Время.

Горячий жеребец. Наездник. Стремя.
От старта к финишу стремится время.
Пришпоривать не стоит. Подгонять.
Да и удилами бег время не унять.

Прошлого нет. Мгновенье настоящее,
С секундой каждой в будущее уходящее.
Снопами искры высекая, цокая копытами,
Время бежит в просторы не открытые.

Бежит. Бежит. Наездники меняются.
Горящим пламенем по ветру грива развевается.
Горячий жеребец. Наездник. Стремя.
От старта к финишу стремится НАШЕ время.

16.07.2006 год.

Концептративы.

Деяния наши бесплодны «Бандерлоги»!!!
«Медведъ», что спрятался в берлоге — Всем заявил (минуя «бля»)
Из стен двуглавого Кремля…

(«Кикимор» с темной подноготной,
Собрал на площади Болотной,
одел в одежды «позитив» — Вы есть никто. Презерватив.)

Мы ждем на кухнях, на работе — Где мы НИКТО, при их «заботе».
Тем боле не найдем «концов»
Там где присутствует Немцов…

(«Что делать?» Как нам с этим быть?
Переживать?.. Да просто — ЖИТЬ!!!
Рожать детей. Счастье — СЧАСТЛИВО
Без этих концептратиптивов...)

Беззубый рот.

Это нечто. Это что-то.
Дом, семья, проезд, работа.
Или все наоборот…
Денег нет. Беззубый рот.

Но Душа, Душа играет,
Душа устали не знает:
«Тритатушки, три-та-та».
Жизнь без страсти — маета.

Так — бежит себе лошадка
И не шатко и не валко.
Вокруг пасмурный пейзаж.
Где реальность, где мираж.

Где подкову потерял?
Не увидел что, проспал…
Или просто не везло.
Иль от лиха пронесло.

Видеть красоту природы
Нам дано в младые годы,
Где не черствая Душа,
Не давлеет власть гроша.

Роза красная с росой,
Луг зеленый. Я босой
Все за бабочкой гоняюсь,
Все поймать ее стараюсь.

Речка — Белы Берега.
Сена снопы и стога.
В лесу ягода-малина,
Мягок мох, как пелерина.

Подосиновик красавец.
Муравей кусил — мерзавец.
Слепень к коже приложился,
Камар кровушки напился.

Радуга-дуга на небе.
Цапля, как из сказки лебедь.
Кваканье Царевн-лягушек.
Квокотание несушек…

Радость на Душе и нега.
Не заметно время бега.
Туча, молния, озон.
Сказочный под дождик сон.

Красотища! Красота…
Но запахнуты Врата,
Детства не вернуть никак.
Старость — страшно, старость — мрак.

Говорят, что в детство впасть,
То болезнь, кошмар, напасть.
Мне бы времени назло,
Сказочно так повезло…

Это нечто. Это что-то.
Дом, семья, проезд, работа.
Или все наоборот.
Денег нет. Беззубый рот…

18.06.2006 г.

Колобок и "Кола-Бок".

По ветру ветрила,
Жернова в раскрутке.
Кто имеет силу — Мешки таскает сутки,

Сыплют, сыплют в жернова
Золото — пшеницу,
А муку, все трын-трава,
В обозах — за Границу.

Занимает Колобок
Очередь к лабазу,
Чтоб мукой набить мешок
До отказа сразу.

Но заведующей Лиса:
«Да катись ты Колобок,
Здесь муки и так — слеза.
Попадешь мне на зубок».

Покатился Колобок,
А за ним проблем клубок.
Оголяя ляжки,
За ним катит Машка.
По сусекам ни шиша,
Одна голая Душа,
Собирая пыль в совок,
Покатился Колобок
А за ним проблем клубок.
Оголяя ляжки,
За ним катит Машка.
По сусекам ни шиша,
Одна голая Душа,
Собирая пыль в совок,
Покатился Колобок…

По ветру ветрила,
Жернова раскручены.
Мельник полон силы,
Рукава засучены.

Кружат, кружат жернова
На неведомой оси,
Размолов в муку права
И «еже си на небеси».

В поле катит Кола-Бок,
Вот Лиса зараза,
Так запутала клубок
Всех проблем и сразу.

Не распутает его
Ни Медведь Путево,
Ни стороннее игО,
Чтобы было «клево».

