Яков Есепкин

• «Победитель не получает ничего. Есепкина не издавали сорок лет, он был легендой модернизма и постмодернизма, андеграундной легендой. Косность отечественной славистики предполагала и предполагает статичность, ограниченную в лучшем случае рамками Серебряного века. Сегодня великого писателя активно издают в России и за рубежом, на его книгах делают состояния, а сам он, увы, остается все в той же андеграундной нише, порою губительно затемненной для взоров массового читателя.»
Н. Свешников

Портреты юдиц за винтажными декорациями

Второй фрагмент

Переспелые вишни сиять
Не устали, июль кровотечный
Их очернит, иль можно стоять
За древами: сей мраморник вечный.

Стол фиванский и щедр, и богат,
Нас менады беленой встречают,
Вин лекифы – к агату агат,
Солнце звездные гостии чают.

И начинут цвета огневеть,
И клико угасит старопрамен,
Где стекает алмазная цветь
С наших цинками выбитых рамен.

Одиннадцатый фрагмент

Вновь юдицы серебро таят,
На лекифах виньетки стирают,
И за феями неб восстоят,
И тиары белые марают.

Апронахи звездами сотлим,
Королевские гербы оплавим,
Что и нынее жалко юлим,
Пред убивцами туне лукавим.

Станет Господе, сны балевниц
Наблюдая, мечтать об изветном
И увидит – меж черных цветниц
Мы в серебре биемся виньетном.

Двадцать восьмой фрагмент

Красят златом всевластия трон
Меловницы, еще ль ягомости
На закате пеют Киферон
И одесны фиванские гости.

Ниобея-царица, теней
Слез кровавых и стоит веселье,
Фивы жалуют лед простыней
Воям неб и отравное зелье.

Книгу жизни и смерти писать
Яко будет Господе, внимая
Снам царей, и начинут бросать
В нас юдицы язминники мая.

Тридцать девятый фрагмент

Куклы белые ночью пышней
И фривольнее томных гризеток,
Их влекут соваянья теней,
Им даруют ледовость розеток.

Виждь, их, Кирка, в холодном плену
Царств Морфея, свиней ли бордовых
Обольщать, пусть к чудесному сну
Девиц льнут эльфы цитрий медовых.

Упоят хороводы виллис
Юных принцев и ангельских граций,
И под мглой золотою кулис
Истлеют миражи декораций.

Пятидесятый фрагмент

Зной июльский, виньеточный зной,
Расточайся, лети над столами,
Се тенета юдоли земной,
Мы пируем опять с ангелами.

Скажет Господе лити вино
По начиньям и хлебу менадам,
Ах, Господь, мы велики одно,
Цветность крови идет колоннадам.

И тогда Господь-Бог уследит,
Как тлеются в подтеках алмазных
Лики наши, как всенощно рдит
Их червица истечий образных.

Портреты юдиц за маковыми столами

Тринадцатый фрагмент

За пасхалами красными – тьма,
Столам щедрым хватает ли корок,
И высоки ж сие терема,
И высок диаментовый морок.

Ах, царице, гуляй, веселись,
В шелк холодный огнем заплетайся,
Ах, мгновенье прекрасное, длись,
Только с феями пиров считайся.

И о чем юным девам рыдать,
Мы одно бы цикуту испили,
Их Господь наведет – соглядать,
Как из нас ангелочков лепили.

Сорок первый фрагмент

О серебре фамильных аллей,
О портальниках дивы стенают,
Несть прекраснее их и белей,
Лишь оне ли бессмертие знают.

Нас ко маковым столам ведут
Юны бледные в траурных шелках,
Нас родные с хлебницами ждут,
Ночь от ночи сидят на иголках.

Вижди, вижди под слотою неб
Елеонские маки и астры,
И эфирный точащийся хлеб,
И червленых пиров алавастры.

Сорок пятый фрагмент

Яко мертвых лишь время щадит,
Яко чают гостей статуэтки,
Обернемся пурпурой – следит
Геба нас и дарует виньетки.

Это славные пиры, Аид,
Вечный царе, мы все оглашенны
К ним давно, золотых аонид
Мглой поим, яко те совершенны.

Сколь Господе в жасминовый рай
Даст найти преалкавшим и млечность,
Восстенаем из кущ: умирай,
Кто пеял белых граций калечность.

Пятидесятый фрагмент

Башни темной царицы Чумы
Приснобелый язмин увивает,
Нас юдицы алкали – се мы,
А веселье иным ли бывает.

Милых граций к столам позовут,
Ядной цветью наполнят амфоры,
И решетники ночи сорвут
Иды злые и тусклые Оры.

Но, Летия, смотри, всебледны
Молодые фиады, с корицей
Льют белену и мглу в наши сны,
Озлаченные мертвой царицей.

Яков Есепкин

• «Обретя художественного гения, русская литература потеряла лицо. Иначе невозможно характеризовать ситуацию с Есепкиным, особенно в прикладном, а не в метафизическом контексте.»
Э. Ленская

Портреты юдиц в эфирной лепнине

Третий фрагмент

Свеч бордовых из царствия тьмы
Нанесли к столам феи Эреба,
Это вечные пиры, се мы
Льем диамент на барвие хлеба.

