Муза, друг любезный,
Ты озаряешь в век железный
Чередою ясных дней
Дремучий путь души моей:
Как часто хладною порою,
Когда в груди моей горит печаль
Уносишь ты меня мечтою
В очаровательную даль,
И там украшаешь, мой спаситель,
Милых грез моих обитель
Журчаньем сладкозвучных слов
На полях ничтожных строф.
И зачем я ее полюбила,
И зачем я ей ярко живу…
Вот зачем я ее погубила…
Вот зачем за собою зову...?
Ты не думай, такая я дура,
Ты не думай зачем я с тобой.
Ты пойми, Я такая натура,
Ты пойми, я хочу быть живой!
Просто побудь со мной рядом,
Просто будь со мной нежной.
Не гонюсь я за райским садом,
Жизнь моя! Будь со мною прежней…
Колотит дождь по крышам и в ничего нещадно
Срывает и бросает эту осень.
Цветов последних прелесть и нежность дышит жадно,
И в бездне пропадает неба просинь.
Теплом живые листья не ласковы как прежде,
Царапают чешуйками и ранят.
И только солнца лучик, как тусклая надежда,
Мелькнёт и светом призрачным поманит.
И вот тебя здесь больше нет,
И дым вечерний над могилой
Рисует чей-то силуэт
Давно знакомый, очень милый.
Мне это может, показалось,
Но я увидела тебя.
С моих ресниц слеза сорвалась.
Кому смотреть в глаза, любя?
Мне может все это приснилось
И только ветер и туман
Мне в след глазами покосились,
Которых я всегда ждала.
Все это просто приведенье,
Фантазий непокорных вздор.
Не можешь ты в мирах забвенья
Так рано обрести покой!
Не могут вдруг глаза сомкнуться,
Навеки мир земной закрыв!
Не мог уснуть и не проснуться!
Я верю, что ты где-то жив!
Растаял образ над могилой.
Дрожа от холода, вернусь
И горе непомерной силы
Пронзает сердце мне насквозь.
2004 г.
Все в церкви тихо и темно,
Истлел последний луч лампады,
Луна светит сквозь окно
На позолоченные оклады
Иконостаса. Все кругом
Давно почует мирным сном.
Уже и сам игумен строгий
Свои моленья прекратил
И, перекрестясь, на одр убогий
Седую голову склонил.
В кельях сон и тишина…
Но в церковь дверь отворена…
И слышится, то говор важный,
То глубокое молчанье;
И свод глухой и влажный
Вторит каждое звучанье.
Пред грешником стоит чернец,
Неподвижно стоят оба;
И их речи — голос гроба,
И грешник бледен, как мертвец.
МОНАХ
Мой сын, опомнись! перестань!
Страшен помысел злодейства.
Ненавистна и ужасна брань
Лукавого судейства
Тому, кто праведность блюдет,
Того уж змей к себе завет.
Смирись, довольно! время, время
Один тягостный покров
Испытания… Грехов
Сложи мучительное бремя.
И грешник пред святым отцом
Без силы на колени пал,
И с бледным, пасмурным лицом
Он исповедь так начинал.
ГРЕШНИК
Моя сестра была одна
Отрадой сердца моего!..
Что было в жизни? — все она;
Мне не было дороже никого.
Мать наша рано умерла,
Отец на службе вечно был…
Я с малых лет за ней ходил,
Она на руках моих росла,
Не зная нужды глас,
Не зная горечь ожиданья;
Что ни пожелает — тот же час
Ее исполняются мечтанья;
Желает милого зверка,
И вот его уже ласкает,
Желает украшенье — и вот ее рука
Кольцо собою украшает.
С малых лет в ней было
Все очаровательно, все мило:
Наивный, тихий нрав, простые
Движенья, очи голубые,
Доброта с душой томной,
Подаянья просит ли дорогой
В рубище бедняг убогий
Или старец в ризе темной
Вспоможенье молча ждет,
Она мила! всем подает
Всегда тихою и скромной.
Но не одни природные красы
Ее собою украшали,
Ее свободные часы
В искусствах милых протекали:
Она фортепьяно оживляла;
В вечерние часы досуга
Она сердце, и отца, и друга
Его игрою услаждала.
Толпы молодых людей
Руки ее тогда молили.
И вот жених случился ей,
Мы с ним ее благословили,
И в скором времени отец
Повел бедняжку под венец.
Мы думали: прекрасней доли
Не может быть, хорош собой,
Богат… но вишней воли
Мы не знали сей порой.
Было все благопристойно:
Он с нами был любезен,
В житейских мелочах полезен
И вел себя всегда достойно,
Но скрытый тишиной ночей
Он пировал среди друзей,
За бутылкою вина, в жаре веселья,
Танцуя, в карты он играл.