Собирает Кола-Бок
Круглый, голый, без порток,
Мелочь на рубашку
И трусы для Машки.
По сусекам ни гроша,
На ушах — одна лапша,
Ее, надорвав пупок,
Собирает Кола-Бок
Круглый, голый, без порток,
Мелочь на рубашку
И трусы для Машки.
По сусекам ни гроша,
На ушах — одна лапша,
Ее, надорвав пупок,
Собирает Кола-Бок…

02.04.2010 г.

Междуречье.

Междуречье — погубили.
Столько невинных Душ УБИЛИ.
Перевернули жизненный уклад,
Разрушили, унизили Багдад.
Что янки — прав твой автомат?
Да — вы хорошо живете.
А кто не так — их что, убьете?
Кто не вошел в «златой миллиард»?
Ведь жил и цвел «Старик-Багдад».
Что янки — бедных в Ад?
Вы разгромили колыбель цивилизации.
Америка. Страна без нации.
Американский доллар, как солдат.
На танках вы вошли в Багдад.
Что янки — шли как на парад?
Бомбили, не гнушаясь, центр Европы.
Загнали сербов Югославии в окопы.
Нет Югославии и пал Белград.
На очереди был Багдад.
Что янки — устарел наш «Град»?
Зачем глумитесь так над пленными?
(какая разница — гражданскими, военными?)
Что — демократия оружия приклад,
Которым убивает ваш солдат?
Что янки — пытки для услад?
Вы не одни на Матушке-Земле живете!
От жира беситесь. От живота умрете.
Природу губит фабрик ваших смрад.
Вам нефтью аппетитен был Багдад…
Что янки — в кого ядерный снаряд?..

10.07.2004 г.

Пасечник.

Пчел любил и город-улей,
В кепку сладкий мед — рекой.
Восемнадцать лет с мамулей
Пасечник рулил Москвой.

«Реки — вспять! Отдайте Крым...», — Пасечник взывал наивно.
Но… Во всем виновен ДЫМ,
Коим дышится противно,

Был одарен черной меткой,
(и скорей всего — не факт),
Может быть посажен в клетку.
Не прогнулся — ВИНОВАТ…

(лапой шаря среди сот,
медвежонок ищет мед…
что до пчел — им все-равно,
насекомые гы-ов-но...)

29 сентября 2010 год.

dare il gambetto?

Хотели «как лучше» — «Как всегда получилось»…
Что может быть хуже
Того, что случилось…

Решали, с Душой,
Оправдаться, покаяться.
Катынь — это подло.
Правда — кусается.

Эхом расстрелов — Взрыв самолета.
Промысел Божий?
Иль чья-то работа?

Польша страдает.
Россия скорбит.
Сталин с Адольфом играли…
ГАМБИТ.

За что с нами это — dare il gambetto?

(соболезнования братьям-полякам...)

***

Не обманывай себя-
Это ведь не так уж сложно:
Нету более греха,
Чем внимать заветам ложным.

С уст правдивые слова
Очень редко вылетают
И надменная толпа
В гневе кротком закипает.

Се правители умы
«Страстью» покорили
И отечески сыны
«Славу» утопили.

Жизни счастлив ли конец-
Думал раз один мудрец-
Сейчас горе и беда
К нам стучатся в ворота.
Ну, а что же будет после:
Снова властная гнеда
Иль свободная волна
Вдруг по миру расплеснется,
Ключевой воды напьется
Превеликая страна?

Муза, друг любезный...

Муза, друг любезный,
Ты озаряешь в век железный
Чередою ясных дней
Дремучий путь души моей:
Как часто хладною порою,
Когда в груди моей горит печаль
Уносишь ты меня мечтою
В очаровательную даль,
И там украшаешь, мой спаситель,
Милых грез моих обитель
Журчаньем сладкозвучных слов
На полях ничтожных строф.

Потрет

ПОРТРЕТ

У графа В… был музыкальный вечер.
Лермонтов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Над Петроградом омраченным
Осенний ветер листья гнал,
Порывом своим ожесточенным
О брег гранитный бился вал.
Ужасающий, свирепый вой
Носился всюду, и кругом
Молния сверкала, над рекой
Громыхал ежеминутный гром.
Возмущая вод границы,
Злились тучи. Дождь в окно
Стучал сердитей. Все темно
Становилось на улицах столицы.
И в эту пору мой Арсений
Пришел домой, в постели лег.
Но долго он уснуть не мог.
В волненьи разных впечатлений
Думы всевозможные носились
Над ним, и милые мечты,
Плоды сердечной полноты,
Нещадно в грудь его теснились,
И мыслил он, что дом его
Им нанятый во всем прекрасен,
Что в нем худого нету ничего,
Что с красотою он согласен.
И камин, и кабинет уединенный,
И угол свечою освященный,
И книг бескрайние ряды,
И бильярд, и стол дубовый,
И вазы, и диван пуховый
Все, все несет изящного следы.