Туне одницам глорию петь,
Воск хрустальный сбирать для алкеев,
Императорам должно успеть,
Ныне время шутов и лакеев.

Яко мертвых властителей свод
Неб зальет мглою течно-порфирной,
Выйдут чтицы – холодностью од
Гоев славить в лепнине эфирной.

Пятый фрагмент

Торты чернию снов налиют
Антикварные злые богини,
И юдицы бесшумно снуют,
И десертов не ждут ворогини.

Пир, взвивайся, одесно гори,
Иль серебро лишь мертвые чают,
Где белену алкают цари
И всебелые дивы скучают.

Протрезвеем от хлада и тьмы,
Красным шелком совьются менины
В темных башнях царицы Чумы,
Восславляя ее именины.

Десятый фрагмент

Ах, Господе, в нагорных лугах
Вновь сияют рамоны златые,
Что искать о пустых четвергах,
Здесь кадятся ли вои святые.

Тускл сумрак у земных алтарей,
Дьямент гаснет меж емин и хлеба,
Одевает успенных царей
Во гниющие мраморы Геба.

Нивы будут всенощно тлеесть
Под небесной холодною слотой,
И тогда мы предстанем как есть –
На щитах с желто-черной золотой.

Тридцать шестой фрагмент

Май всекрасный, чаруйся, гори,
Над Эпиром златые морганы
Источай и одесно пари,
И Флиунту дари балаганы.

Выйдут челяди – царей искать,
Круг темно и ночные аллеи
Немы, станем хотя преалкать
Ядный мел, белым красить лилеи.

Хоры юдиц в шелках меловых
Траур, Ая, блюдут и диеты,
И на червных столах пировых
Кровью нашей соводят виньеты.

Пятидесятый фрагмент

Яды антики полнят столы,
Хлебы ломкие барвой солонниц
Феи ночи оводят, милы
Гостьи неб о тенетах колонниц.

Ледяные пасхалы затлим,
Апронахи червленые снимем,
И не мы ли юдиц веселим,
Аще цветность эфирную имем.

И начинут оне балевать,
Халы мазать серебром, в емины
Цветь пергамскую нощно сливать,
Обводя ею столов кармины.

Портреты юдиц за антикварными столами

Девятнадцатый фрагмент

Мертвых царей легко напоят
Чернью вишен аллей фаворитки,
Это мрамор, се воски таят
Феи неб и цветы маргаритки.

Антикварные полнят столы
Яства Тийи, емины златые,
Иль юдицы опять веселы,
Иль всещедры одне лишь святые.

Будут свечи гореть и гореть,
Будут ночь ягомости лелеять,
И царевнам дадут умереть,
Чтоб по смерти меж юдиц алеять.

Двадцать девятый фрагмент

Расточайся, полночная мгла,
Хвои терпкой сияй, пирамида,
Аще юдиц однех круг стола
Вьется шелк, это бал у Аида.

Се алмазные веи менин,
Се диаменты хлебов порфирных,
Ярки звезды теней именин
И белых фавориток эфирных.

Мускус томных царевен пьянит,
Над еминами вечность мерцает,
И гостей ночь благая темнит,
Кою Геба сама восклицает.

Тридцать четвертый фрагмент

Ночь серебром еще прелиет
Алавастровых кубков цветочность,
Фей одарит червицей виньет,
Роковая ли суща им точность.

Замков темных обсиды крепки
И церковные хладны подвалы,
К емин чарам найдут ангелки,
Будут хищные фурии алы.

Внове ль юдицы с куклами спят,
Алавастры в истечиях пенных,
И Чумы колесницы скрипят
О бальзамах царевен успенных.

Пятидесятый фрагмент

Меж фарфоров пасхалы кадят,
Свеч высоких дьяментные течи
Льют небесность, из окон следят
Их ли гои, белы эти свечи.

Глянь, Летисия, хлебы тверды,
Чинят ядом всепышные корки,
Несть златой и небесной орды,
Губят царичей пьяные орки.

Станут халы Эйлата черстветь,
Юдиц рамена мглой обовьются,
И начнет воск свечей багроветь,
Яко небесей амфоры бьются.

Яков Есепкин

• «Присутствие в современной литературной России абсолютной легенды и абсолютно же культовой фигуры – Якова Есепкина – неким образом мистического порядка табуирует имя гения для близких к маргинальным крупнейших издательских структур и корпораций. Складывается впечатление, что «ЭКСМО»-«АСТ» и др. панически боятся элементарного сравнительного анализа. В итоге Есепкин первоочередным образом издается за рубежом.»
В. Максимов

Портреты юдиц в нагорном сумраке

Десятый фрагмент

Ночь решета серебром тиснит,
Мглы аромою душатся Ханны,
Фей Аида сумрак ли пьянит,
Елеона ль сады недыханны.

Хватит, Цинтия, млечности им,
Аще Троица, будем жасмины
Вить алмазным огнем всеблагим,
Лити пламенный воск на емины.

И опять набегут к столам тьмы
Четверговки с подносами корок,
И вскричим: Это, Господе, мы,
Вижди нас чрез диаментный морок.