В пылу развратного веселья
Он ночь за ночью провожал,
Она тайно изнывала,
Смотря на мужа своего,
Переносила молча все, его
Она ни чем не упрекала.
Как все терпеть она могла,
Не знаю! — все молчала;
Никому не открывала
Беды своей… и умерла…
Из-за него!..
Скажи, старик,
Могу ли я забыть на миг
Всю жажду мести?
И оставить без наказания его?
Все забыть? и ничего
Не предпринять для кровной чести?
В убийце брата возлюбить!
И — и кровь ему мою простить!..
Нет, не могу я.
МОНАХ
Без прощенья
Нету в мире нам спасенья.
Покоя, жизни — ничего
Нет на свете. Без него
Нам нет с собой и примиренья.
Сказано в святом писанье:
«Не убей!»
Так, сын мой,
Христианскою душой
Смирись в своем страданье.
Бог всевидящ. Что ни сотворит
Во благо. Пройдет время,
И пламя злого семя
В груди твоей он охладит.
ГРЕШНИК
Меня ты не поймешь;
Ты не любил! любви не знаешь!
В своих кельях обитаешь!
Одной верою живешь!
Но если б знал ты как ужасно,
Каким неистовым огнем
Сгораю я всечасно,
Ты б не судил таким умом.
Нет! ты сам бы, не робея,
В тиши ночей, как вор
Зарезал б спящего злодея;
И угасающий последний взор,
И стон его с моленьем
Тебе б служило утешеньем.
И ты бы долго наслаждался
Его взглядом, упивался
Его стенанием…
МОНАХ
Несчастный!
Заблуждается как он!
Что в душе питает! погружен
Во мрак, какой ужасный!
Мой сын, ты прав:
Я обитаю в кельии, страшусь
Всевышнего, избрав
Простую жизнь, ему молюсь
Вседневно я. Но было время,
Время жизни молодой,
Тогда не нес я бремя
Монашества… Сын мой,
Ныне открою я перед тобой,
Впервые в жизни, — жизнь свою.
Так слушай исповедь мою.
Я рос один. В семье чужой.
Отца, ни матери не зная.
Бранились люди надо мной,
Мое сиротство призирая.
Их обиды я терпел,
Сносил молча их презренье,
И мучимый понять не смел
Их жестокое гоненье,
И как испуганный зверек,
Забившись в угол, я живал.
Всюду дик и одинок.
Затравленный понять не мог
Добра — его не отличал.
Бывало, что в меня
Бросают камни — на мой крик
Бежит напуганный старик,
И к нему холоден я.
Я на помощь отвечал
Его злобой и призреньем.
С каким тогда ожесточеньем
Я от себя людей толкал.
Но иногда к себе домой
Один священник брал меня,
И за столом одной семьей
С ним тогда обедал я.
Он мне давал, и кров, и пищу,
Не ожидая ничего
Взамен. Из-за дикости к его
Не стремился я жилищу.
Шло время. У меня
Ни бедной хижинки, ни поля;
Живу в заботах, в муках я,
Постыла мне такая доля,
И решил я в час ночной
Счастье найти в земле чужой:
Я в лес ушел. В его тени
Я злато добывал кинжалом;
Зажил, забыл о малом
И прошлого оставил дни.
Тогда я жалости не знал,
Зло смеялся над мольбами
Нищего; с него последнее снимал,
И жестокость награждал
Свою несчастного слезами.
Приятно видеть было мне
Его слезы униженья,
Когда в пустынной стороне
Над ним свершал я преступленья
Насилия и ограбленья.
Я никого не пропускал:
Ни вдова, ни поп убогий,
Ни даже старец одноногий
От меня не ускользал.
Но время шло. Меня поймали.
Из леса в город привели.
Железом ноги мне сковали
И в темницу отвели.
В цепях, за душными стенами,
В тиши, в кромешной тьме
Я полагал в своем уме
Всех неправыми речами
Виновными в моем несчастье
Заключения: солдат,
Приведший из лесу в ненастье
Меня в сей едкий смрад,
Был виновен, и старик
Невинный в этот миг
В грехах моих был виноват.
Но позже ужас я увидел
Моих деяний, — и в глазах
Своих себя возненавидел,
Но пожалел затем в слезах,
Вспомнив юности мученья,
Людей жестокость, злой язык.
И тогда во мне возник
Пламень жгучий отмщенья.
Я тридцать лет в тюрьме томился.
Все ждал: когда же? наконец
Случай верный мне явился
Заточенью дать конец.
Тридцать лет во мраке тьмы
Подземелье под стенами
Городской моей тюрьмы
Рыл я голыми руками.
И вот однажды в день ненастный
Я закончил труд опасный.
В тот же день я убежал
Под покровом буйной ночи;
Три дня, три ночи я блуждал,
Все край оставленный искал,
Не смыкая свои очи.