Однако же портрет в гостиной
Им всего более завладевал,
Образ девушки невинной
Перед камином пышных зал,
Ее взор небрежно томный,
Взгляд небесно-голубой,
Во всем милый, тихий, скромный,
И локон темно-золотой…

И перед этим божеством
Он думал, думал все о том:
Кто она? царевна иль княгиня?
Иль ангел чистой красоты?
Иль сия прелестная богиня
Плод воображенья и мечты?
Нет! такое невозможно!
Нельзя нам небесное создать;
Человеку только можно
Руку божью передать.

Такими думами во мраке ночи
Мучался в постеле он,
Но вот сомкнулись сонны очи,
И им пришел на смену сон.

Полночный час. Все тихо было.
Нева успокоилась. Темно
Все стало. Ветер выл уныло.
Дождь печально бил в окно.
Ветвей при лунном свете
Мелькали тени… Вдруг
Едва слышно в кабинете
Чьих-то шагов раздался звук.
Вскочил с постели мой Арсений,
Услышав недалекий шум,
Насторожился его ум
В тревоге разных размышлений,
И вообразилось ему живо,
Как вор в тени ночной,
Ступая безмолвно, боязливо,
Рыщет жадною рукой
На полках. И в мгновенье,
Накинув на плеча халат,
Он стремится вперить взгляд
На ночное преступленье.

В кабинете темном, в тишине,
Сидел старик, и одиноко
Думал он. Казалось в тяжком сне
Он покоился глубоко,
И отображались мысли в нем
На его наморщенном челе.
И казалось его взорам и умом
Завладела кукла на столе.

И в это время мой Арсений,
Скрытый в темноте ночной,
Глядел на гостя. Сей герой
Рождал в нем массу впечатлений.
И руки сжатые крестом,
И взор под пасмурным челом,
И перстень гостя изумрудный,
Обдающий хладом и огнем,
И платок изящно-чудный
Рождали благосклонность в нем.

Во власти мирных помышлений
Ступает к гостю своему
Едва слышно мой Арсений,
И обращается к нему
С вопросами: кто он таков?
Как он в доме очутился?
Для чего? — без ложных слов
Старик во всем с ним объяснился.
Зажег свечу, и, кабинет
Холодным взором обойдя кругом,
Он указал своим перстом
На висевший свой портрет.
Громом пораженный, бледный,
От волненья тяжких чувств и дум
Не устоял Арсений бедный…
Несчастный — смутился его ум
От потрясенья…
Ветра шум
За окнами грозно раздавался.
Старик ушел. Недвижим и угрюм
Арсений в креслах оставался.
Что же это?.. сам с собою
Он наедине безмолвно говорит,
И на него из рам глядит
Старик с седовласой головою.
Правда ль все? Возможно ль?.. Нет!
Дом не может быть его…
Он пустовал… и о прошлом ничего
Известного1… но сей портрет?..

Рассветало. Солнца луч
Едва виднелся из-за бледных туч.
Присмирела буря. Ветер стих.
Печальный дождь притих
Стучать по стеклам. Мой Арсений,
Устав от тяжких размышлений,
Заснул. И в долгий сон
Он был в то время покружен.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Над ним летало сновиденье,
Печали прогоняя прочь…
Вдруг страшное виденье…
И он проснулся. Выла ночь.
Дождь свирепел. Бьясь о ступени,
Бурлила, пенилась Нева.
Ветра, ужасающие пени,
Являли над Петрополем права.
Гроза сверкала, ежечасно
Покои освещая ясно.
И в сей час молнии и света
В гостиной тихо шаг раздался
И у порога кабинета
Гость вчерашний показался.
Вошел старик, и пред Арсеньем
Он на кресла опустился,
Вздохнул, и с предложеньем
К нему робко обратился
Метнуть штосс — без промедлений
Кольцо поставил мой Арсений,
Старика надеясь поразить
И чувства в нем его смутить2,
Но… но… бедный обманулся он:
Старик сим не был удивлен.
И на героя предложенье
Гость ответствовал своим,
И легкое, воздушное веденье
Возникло тенью рядом с ним.

