меняется твой лик, Одесса,
И не стареешь ты душой.
В мир с неизменным интересом
Свой взгляд бросаешь молодой.

Тебя, как книгу, я листаю,
Любимые перечитав страницы.
Пусть наша встреча повторится!
С тобой, Одесса, не прощаюсь.