весенний дождь… как будто осень
опять пришла издалека.
холодный ветер тучи носит
и лета не видать пока.
черна земля. лишь на пригорках
чуть-чуть проклюнулась трава.
кустам, деревьям стыло, мокро…
ведь нет ни солнца, ни тепла.
бежит ссутулившись прохожий,
подняв повыше воротник,
на воробья слегка похожий,
что на него сейчас глядит.
такой же мокрый и унылый
сидит под стрехой у окна.
не рад погодушке плаксивой.
всем опротивела она.
я пишу простые, нежные стихи,
но гиенам в масках не нужны они.
и, оскаля гадкий и вонючий рот,
всё хотят увидеть они наоборот.
их никто не любит, их нигде не ждут,
а они по клавишам со всей силы бьют.
и летят поганые, как стая воронья,
языка богатого последние слова.
и каким их ветром занесло сюда?
где вздыхают сердцем и поёт душа,
где красивым словом через времена
перед нашим взором ПОЭЗИЯ сама!
Памяти отца, лётчика-истребителя, посвящается…
Две свинцовые пули, посланницы смерти,
Я на память храню о прошедшей войне.
Если скажут, что было не страшно – не верьте,
Было страшно… погибнуть в том адском огне.
В память врезался крепко денёк тот июльский,
Черноморское небо… мой «ЯК» в вышине,
Под крылом самолёта – лиман Тилигульский,
Город милый Одесса чуть-чуть в стороне…
Мой привычный маршрут, всё до боли знакомо.
Там внизу — дорогая, родная земля.
Николаев и Сливино. Аэродромы.
Истребительный полк. Боевые друзья.
… В небе вражеский «Мессер», ведущий разведку,
Получаю приказ на его перехват.
Атакую… прицелился… жму на гашетку.*)
Попадание… дымом противник объят.
Только вижу – пылает и мой «Ястребок»,
Подбирается пламя всё ближе и ближе.
Зацепил «ЯК» в атаке немецкий стрелок.
Вот огонь уже ноги и руки мне лижет.
Выбираюсь… с трудом покидаю кабину.
Самолёт уже факелом ярким горит.
Ветер дует в лицо обожжёное, в спину.
Белый купол спасительный мною раскрыт.
Приводнился, упал… была мелкой речушка.
Жгут растёртые в кровь на руках пузыри.
Там, в медчасти речной небольшой деревушки,
Оказали мне помощь врачи, как смогли.
На ногах от ожогов – белёсые шрамы.
Долго раны гноились, зажили с трудом.
В медсанбате попался мне доктор упрямый.
Присыпал раны содой… об этом потом.
… В парашюте нашёл я свинцовые пули.**)
Там застряли они, притаясь в глубине.
Не достали до сердца… не дотянули.
Я храню их как память о клятой войне.
Эти пули… на вид они лёгкие, вроде.
Хочешь, взвесь на ладони поблекший металл.
Об одном небольшом боевом эпизоде
Я впервые, дочурка, тебе рассказал.
*) Устройство для спуска курка огнестрельного оружия. В кабине истребителя
лётчик находился один, стрелка тогда не полагалось.
**) Парашют размещался в кабине на сиденье лётчика. Фактически лётчик сидел во время полёта на своём парашюте.
а я бежала по дороге…
в пыли, в удушливом дыму.
несли меня вдогонку ноги,
а уезжал ты на войну.
сама котомку собирала,
пекла в дорогу пироги,
сама от страха замирала,
клала поклоны до земли.
просила матушку Марию,
хранить тебя в тяжёлый час.
просила Господа-Мессию
остановить войну сейчас.
с тобой стояла у машины,
смотрела в милые глаза,
вдыхала запах твой — мужчины,
а по щеке текла слеза.
рукой шершавой осторожно
стирал ты горя ручейки.
«остаться, просто, невозможно»,-
шептал на ухо тихо ты.
поцеловал, вскочил в машину,
махнул последний раз рукой…
сегодня ты меня покинул,
а завтра, может, сразу в бой.
а я бежала по дороге…
в пыли, в удушливом дыму.
несли меня вдогонку ноги
и проклинала я войну.
Ирисовый вечер.