Двадцать второй фрагмент

Се цветет неотмирный жасмин,
Се нагорий лекифы мерцают,
Цветом выбить ли течный кармин,
Пусть фиады его презерцают.

Боги, боги, молчите, одне
И любили нас одницы камор,
Скорбь утопим в холодном вине,
Где лишь червою пишется мрамор.

Навия доннам локны, Морфей
С воском снов их зефирность алкает,
И серебро по лядвиям фей
На кровавый паркет истекает.

Тридцать шестой фрагмент

Пой, Цитера, нисан восславляй,
Кущи садов, дарующих розы,
В белых граций холодность вселяй,
Навевая любовные грезы.

Минет век и червицей одной
Юровые сады озлатятся,
Выбьет цвет их Борей ледяной,
Плети мглы на добычу слетятся.

Взор Микеля темно премерцал,
Славу неб ли пииты стяжают,
И осколки червонных зерцал
Ид с лекифами вин отражают.

Тридцать восьмой фрагмент

Внове тускло серебро ведут
По хлебам и фарфору менады,
Яко дивные пиры грядут,
Время цветью свивать колоннады.

Елеонских зеленей арма
Восточается к небам эфирным,
Фьезоланских нимфеток гурма
Шелком нас всечарует порфирным.

От Эдема нашлют ангелков,
Им Господние копья даруют –
Жечь в лепнине бегущих волков
Над столовьем, где цари пируют.

Пятидесятый фрагмент

Восточайся, небесный Зефир,
Южный сумрак осети ночные
Распахнул, благовонный эфир
Нам тенета дарит выписные.

Ирод-царь помнит эти ль цвета
Черноспелых тлеющихся вишен,
Сколь одесная кровь излита,
Неб амфорник и станет нелишен.

Господь-Бог, на вечернем столе
Хлеб зерцая о барве солонниц,
Преглядит, как в диаментной мгле
Нас влачат меж порфирных колонниц.

Портреты юдиц за именинными столами

Двадцать четвертый фрагмент

Се винтажного лета арма,
Фаэтона искрят колесницы, Я
Дев асийских честная гурма
Весела и пеют меловницы.

Жар июльских всещедрых столов
Ягомостей и граций пленяет,
Блеск сусальных златых куполов
Именитства легко осеняет.

Сны ль увиждим – царевны белы
И юдицы о красном замирны,
И течет на пустые столы
Ядный хмель диаментовой смирны.

Тридцать первый фрагмент

Зной всеблагостный, дышащий жар
Именинных столов, кринолины
Гостий бледных, июльский пожар
Бутоньерок о хладе малины.

Исцветайте, пенаты, цариц
Вы достойны томлений и неги,
Увивайтесь аромой кориц,
Тьмой вишневой, чарующей снеги.

Но мирские столовья пусты,
Мглы соцвет кровью тусклой обрамен,
И виньетно течет на холсты
Изумруд с наших басмовых рамен.

Тридцать четвертый фрагмент

Именины, Господе, волхвы
Нам даруют алмазы июля,
Ах, еще ль мы одесно живы –
Соваянья мелового тюля.

Но крушничные гермы стоят
Вдоль изоческих милых пенатов,
Феи смерти лекифы таят
С ядом роз и оцветом гранатов.

Иль юдиц хоровод круг стола
Винным хмелем златого Токая
Услажден, всяка есмь и бела,
Кровь теней мертвых царей алкая.

Сорок восьмой фрагмент

Ночь июльская чары таит
И лекифы, опетые царством,
Именины — и кто устоит
Пред земным и небесным коварством.

На столы вместо амфор златых
Собиенные кельхи поставим,
Были пиры, а нет всесвятых,
Что бодримся еще и лукавим.

Виждь, Господе, хотя у цветниц,
Роскошь тленья вкусивших, нещадных,
Как мы в круге ночных балевниц
Мглу пием из лафитников хладных.

Пятидесятый фрагмент

Лето, лето Господнее, цвесть
Не устанут белые менины,
Дивный жар их юдицам ли свесть,
Именитства у нас, именины.

Ах, несите лекифы, волхвы,
Мы даров неотмирных и чаем,
Благовонные листья травы
Нощно в мирру садов обращаем.

И когда темных флоксов и роз
Хладный яд на ланитах истает,
Нам пожалуют царствие Оз,
Яко лета Господь не считает.

Яков Есепкин

• «Есепкину удалось достичь такой степени и такого уровня совершенства текстов, их огранки, что написанное до него практически полностью нивелировалось. Таким образом, к примеру, сравнялись между собой четверка Серебряного века (Ахматова, Цветаева, Пастернак, Мандельштам) и одиозные сочинители прекрасной советской эпохи, как, впрочем, и постсоветские авторы, наиболее активно тиражируемые издательским сегментом.»
В. Розинский

Портреты юдиц в диаментной цвети

Семнадцатый фрагмент

Стен ампирных лепнина тускла,
Благодержный июль пламенеет,
Юродные сидят круг стола,
Цветь фарфора одна ль не тускнеет.

Ах, пенатов холодность, влекут
Феи тьмы к нам иных сумасшедших,
Именами чужими рекут
На мирские пиры не вошедших.