Несчастный — у него
Смешались чувства. В час ночной
Ужель с картины божество
Видит он перед собой?
Ужель с немого полотна
Сошла ангелом она?..
Ужели явь? иль сновиденье
Сей ангел чистой красоты?..
Какое страшное мученье
Порождают в нем его мечты!..
Она смотрит на Арсенья
Кроткой, ангельской душой;
И выражает взгляд ее моленья
С неизъяснимою тоской.
Печаль, надежда и любовь
Дышат в девственной крови,
И почувствовал Арсений вновь
Трепет пламенной любви.

Неудивительно: она
Была пленительно красива,
Стройна, покорно молчалива
И чувства нежного полна,
Все соединялось в ней,
Что рисует нам воображенье
И сердечное стремленье
Наших пылких юных дней.

И во мраке исступлений
Желает бедный мой Арсений
На нее глядеть часами,
И с умиленьем каждый раз,
И трепет уст, и нежность глаз,
Встречать влюбленными глазами.
Желать обнять у ней колени,
И, заплакав, перед ней
Излить мольбы, признанья, пени
Терзаемой души своей.
Но что-то жар стремлений
Души смиряет. Он не может
Ни на что решиться. Дух сомнений
Его неистово тревожит.
Так муки сердечные его
Мучили нещадно.
Банкомет,
Старик лукавый, у него
В одно мгновенье карту бьет.
И счастливый исходом сим
Берет перстень он, и оставляет
Арсенья с условием3. И ангел с ним
В дверях тенью исчезает.
И с часа этого герой
Готов стал дьяволу продать
Жизнь свою. Своей душой
За ломберным столом играть
Для нее. Отдать для ней,
Для потерянной ее свободы,
Он готов семьи своей
Трудом добытые доходы.
И ничего ему не жаль,
Он ни над чем не сокрушится!
Теперь одна его печаль
К деве-ангелу стремится!

И каждый вечер, в час ночной,
Игра упорно продолжалась;
И непреклонною судьбой
Неизменно рука гостя золотой
Монетою обогащалась.
И каждый вечер состязанья
Ожидал Арсений мой,
Как любовник молодой
Час счастливого свиданья.
В покои из покоев он
Полный раздумия скитался.
Забыл все: не питался,
Едва спал… Казалось сон
Над ним глубокий основался.
Но блажен был каждый раз,
Когда видел пред собою
Он взгляд девы, нежность глаз
Ее с надеждой и тоскою…
И цель поставил он — играть
Пока не сможет он игрою
Свободу деве даровать.
Но скоро поставить ничего
Он не мог уже. На черный куст
Походит стал дом его,
Он, как и тот был наг. И пуст
Кашель стал.
Омрачился
И духом пал Арсений мой.
Он отважится не смел душой
На что-нибудь… Но прояснился
Вскоре ум — и он решился4.

Прошло два дня. От непогоды
Следов не осталося. Нева
Несла державно воды
На снегом укрыты острова.
Небо над северной столицей
Прояснилось. Багряницей
Осени исчезло ремесло.
В порядок зимний все вошло.
По улице чиновный люд,
Надев шинель, на службу шел.
Конь, покинув свой приют,
Пыхтя, кибитку вел
За собой. Торгаш отважный
Свою лавку открывал,
Сбираясь опустошить подвал,
Кошель наполнив важный
За счет ближнего. Народ,
Любуясь погодою, идет
По мостовой…
Дом малый
Стоит в сторонке. Иногда
Старик годами обветшалый
Мельком поглядит туда,
Гуляя тихо в воскресенье,
Или чиновник посетит
Сие безвестное строенье
По долгу службы. Дом стоит
Пустынен. Не приметит
Там взгляд усердный никого,
И про героя моего
Никто верно не ответит.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Многое мною упущено из славного произведения М.Ю.Лермонтова. Так прошлое здания известно и имя хозяина названо.
2 В произведении нашего почтенного поэта герой желал приведению смущенья, по коему случаю предложил оному клюнгер. Он мыслил, что призрак явился за его душою, но в предположении своем обманулся. В нашем же мы ограничились золотым перстнем, — не единственное нами дозволенное изменение.
3 Условие героя, по коему приведение обязывалось явиться днем следующим. Оное было принято, но не охотно.
4 На сем месте, к сожалению нашему, рукопись прерывается.