Но расшвыряли клавиши
По полу мысли куцые.
В тоске Шопену кланяюсь.
Пора бежать на улицу.

А клавиши все брякают
Капризною девчонкою,
Изводят буераками
И рвут бумагу тонкую.

Пол тонок, — плачет клушею
От перебора клавишных.
Шопен до дыр заслушанный.
Так нарывает камешек!

Прости, меня ограбивший,
Дай просто оглянуться мне.
Но расшвыряли клавиши
По полу мысли куцые.

Апофеоз империи — «добра обители».
Похоже достучались до небес
ДЕМОНкратические сребролюбители,
«Ссудный процент» и Бес.

У башни треснула стена.
Америке нужна Война.
Еврей сидит в засаде.
Персия в осаде.
Куралесят янки.
Россия нынче в пьянке
С колонною пЯтою
Прилегла под стАтую.

Кризис империи — «добра обители».
Бумага-векселя — зола.
Под пирамидой полегли грабители
Да и «терпилы» оси зла.

У башни рушится стена.
Грядет ударная волна.
Наверное так надо — Гордыня зло из Ада.
Начнем все с чистого листа…
Иуда вновь предаст Христа?
Или с большого страха
Отправит всех к Аллаху?

В крови у человека с роду –
Объединение с природой…
И воробей щебечет с сука:
«Объединись со мной гадюка».
И волк с желанием и толком
Объединяется с ягненком.
Питон и кролик подружились –
Обнялись и объединились.
Лиса за зайцем погналась –
С ним полюбовно разошлась.
Рыбак с наживкой и сачком
Объединились с окуньком.
Плотвичку, хлопая хвостом,
В омут приглашает сом.
С посевом поля стрекоча
Объединилась саранча.
Паук с букашкой, мать ити,
Объединилися в сети.
Цари, Князья, Бароны скопом
Объединяются с холопом.
На стрелке братья-пацаны
Не признают лоха вины.
Чубайс с Зюгановым обнялись
И, как друзья, расцеловались.
Житель Рублевки восхитил –
Бомжа в коттедже поселил.
В патриотическом порыве
Террор на вечном перерыве.
Спасибо Ельцину – при нем
Объединились «бакс» с рублем…
Объединяется народ
Уж тыщу лет из года в год.
Объединится ли Страна
Где мессу служит Сатана
И бесы кружат хоровод
Уж сотню лет из года в год.
(С «перхотью» Царственные Ложи
Борятся изощренней, строже…
Но «выбираем» мы похоже
одни и те же «Козьи Рожи»...)

«перхоть» — народ на чиновничьем сленге.

Двух ангелов подслушала я спор.
Они незримо надо мной парили,
Ночной порой затеяв разговор.
И крылья их легонько воздух били,
Звенящей нотой огласив простор.

Твердил один: «Чувствительны чрезмерно
Душой они своею эфемерной.
Их ждут терзанья страсти и тревоги.
Опасно пылкою душой их наделили боги.
Божественен огонь души, но тяжелы ожоги.

Так уязвимы… так легкоранимы.
В душе — пожар страстей неугасимых.
В огне неистовой любви пылая,
От ревности безумной угорают.
Дымятся угли от обид невыносимых.

«Огонь ведь может греть, не обжигая»,
Крылатый друг ответил, возражая.
«Без пламени любви душа охолодеет,
Лишённая страстей и чувств – окоченеет,
Застынет, словно глыба ледяная».

«Но как почувствовать и распознать,
Грань, за которую не стоит преступать?
Страстей как угадать тот градус роковой,
Спалить способный огненной волной?",
Вопрос свой попыталась я задать.

Ответом были… звёзды, тишина и ночь.
В молчаньи ангелы умчались прочь.
Мне до рассвета было не уснуть.
Пыталась вникнуть в разговора суть.
Ожоги… чувства… как душе помочь…

Я скучаю очень по твоей любви,
Изумрудным ослепительным глазам,
Чувственным касаниям руки
И полетам нашим к небесам.

Только ты живешь в моей душе,
Для тебя она несчастная поет,
Но мечты мои остались на листке-
Может в жизни новой их тебе вернет.

Как-нибудь однажды двум сердцам
Посчастливится мечту свою найти,
От комет прольется свет к мирам
На задворках Млечного пути.

Среди звезд, космических красот
Знаю, будет одиноко без тебя,
Ты мой яркий луч, моя мечта из снов,
Боже, почему влюбился я?

Я живу, но только с мыслью о тебе,
Я дышу одним дыханием твоим,
Кожа помнит поцелуи на плече…
Почему нельзя счастливым быть двоим…

Владимир Вальков

Тело золотится кожей смуглой,
Вихрем поднят волос ото лба,
А глаза пылают словно угли,
Что страстями разожгла судьба.

Во дворах московских, затаённых
Есть ещё ночная тишь аллей,
Под луною в дебрях тех зелёных
Мир с тобой уютней и теплей.

Время непонятным языком
Мимо сердца в годы льёт пустое
Ну, а твой до боли так знаком
Ты ведь тоже вышла из застоя.

Образ твой несказанно мне люб,
Что-то в нём утраченное даже,
Как весна улыбка твоих губ,
Вспыхивает мысли будоража.

О тебе, родная, песню строк
Смутным вдохновеньем оживляю,
Трогая причёски завиток,
Чувством стих из нежности ваяю.