Яко будет Господе вести
Нить златую по столам каморным,
И узрит нас в июльской желти,
С диаментом смарагдово-черным.

Двадцать пятый фрагмент

Торты с ядом и мела белей,
Чинят вишней эклеры фиады,
Сливки взбитые краше лилей,
Цветью неб перевивших оклады.

Именины, Геката, нести ль
К столам велено цимесы гоям,
Феи смерти блюдут апостиль,
О серебре утешно изгоям.

Се и лэкех, се имберлэх, мгла
Разлиется над маками, халы
Дышат негой и в каждой – игла,
И тлеют ледяные пасхалы.

Тридцать восьмой фрагмент

Снова зноем июль поманит
И юдоли тенета овеют
Нас атраментной цветностью, мнит
Ирод се, небы ль вновь огневеют.

Ах, еще колоннады ярки,
Мы величье дарим алавастрам
С темным хмелем, еще васильки
Льнут ко флоксам холодным и астрам.

И Господе спустится в подвал –
Черпать мед и цимес для розеток,
И увиждит ночной карнавал
Юродных божевольных гризеток.

Сорок третий фрагмент

Ах, июль всесвятой, сад камней
Нас чарует и ждет, апронахи
Ссеребрим, яко хором теней
Рушит ночь, аще пьяны монахи.

В кубки битые льется вино,
Мы пием или бредим, царице,
Золотое сейчас толокно,
Маков горечь подобна корице.

Но высоко пенатам до неб,
Фурий лики осповницей рдеют,
И точится диаментный хлеб
Ядной мглой, и столы холодеют.

Пятидесятый фрагмент

И подернут виньетами яд,
Четверговки над еминой вьются,
Мы опять ли у темных гияд,
Нощно ль с кровью лекифы биются.

Из нагорий к столам отнесли
Хлебов красных вечор ягомости,
Царь Аиде, молчать им вели,
Чают снов неотмирные гости.

И на кухни заглянем – обвесть
Диаментом серебряный морок,
И увидим всестолье как есть,
О белене точащихся корок.

Портреты юдиц в меловых перманентах

Четырнадцатый фрагмент

Статуэтки менад золотых
Оживут и, клико со шампанским
Упоив мглою донн превитых,
Шелк их сребром возбелят гишпанским.

Бал теней, длись всенощно, гори
Неотмирной чудесностью, феи
Пусть резвятся, хмельные цари
Тьмой чернят пусть меловые веи.

А белену когда разнести
В тусклых амфорах челяди хоров
Повелят, мы истечья желти
Налием вдоль емин и фарфоров.

Двадцать пятый фрагмент

Ах, Мадрида пустые сады
Увиют нас волшебной армою,
Иль Флиунт золотые плоды
Расточит со царицей Чумою.

Ах, юдоль, навестим ли ее,
Мы отравой вифанскою дышим,
Занесенно в лилеях копье
Над главами, юродных мы слышим.

Пиры антики внове текут,
Ядом вишни без нас отекают,
И на халы серебро цикут
Прелито, где юдицы алкают.

Тридцать второй фрагмент

Лей, Эпир, мглу и цветь на столы,
Благи нищие гои, мытарства
Их преложатся, яко целы
Донны снов и всеалчут коварства.

Феи носят златые сорта
Винограда, царевны белые
Пьют арому десертов, мечта
Идиота – петь хоры их злые.

Станут пышные хлебы чернеть,
Сядут юдицы с гоями рядом,
И меж амфор начнут пламенеть
Византейские торты со ядом.

Сорок четвертый фрагмент

В перманентах меловых бегут
Сонмы юдиц к застолиям красным,
Алавастры и яд берегут,
По царевнам тоскуют прекрасным.

Феи неб, мы умерли давно,
Мы серебро пием воскресений,
Иль церковное крепко вино –
Ждите, Иды, чудесных спасений.

Так Господе речет: вас таить
И неможно, юдицы, зерцайте
Бледных отроцев, сех упоить
Аз даю, о крови их мерцайте.

Пятидесятый фрагмент

Благоденствуй, порфировый май,
Воски лей на жасмин елеонский,
Аонид золотых донимай,
В Грасс мани иль цитрарий лионский.

Пусть виллисы танцуют, огнем
Бледнопламенным нас увивают,
Аще к Лете эфирной свернем,
Пусть златые плоды обрывают.

Где ярка виноградная плеть
И чарует юродивых сводность,
Мы и будем всенощно тлееть,
Преливая в язмины холодность.

Яков Есепкин

• «После издания книг Есепкина в США, России и Канаде сложно говорить об андеграундной статусности писателя. Между тем он по-прежнему строго дистанцируется от реалий современного литературного процесса и его фигурантов.»
Л. Осипов

Портреты юдиц с бледной цветью

Девятнадцатый фрагмент

Битых амфор остуду сведем
Цветью млечной, подвальные хлебы
С ядом вынесем, туне ль и ждем
Четверговок о небесех Гебы.

Кровоспелые вишни ядят
Гурмы юдиц, алкают белену,
За владыками хищно следят,
Розы шлют их восьмому колену.

Соглянемся – оне ли к столам
Льнут юродно и внове алкают,
Где по матовым нашим челам
Змейки бледных цветений стекают.