Губы, как ирИс,
Тянутся навстречу.
Женщины каприз-
Ирисов охапка,
Чуткий-чуткий ты.
Ветер мягкой лапкой
Мнёт в руке цветы.
Слов не нужно лишних.
Тишины краса.
Каждый шорох слышен,
Неба бирюза
Так нежна, открыта.
Как напротив взгляд.
Ирисы в открытке,
Ирисы, как яд.
Душит пленный запах,
Липнет, словно скотч.
Вечер тихой сапой
Убегает в ночь.
Люблю.Это слово вошло в обиход.
Мы треплем беднягу множество раз.
Забыв тот первичный эффект и восторг,
Штампуем глаголом в тысячах фраз.
При встрече, при близости, на ночь, во сне
Мы шепчем, кричим, не чувствуя дрожь.
Привычным становится заданный ритм,
Любовь превращая в наглую ложь.
из окна вагона с конвоиром
я любуюсь этим бреенным миром…
промелькнули белые берёзки
и на них серёжки, будто слёзки.
буераки, реки и канавы…
не искал я этой странной славы.
петь хотел, как птица, я на воле,
и не знать суровой этой доли.
но судьба скрутила, будто штопор.
и в ушах гремит тюремный топот.
надо мною низкий потолок.
и душа, как чёрный уголёк…
так что плачьте обо мне берёзы,
не жалейте горестные слёзы.
может хоть немного потеплеет
и слезинки душу мне согреют.
И нет в моей жизни печали иной,
Чем утром проснуться и думать о нем,
Чем вечером, глядя в чернеющий мрак
О глупых поступках своих вспоминать.
И нет в моей жизни другого несчастья,
Чем, сердце свое, разрывая на части,
Решаться мне просто с тобой говорить,
Смотреть на тебя и уже не любить.
И радости в жизни моей нету большей,
Чем весело хлопать кому-то в ладоши
И гордость испытывать лишь от того,
Что он улыбается рядом со мной.
09.10.2004 г.
Капает дождь безутешный по крыше,
Ветер угрюмо бросает листву…
Может быть ты в этом плаче услышишь,
Что без тебя я уже не живу.
Мне нужен твой смех и твой взгляд ежедневно,
Хочу быть в объятьях твоих навсегда.
И если я злюсь на тебя, то не гневно,
А просто тебя безгранично любя.
Мне солнце нещадно светило в глаза,
Но так же как ты ослепить не смогло,
А ты, мне всего лишь три слова сказав,
Вскружить сумел разум и тело мое.
И дождь безутешный, уставший от слез,
Меня вдруг обнимет теплой рукой…
И что есть прекраснее девичьих грез
О том, чтоб кому-то быть дорогой?
И что может быть нежнее, чем ветер,
Что часто ласкает меня по лицу,
Чтобы однажды когда-то ты встретил
Меня на твоем бесконечном пути.
Сейчас я ушла ненадолго, чтоб снова
В сердце твое неустанно стучать.
Ты отдохнешь от меня и быть может,
Еще будешь больше меня обожать.
Я, как этот дождь, безутешно рыдаю,
Но слезы мои очень скоро пройдут.
Как северный ветер я улетаю
И может, однажды уже не вернусь.
Я участь и сейчас приму любую,
Хотя и было столько грустных дней.
Я даже не живу – я существую
Посреди сотен любящих друзей.
Я улыбаюсь, я смеюсь, я развлекаюсь,
А в сердце только мгла и пустота.
И с болью я, наверное, не справлюсь…
Нет. Справлюсь. Боль давно уже ушла.
Я света в яркий день уже не вижу,
А ночью в темноте мне хорошо.
Я больше не люблю, не ненавижу
И мир вокруг бездушен и смешен.
Я знаю, меня любят, я нужна им,
Я солнце в их глазах и их сердцах.
Есть лишь одно, чего я не узнаю:
Зачем я скучная и глупая нужна?
Я не одна, но все же одинока.
Меня встречают радостью в глазах,
А я сижу в темнице, где нет окон
И просто исчезаю навсегда.
Зачем мне жить? Причин, конечно, много.
Но я о них не знаю ничего.
Я не одна, но все же одинока
И глупые обиды ни к чему.