Тело золотится кожей смуглой,
Вихрем поднят волос ото лба,
А глаза пылают словно угли,
Что страстями разожгла судьба.

Он дольше самой долгой ночи-
Час неожиданных гостей.
Щиток от света раскурочен,-
Замкнуло. Несколько свечей

Дрожат на столике. В хрустальном
Бокале топчется портвейн.
И, открывая даль за далью,
Оплакивает их Колтрейн.

Летит. Куда? Не знает сам он,-
Смущает мрака чехарда.
Ревет ревмя от джаза мамонт.
Быть может, рвется он туда

Где нереальное реально,
Где крУжат стаи антител
Меж саксофоном и роялем,
Где временной гостям предел.

На стенах дергаются тени,
А люди замерли, молчат.
И непонятно: кто затейник,
Кто сумерек вершит обряд,

Чей этот праздник со свечами,
Кто зритель здесь, а кто актер,
Чье торжество бокал венчает,
И кто кого взял на измор,

Кто радостен, а кто на гране,
Кто в комнате, как в горле кость,
Кому Колтрейн впотьмах играет,
Кто здесь хозяин, кто здесь гость?

Хоть кто-нибудь, скажите мне на милость,
Пошто судьба Евгения хранила?
Ведь его пуля Ленского сразила,
В депрессии Татьяна очутилась.

Наивна и доверчива слегка
Судьба, как и Фемида, впрочем.
Под чаши палец той кладут исподтишка,
Она ж — повязкой завязала очи.

…

Онегин, я тогда моложе,
Я лучше, кажется, была.
Но и сейчас я недурна,
А вы лысеете, похоже.
Хочу вам дать один совет,
Носите, милый мой, берет.
Вот мой, малиновый… хотите?
Mon Cher… вы, кажется, грустите?

…

Опять в подъезде надписи, Евгений!
Всё те же: Ж + Т = Любовь.
Не отпирайтесь, вижу Вас насквозь.
Да как не вы? У вас и руки в меле.

Живем — «как у Христа за пазухой».
Кровь от венка тернового — рекой.
Испытывает нас то дождь, то засуха.
Страдаем заживо. И жизни — никакой.

И страх внутри и веры нет ни граммочки.
По русски. Ах ты! Как же так?
А опрокинем как «по-остограммочке»
И все — пошла гулять душа-гамак.

Раскачиваемся бестолково во все стороны.
И хрен поймешь куда нас занесет.
В какую Революцию нам вороны
Иль иностранный Гриф глаза склюет.

А прошлое завесою лжи затянуто.
Не знаем кто, откуда мы и как.
Врут господа-товарищи натянуто.
Не видно света. Мрак. Бардак.

Все стоим замки — башни Вавилонские.
Сизифов труд в почете, на ура.
Пинают землю нехристи московскую.
На их игле мрет наша детвора.

Живем — «как у Христа за пазухой».
Червленым золотом сверкают купола.
Но блеск от злата лживо-пафосный,
Звонят в набат души колокола.

Не в Бога верим, а в Мессию,
Грехи возьмет который наши на себя.
Спасет, простит кровавую Россию,
Смерть примет всяк и всех любя.

Но я не верю в проствление Бесов.
Под ликом Ангела лютует Люцифер.
И до сих пор нет тех процессов,
Способных превратить в Рай Мир.

В небе облака, слегка, синеву туманят.
Хочется мне вверх. Пока романтика манит.
Полетел бы птичкой малой. Иль орлом пикировал.
Взлетел бы, Бога попросил, чтобы нас помиловал.

А пока судьба-индейка к земле прижимает.
Жизнь не рубль, а копейка – ценности не знает.
Бог не слышит? Или мы глухи к его ответу?
Сатана же той порой сулит не жизнь – конфету:

«Обманывай! Обирай!
Глумись или убивай!
Раздевайся, развращайся,
Людской кровью умывайся!
Мерина купи коня.
Что ни слово хрен, да бля.
Слабый коли – умирай.
Всуе Бога вспоминай.

В небе туча облака, между тем, сменила.
Вверх не хочется пока, чтоб молния убила.
Прижимаюсь я к земле и ползу змеею.
Мало кто в грозу идет с открытой головою.

А судьба-злодейка нас не милует, не жалует.
Только сильных анаконд и удавов балует.
Крыльев за моей спиной нету и в помине.
Но Богу верить хочется, а не Сатанине:

«Не хочу я обирать.
Глумиться или убивать.
Раздеваться не хочу.
Я душою ввысь лечу.
Хоть и езжу по дорогам –
Чист перед Христосом Богом.
Но и в Рай не попаду –
Крылья опалил в Аду».

В небе тучи. Ураган по земле Бушует.
Сатана это? Иль Бог от гнева лютует?
На вопрос этот простой не найду ответа.
Потому ль, что лоб пустой? Иль душа не эта?

Ведь судьбою нашей кто-то нагло управляет.
Только как подрезать крылья у души не знает.
Не взлетаю наяву я – полетаю хоть во сне,
Но «не в жизнь» жизнь не отдам я злому Сатане:

«Постой, брат, не суетись.
Тихо Богу помолись.
С детства трепетна Душа,
Не от Бога анаша,
Истины ведь нет в вине.
Свет появится в окне.
Истина она одна –
Богом жизнь лишь раз дана».