Двадцать восьмой фрагмент

Миррой перси царевен белых
Истекают, чаруя Морфея,
Эвменид цари потчуют злых,
Волны смерти двоит Идофея.

От нагорья ли эти столпы
Из серебра жасминов и лилий,
Слуги в хмеле и феи слепы,
Хоры тусклые чают вергилий.

И огонь благодатный сойдет,
И Господе, таясь за окладной
Мглою, рамена юдиц сведет
Бледной цветью и тьмой неоглядной.

Тридцать седьмой фрагмент

Бесконечно идущим – хвала,
Им пеют золотые рапсоды,
Мнится коим одесная мгла,
Им слагают валькирии оды.

Пирр увечный, мы грезили сем
Небом, денно пустым для эолов,
Виждь, на раменах белых несем
Флаги царств и хоругви престолов.

И одно, и одно исполать
Мертвым гоям, сведенным кармином,
Чтоб всевечно диамент пылать
Мог в очах наших с хладным жасмином.

Тридцать девятый фрагмент

Май золотой лекифы тиснит,
Всечервонной каймою оводит,
И виллис мглой дворцовой темнит,
И с князями небес хороводит.

Суе нас аонидам искать,
Для картен ли эфирные рамы,
Будем течное брашно алкать,
Пусть дурманят юдиц фимиамы.

Желть соцвета в лекифах одна
И подвальники холодом веют,
И амфоры, остудой вина
Преполнясь, на столах багровеют.

Пятидесятый фрагмент

Мы прелишни ль в Господних садах,
Чела тернью сведем роковою,
На обрядных цветках и плодах
Битых – кровь, пить се мертвому вою.

Митры наши пурпурно-белы,
Туне юдицы серой их гасят,
Васильками тиранят столы,
Ночь серебром запекшимся красят.

Выйдет Господе млечность алкать,
Нищих царей дарить чечевицей,
И начинем его окликать,
Кровь лияше со бледной червицей.

Портреты юдиц в изумрудной слоте у Ирода

Тринадцатый фрагмент

Хмель со див упоенных слетит,
Князь цветов мглу юдоли армою
Снов овеет и нам посвятит
Оды к радости с черной каймою.

Ах, воспомнят ли феи псалмы,
Строфы горние, пиров барочность,
Фьезоланскую ночь, это мы,
Се и кровь, се и неба урочность.

Будут кельхи юдиц источать
Яд цветений, хмельную золоту,
И начинем в альковах кричать,
Прелия изумрудную слоту.

Двадцатый фрагмент

Восточайся, порфировый май,
К небесем, балуй томных юнеток,
Их зеленью садов обнимай,
Прячь им в фижмы серебро монеток.

Иль явимся урочно как есть,
Аще нас лишь юдоль и зерцала,
Яко дале неможно сонесть
Ветхотечные эти зерцала.

Ирод-царе, менад весели,
Нимф цикутой дари благовонной,
Где по тусклой сирени влекли
Нас о цвети закатно-червонной.

Двадцать восьмой фрагмент

Феи смерти ль о хладных шелках
Ищут мальчиков белых, кровавых,
Свечи пиршеств горят в цветниках,
Ночь нежна ли для одниц картавых.

Царство Оз юных граций манит
Бледноогненной тьмою лилейной,
По меловой остуде ланит
Воск течет из утвари келейной.

И забудется Господе сном,
Цветность млечных садов прелияши,
И увидит на пире земном
Сребром битые с кровию чаши.

Сорок седьмой фрагмент

На сосудах из воска тлееть
И урочно желтице подвальной,
Ах, мила изумрудная плеть
Юной деве и грешнице свальной.

Ирод-царь несть лекифы велит
С кровью бледных младенцев, амфоры
Все обиты серебром, белит
Мая цветь дорогие фарфоры.

Тот кровавый жасмин ли исчах,
Тьмой увился ль оклад мироточный –
Днесь горит в наших мертвых очах
Несоимный путрамент цветочный.

Пятидесятый фрагмент

Воск лиется на рамена дев,
Белым цветом холодных прелестниц
Одарят гои неб, соглядев
Их фигуры меж розовых лестниц.

Полны домы Никеи блядей,
Где Чума, где и ядные узы,
Царскосельских ли мнят лебедей
О серебре точеные музы.

Виждь, Патрина, хотя бы менин,
Увиенных аромой и снами,
В хладном блеске венечных лепнин,
Мглу кадящих над их раменами.

Ты разбудила во мне чувства,
Я пробудил в тебе… любовь,
Ах, как росистым алым утром
В объятья пасть хотелось вновь.

Томиться в сладком ожидании,
Писать любовные стихи,
В ответ всегда: Ты мой романтик!,-
А мне на ушко: Муза ты!

Среди песков и гор скалистых,
Среди пустыни вековой
Всегда спасёт и путь укажет
Мне голос девицы родной.

Ты так чиста и благородна,
Стройна, как лебедь на пруду,
С тобой тепло, с тобой комфортно,
Судьбу за нас благодарю.

Я благодарен дивной сказке
(И пусть неведом её путь),
За восхительные ласки,
За нескончаемый полёт.

