Уходит в небо дальняя дорога.
Мне наяву прекрасный снится сон.
Пускай ещё чуть-чуть продлится он!
Я посмотрю его ещё немного.
Какая мысль сокрыта в этом сне?
К чему бы это он приснился мне?
29 декабря 2011 г.

Вновь, где-то алых звезд, наполненная ванна
Безмолвно остывает, и небо вновь грустит.
Нирвана? Нет, так рано… И незажившей раной,
Останется холодное, бумажное «Прости…»

Тропой идти знакомой — легко, уткнувшись в руны,
Когда горит с Луною, Тельца Альдебаран…
Но «Перекати-полю» на поле, так безлунно,
И, почему-то, трудно не опустить «стоп-кран»…

А голуби, как прежде, летят на крошки хлеба…
Урок пропущен кем-то… Экзамен вновь не сдан…
И лишь ребенок чей-то, вдруг скажет, глядя в небо:
«Смотрите, снова падает какая-то звезда...»

Вспыхнув, гаснут в толпе телекамер экраны,
И тайга надевает парадный мундир.
Тихо строем в шеренгах идут ветераны,
Ослепляя людей белизною седин.

На измученных старостью, выцветших лицах,
Где скопились страданья и муки души,
Словно книги огромной скупые страницы,
Пишет летопись жизнь паутиной морщин.

И застыли печально в глазах ихних слёзы,
Что остались навеки с минувшей войны.
Белым светом в тайге засверкали берёзы,
Добавляя сединам своей белизны.

Пусть геройских поступков они не свершили,
на записана в памяти сердца война,
Где врагов ненавистных они разгромили,
Отразилась в надетых на грудь орденах.
14.05.2001г.

Живым и павшим, вынесшим на
своих хребтах тяжелейший крест
Второй мировой, посвящаю.

Мы полмира с тобой прошагали.
Да, мы – дети суровой войны.
Мы Россию собой защищали.
Нас терзали безумные сны.

Мы – свидетели диких приказов:
«Разминировать вражьи поля!» — И в атаку мы шли среди газов –
Разрывалась от боли земля.

Мы ложились, как в жатву колосья,
И от ужаса каждый потел –
Ввысь летели кровавые клочья
Из останков растерзанных тел.

И в тисках леденящего стона
Мы смирялись с потерей друзей.
С неба солнце, как божья икона,
Поливало их скорбью лучей.

Словно эхо пасхального звона,
Замирал вдалеке взрывов гул…
Да, мы были тогда вне закона,
И нас смерти бросали на глум.

Гуляя с кралей около Суры,
Смотрю на мост – реки продрогшей вымя.
Мурлычет эхо под рукой игры
Из ресторации. В хрустальном гриме

Грустят деревья. В париках – кусты.
Лед удлинил все брови светофора.
Дома, как листья павшие, желты;
Из окон свет ночным крадется вором.

Я думал, что бросаю горсти слов
В доверчивые до предела уши.
В ответ — усмешка. Вот и весь улов.
Становиться мой голос тише, глуше…

Слова пожухли. Будто бы в бреду
Я говорю. Слова черны, убоги.
Потерянный, развенчанный иду,
Сворачивая полотно дороги.

Прошел шестнадцать — вытворять, творить.
И двадцать пять — сойти, пропасть, сорваться…
В сухом остатке — монолога прыть,
Еще – усмешка. Вот и жизнь вся вкратце.

Но вновь слоняюсь берегом Суры.
Вновь кормит небо из железа вымя.
Мурлычет эхо под рукой игры
Моей души, обледеневшей, в гриме.

Бетонные жабры прокуренных улиц
Хрипят кострами отдельных квартир.
Готовясь ко сну, вздыхая и жмурясь,
Город зевнул, как усталый Сатир…

Бульварная шлюха, слюнявя клиента,
Украдкой поглядывает на часы…
Без четверти три. И склонившись над кем-то
Колдуют кошмары, и шепчутся сны.

Без четверти три. Сквозь пустынное поле,
В сторону ярких рекламных огней,
Бредет обреченно, как пленник в неволю,
Босая девчонка… И ветер за ней…

И ветер ласкает подол ее платья,
Что легче небес и поярче луны…
А девочка шепчет: «Как больно… Не знать бы,
Не видеть, не слышать бы вашей вины!»

Неслышно ступает она по асфальту,
Лишь слышен, едва уловимый мотив…
То ветер с листвою играют Вивальди,
Для тех, кто не спит… себя не простив.

Курю в окно. Давно пора бы бросить.
Не получается, увы, пока никак…
А за окном весна. Весна как осень,
Слезой сжимает все вокруг в кулак.
Там за окном спешат куда-то люди,
Что так боятся ненароком растрясти,
Своей души, давно застывший студень.
Стараются они, сжав зубы обойти,
Не только грязь, проталины и лужи,
Попрятавшись под крышами зонтов…
Нейлоновыми куполами в танце кружат
Они, под музыку искусственных цветов.

Смотри, как мягко падаю я на ладонь
Листом пергамента чуть обгоревшим…
Чуть тронь меня, сказав другим: «Не тронь!» –
И упади со мной… И будь такой же грешной…
Забудь, как отмирает то, что не забыть…
Остынь. Меня простив – застынь и успокойся.
Ах, как хотел бы я с тобою просто быть…
Быть попросту с тобою, прошептав: «Не бойся…»

Не три виски… Немеющие пальцы не могли забыть
Звучанье струн — вибрации искусного сплетенья,
Серебряных тех звуков, что слагают ноты в звенья,
Цепочкою изящною, собрав тех струн натянутую нить,
В мелодию, которую уже не спрятать и не скрыть,
Покрыв, вуалью пыльной, прожитое и предав забвенью
Все то, что было явью и упало чуть заметной тенью
На время, что отпущено тебе, чтоб просто жить…

Но струны серебра… Лишь им дано, настроенными быть,
Покуда слышен пульс, что все еще стучит тебе в висок,
И ясен смысл, а замысел — он сложен, но по-своему высок,
Пусть даже пальцы в кровь, которой не дано еще остыть,
А струны серебра — закрученная лихо, жизни нить…
И каждый шаг — еще один, случайно сделанный, виток.

Вот и все…
Существую отдельно.
Проворчу что хочу,
Жгу свечу и не лень мне…
Оттого и молчу,
И возможно болею,
Что все время мечусь,
Сам себе же не веря,
Сам себя и лечу…
Рву…
цепочку на звенья…