2020

Яков Есепкин

• «Не исключено, что на предстоящей Московской книжной ярмарке отдельные книги Есепкина все — таки будут представлены без его ведома и согласия. Пути гениальных художников неисповедимы.»
В. Левкова

Портреты юдиц в богемных домах Рима

Четырнадцатый фрагмент

Персефону всемрачный Аид
Мглой поит и Циана рыдает,
Что коварство и блеск аонид,
Их лишь ангельский хор соглядает.

Ах, молчите, царевны письма,
Золотыя певицы ночные,
Правит вами ль царица Чума,
Ах, отравы ея ледяные.

Выше неб ли земная судьба,
Увили нас решетницы клетей,
И в чужие летят погреба
Звезды вычурных морочных нетей.

Тридцать восьмой фрагмент

Над гранитом эгейской волны
Иль над тусклой Невою лилеи
Блещут желтью, иль, в черные сны
Излетясь, мнят Флиунта аллеи.

Се пиры, се кифары пеют,
Восславляют одесность рапсоды,
Меж фарфорниц юнетки снуют,
Презвучат хлебодарные оды.

Но гляни – цари млечно белы,
Горы емин легко остывают,
И юдицы одне веселы,
И на остье шелка навивают.

Сорок третий фрагмент

Меж всечервных пасхалов горят
Хлебы ночи, мы ею ли дышим,
С нами ангели днесь говорят,
А одно эти речи не слышим.

Вновь колонницы неба темны,
Вифлеемские звезды мерцают,
Фаворитки аллей и Луны
Юдиц бледных о смирне зерцают.

И Господе спустится в подвал,
И найдутся за ним пресвятые –
Чаять немости млечных кимвал,
Тьму лияше на столы златые.

Пятидесятый фрагмент

Цвет пасхалов начинет краснеть,
Станут яствия мела белее,
И вольно же цветкам пламенеть,
Розам черным бысть крови алее.

Фарисейские эти столы,
Эти емины тьмою чинятся,
Прочь сойдем, аще юдицы злы –
Всё им царичи мертвые снятся.

И опять ягомости зайдут,
Хлебы пышные к свечкам наставят
И амфорники мглою сведут,
Яко туне юдицы лукавят.

Портреты юдиц в капрейских садах

Одиннадцатый фрагмент

Ветхий пурпур на столы менад
Застелят ангелки, вспыхнет хором,
И жасмином столпы колоннад
Фей поманят и бледным декором.

Ирод-царь, се и наши дары,
Се превитые чернию вишни,
Аонидам ли славить муры,
Яко литии ныне излишни.

Лишь к всецарским пирам навиют
О хлебницах кровавую слоту,
И щиты для рапсодов куют,
И под барвами чают золоту.

Двадцать восьмой фрагмент

Это нега капрейских садов
Будит ангелей хоры ночные,
С золотых всетлеенных плодов
Истекают армы ледяные.

Помни, Рания, звезды и мглу,
И летейские хладные бреги,
Нас владетели ждали к столу,
Нам дарили цари обереги.

Днесь еще геспериды таят
Млечность яблок, увитых огнями,
И меж статуй белых восстоят,
Прелия диамент над тенями.

Сороковой фрагмент

Ночь решета златые свое,
Млечный воск утопит в пировые,
Се под миррой ли юдиц остье,
Се пасхалы юдиц меловые.

Будет нощно им плакать иль петь
О любви и царевнах сионских,
Колесницам-квадригам скрипеть
На дорожках садов елеонских.

Всех, Господе, оне извели,
Никого, никого не осталось,
Ангелочки Твое прецвели,
Где бессмертие с мглой сочеталось.

Сорок шестой фрагмент

Девы белые хлебы несут
Ко златым антикварным стольницам,
Их царицы небес упасут –
Петь осанну глорийным столицам.

Что Эпир вспоминать, мы белы
Сами нощно, кровавые дивы
Лишь безумцев тревожат, столы
Щедры внове для Мод и Годивы.

Так и будем во снах по стерням
Кущ брести меж укосных цветений,
Чтоб склониться к холодным теням
Роз и лилий в серебре плетений.

Пятидесятый фрагмент

Алой кровью пасхалы сведем,
Ночь откупорив, яд преалкаем,
Сколь высоких урочеств не ждем,
Сколь над хлебом дьяментным икаем.

Иль Сирены умолчны, пеют
Хоры юдиц и фурий меловых,
На десерты белену слиют
Ягомости со амфор лиловых.

Узрит Господе в млечных дворах,
Как, виясь меж цветниц несомерных,
Мы тоскуем о черных пирах
Во истечах крови эфемерных.

Яков Есепкин

• «Хрестоматийного классика современности Есепкина, дистанцированного эпохой от книжного рынка, не могут вывести из андеграунда его (этого рынка) респектабельные фигуранты. Возможно, данное обстоятельство в немалой степени способствует производству массовых пиратских изданий книг мастера.»
Б. Свечников

Портреты юдиц в замковых подвалах

Восемнадцатый фрагмент

На жасминах ли мирра темней,
Цветью пышные столы овеем,
Иль ярки хороводы теней –
Мы о млечности их огневеем.

Соваянья ночные плывут
За альтанками черными, Лия,
Королями шуты и слывут,
По безумцам сия литания.

И юдоли обсиды крепки,
И в жасмине мраморные узы,
И немолчно пеют ангелки
На пирах у тоскующей Музы.

Двадцать первый фрагмент

Елеонские сени пьянят
Юных граций, влюбленных юнеток,
Днесь рапсоды бессмертие мнят,
Всякий щит о серебре монеток.

Увиются кармином сады,
Будет червою тьма наливаться,
Шестилучье остудной Звезды
Положит нам в тенях оставаться.

Дев к пирам наречет Вифлеем –
И Господь от цветниц несомерных
Преглядит, как мы нощно тлеем,
Вопия меж скульптур эфемерных.

Двадцать девятый фрагмент

Ах, Господь, оглашают к пирам
Убиенных всенощные дивы,
Станет флоксов нагорным дворам,
Цвет августа ли чтят юродивы.

Весело ж от подвалов нести
С маслом ядным лекифы церковным,
Выявляться в иродной желти,
Гнать матрун за серебром оковным.

Не матруны, то юдицы льют
Во амфорники тьмы ледяные,
И меж пламенных граций снуют,
Крася барвой столы отходные.

Тридцать третий фрагмент

Лессированной мглою вино
Увито и решетницы алы,
Вдовы емины сребрят давно,
Что еще и скрывают подвалы.

Это небесей цвет, это мы,
Аониды белые, рыдайте,
Собутыльников с лярвами тьмы,
Царств Пергамских шалов наблюдайте.

Иды вусмерть пьяны иль во хлам,
Се гешефты и мед от Каифы,
И не амфоры носят к столам,
А обитые червой лекифы.

Пятидесятый фрагмент

Май, лети, антикварная мгла
Всетонка, о серебре истает,
Челядь замков пустых весела,
Книгу смерти Геката листает.

Обернутся ль желтицей ночной
Ягомости – их выдадут шелки
И сапфиры, небесный портной
Диаментные бросил заколки.

Ах, царевны-богини таят
Перманент в несоцветных лилеях,
И с химерами гермы стоят
На увитых жасмином аллеях.

Портреты юдиц в изумрудном хмеле

Пятнадцатый фрагмент

Молодому нисану хвала,
Дивы белые с барвою чудной,
Вейтесь жадно круг яств и стола,
Источайтесь армой изумрудной.

Хмель цветений чарует фияд,
Нивы полнятся млечным дурманом,
Что и ядные хлебы, что яд,
Ждет Эдем нас за вечным туманом.

Пусть высокие небы влекут,
Пусть святят богоизбранных воев,
Преалкавших амфоры цикут
И летящих меж черных сувоев.

Двадцать второй фрагмент

Се, пирует афинская знать,
Целованье богинь восклицая,
Как в удавках и гарпий узнать,
Мгла течет с них, эфирно мерцая.

Алавастры полнятся вином,
К ободкам льнет серебро ночное,
Грезят юны, чаруются ль сном
Иль начиние зрят выписное.

Ах, Геката, мы рядом стоим,
Виждим перси упоенных гостий,
И хрустальные блестки таим,
Ночь лия над червицею остий.

Тридцать первый фрагмент

Столы празднеств благих высоки,
Хмелем их увиют ягомости,
Мглу начинут белить ангелки,
Оглашайтесь, эфирные гости.

Темный лэкех, золота емин,
Жар сотейников, ядные вишни
Проницают небесный кармин,
Муки наши, царице, давнишни.

Антикварные боги письма,
Лейте кровь, нас ея возлишили,
Чтоб сочилась меж яствий тесьма,
Коей Иды невинниц душили.

Сороковой фрагмент

Темной цветию выбьют щиты
Неотмирно златые рапсоды,
Чаши неба ль вином прелиты,
Хоровые умолкнут ли оды.

Лей шампанское, Геба, столы
Пусть еминами вновь уставляют,
Аще феи коринфские злы,
Пусть хотя алавастр восславляют.

Лишь откупорим ночь в хрусталях
И аромы ее источатся,
На заснеженных райских полях
Тени юдиц со мглой обручатся.

Пятидесятый фрагмент

Ах, менины, вдыхайте шелков
Негу тонкую, хладную мрачность,
Вы достойны и слез ангелков,
Расточающих нощно призрачность.

Яко пиры, несите ко ним
Яств серебро, ведите им стены,
Кисти долго таил Ероним –
Не для этой ли дивной картены.

Выйдут музы, а мы о черни
Где-то рядом стоим в темных митрах
И лием всеблагие огни
Чрез сумрак на холодных палитрах.

Храните бережно любовь
В кармане замкнутого сердца,
Не отравляйте ядом кровь,
И без того жизнь скоротечна.

Ничто не вечно. Да, года
Тревожны и необратимы,
Любовь для сердца дорога,
А чувства — непоколебимы.

Однажды, вас сведёт судьба,
И остановится дыханье,
И за спиною два крыла
Воздушным сделают свиданье.

Да вознесутся две души
К садам божественного рая,
Зальются песнею щеглы,
Метаморфозно слух лаская.

И вы забудете про боль,
Проснётся дар и вдохновенье.
Ваш дух гармонию обрёл.
В любви — безбрежное спасенье.

2020

Яков Есепкин

• «Гениальный художник обречен на одиночество в мраморе. Есепкин находится по одну сторону мраморника, российский маргинальный книгоиздательский мир со всеми непобедимыми Пелевиными – по другую.»
Т. Берсон

Портреты юдиц в ампирных комнатах

Двадцать восьмой фрагмент

Ночь серебром овеет аллей
Темноту и червленою слотой,
Вижди юдиц о желти лилей,
Ядно битых пасхальной золотой.

Долго будут камены молчать,
Вещуны апронахи сонимут,
Будут отроки мглу источать,
Лишь оне хлеб и лилии имут.

И царевны к столам занесут
Во лилеи расписанный морок,
И гостей меловых упасут
От белены серебряных корок.

Тридцатый фрагмент

Неб колонники в червном огне,
Блещут звезды, пирует Вифлеем,
Несть герольдам хлебов на вине,
Мы пасхальных ли емин жалеем.

Что еще фарисеи стоят,
Мажут кровию дьяментной халы
И серебро всенощно таят,
И цветками выводят пасхалы.

Аще мертвые Богу не лгут,
Сколь чудесное время обедать,
Пусть хотя ко столам набегут
Иды – вишен пречерных отведать.

Тридцать третий фрагмент

Снова пурпуром ветхим щиты
Опоенных рапсодов мерцают,
Королевские гербы свиты
Беленою, их феи зерцают.

Ах, одно уставляйте столы
Золотыми хлебницами, Иды,
Ах, не чаяли гоев из мглы,
Так молчите хотя, аониды.

Мы подсядем, подсядем к мертвым
Девам белым с канвою ампирной,
Статуэткам, огнем восковым
Тьму чарующим в требе всепирной.

Тридцать пятый фрагмент

Афинянок герольды влекут
На пиры, молью битые шелки
Им дарят и серебро цикут,
И порфировых царствий заколки.

Бледных дев золотая арма
Овевает, широкие пиры
Их ждали и царица Чума,
Расточайтесь о небах, лепиры.

Ах, мы сами еще веселы,
Темной миррою чела не виты,
И сумрак преливают юлы
Из небесной блуждающей свиты.

Пятидесятый фрагмент

Веселятся юдицы, зане
Ночь ядят и еще пировают,
И гудят, и ликуют оне,
И желтушные броши срывают.

Медальоны беленой полны,
Где и абрисы юных прелестниц,
Шелки ядные их всетемны,
Морок льют над винтажами лестниц.

И к столам гоев неб усадят –
Пир алкать, емин чаять эфирных,
Лишь тогда бляди нас отследят
Из каменей червово-ампирных.

Портреты юдиц в арамейской сени

Девятнадцатый фрагмент

Эвмениды спешат пировать,
За Никеей – Флиунт, за Эпиром
Небы Асии, им ли скрывать
Яд белен, им ли жертвовать пиром.

К плети льнет виноградная плеть,
Наливаются тьмой совиньоны,
Иль устанут юдицы тлееть,
Иль не с флоксами их медальоны.

И серебром хрустальная мгла
Чуть подернута, коей взыскуя,
Иды нощно сидят круг стола,
О царевичах мертвых тоскуя.

Двадцать восьмой фрагмент

Май порфировый, май золотой,
Неотмирны твое колоннады,
Не лети с ангелками, восстой,
Хмелем нас обольщают менады.

Как воспеть этот благостный тлен,
Арамейские сени, эфирность
Елеона, всецарственный плен
Белых граций, лиющих зефирность.

Мчит по небам юдиц карусель,
Ирод-царь над еминой икает,
И алмазная крошка досель
В наших раменах млечных сверкает.

Тридцать девятый фрагмент

Неба одницы славу поют
Царям грозным и жертвенным воям,
Бассариды им гербы куют,
Мчит их Вакх по эфирным сувоям.

Будет пир, будут юны встречать
Уцелевших и мертвых, царицы
Не престанут армы источать,
Младших братьев оплачут сестрицы.

Днесь герольд черный список речет,
Оглашая к пирам всеуспенных,
И серебро течет и течет
В кубки с ядом из нив млечнопенных.

Сорок четвертый фрагмент

Мелом замкнутый круг вещуны
Близу свеч оведут и на пудры
Царей лягут шелка и во сны
Их царевны сойдут – белокудры.

Лей шампанское, Рания, лей,
Эти балы окончатся вскоре,
Хоть сейчас ни о чем не жалей,
Яко тонем в сребристом декоре.

Пусть юдицы рамена свое
Нощно миррою красной выводят
И шелками свивают остье,
И о лилиях зло хороводят.

Пятидесятый фрагмент

Антикварные боги, вино
Лейте, лейте в фарфоры златые,
Мы не чаем огней и давно
Гербы царствий лишь мглой совитые.

И высоки ж пороги Чумы,
И обсиды ея всеампирны,
Минем башни и хоромы тьмы,
Ныне ангели смерти эфирны.

Суе к хлебам царевен и ждут,
Млечен воск от горящих лепиров,
И коварные Иды ведут
Нити крови по амфорам пиров.