На день четвертый я нашел
Деревню, где живал,
Где так долго я страдал,
Мучался, где столько зол
От людей я испытал.
Снова ночи я дождался.
Под покровом темноты
Край грозою освещался.
Через овраги, сквозь кусты
Я на ощупь пробирался.
Наконец я очутился
Перед домом. Я вошел
Бесшумно и нашел
Старика. Старик молился,
Не замечая ничего.
Внезапно сзади я в него
Кинжалом кованым вонзился,
Захрипел он, повалился
Потихоньку, на меня
Лицом бедняга обратился.
Сквозь тьму в него впивался я,
Как вдруг грозою озарился…
И на колени пал старик,
Закрыл лицо и зарыдал,
И мучимый свой бедный лик
Он от рук не отымал.
У каждого своя есть повесть.
Она до времени молчит,
Но час придет — и совесть
Тогда о ней заговорит.
ПОРТРЕТ
У графа В… был музыкальный вечер.
Лермонтов
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Над Петроградом омраченным
Осенний ветер листья гнал,
Порывом своим ожесточенным
О брег гранитный бился вал.
Ужасающий, свирепый вой
Носился всюду, и кругом
Молния сверкала, над рекой
Громыхал ежеминутный гром.
Возмущая вод границы,
Злились тучи. Дождь в окно
Стучал сердитей. Все темно
Становилось на улицах столицы.
И в эту пору мой Арсений
Пришел домой, в постели лег.
Но долго он уснуть не мог.
В волненьи разных впечатлений
Думы всевозможные носились
Над ним, и милые мечты,
Плоды сердечной полноты,
Нещадно в грудь его теснились,
И мыслил он, что дом его
Им нанятый во всем прекрасен,
Что в нем худого нету ничего,
Что с красотою он согласен.
И камин, и кабинет уединенный,
И угол свечою освященный,
И книг бескрайние ряды,
И бильярд, и стол дубовый,
И вазы, и диван пуховый
Все, все несет изящного следы.
Однако же портрет в гостиной
Им всего более завладевал,
Образ девушки невинной
Перед камином пышных зал,
Ее взор небрежно томный,
Взгляд небесно-голубой,
Во всем милый, тихий, скромный,
И локон темно-золотой…
И перед этим божеством
Он думал, думал все о том:
Кто она? царевна иль княгиня?
Иль ангел чистой красоты?
Иль сия прелестная богиня
Плод воображенья и мечты?
Нет! такое невозможно!
Нельзя нам небесное создать;
Человеку только можно
Руку божью передать.
Такими думами во мраке ночи
Мучался в постеле он,
Но вот сомкнулись сонны очи,
И им пришел на смену сон.
Полночный час. Все тихо было.
Нева успокоилась. Темно
Все стало. Ветер выл уныло.
Дождь печально бил в окно.
Ветвей при лунном свете
Мелькали тени… Вдруг
Едва слышно в кабинете
Чьих-то шагов раздался звук.
Вскочил с постели мой Арсений,
Услышав недалекий шум,
Насторожился его ум
В тревоге разных размышлений,
И вообразилось ему живо,
Как вор в тени ночной,
Ступая безмолвно, боязливо,
Рыщет жадною рукой
На полках. И в мгновенье,
Накинув на плеча халат,
Он стремится вперить взгляд
На ночное преступленье.
В кабинете темном, в тишине,
Сидел старик, и одиноко
Думал он. Казалось в тяжком сне
Он покоился глубоко,
И отображались мысли в нем
На его наморщенном челе.
И казалось его взорам и умом
Завладела кукла на столе.
И в это время мой Арсений,
Скрытый в темноте ночной,
Глядел на гостя. Сей герой
Рождал в нем массу впечатлений.
И руки сжатые крестом,
И взор под пасмурным челом,
И перстень гостя изумрудный,
Обдающий хладом и огнем,
И платок изящно-чудный
Рождали благосклонность в нем.
Во власти мирных помышлений
Ступает к гостю своему
Едва слышно мой Арсений,
И обращается к нему
С вопросами: кто он таков?
Как он в доме очутился?
Для чего? — без ложных слов
Старик во всем с ним объяснился.
Зажег свечу, и, кабинет
Холодным взором обойдя кругом,
Он указал своим перстом
На висевший свой портрет.
Громом пораженный, бледный,
От волненья тяжких чувств и дум
Не устоял Арсений бедный…
Несчастный — смутился его ум
От потрясенья…
Ветра шум
За окнами грозно раздавался.
Старик ушел. Недвижим и угрюм
Арсений в креслах оставался.
Что же это?.. сам с собою
Он наедине безмолвно говорит,
И на него из рам глядит
Старик с седовласой головою.
Правда ль все? Возможно ль?.. Нет!
Дом не может быть его…
Он пустовал… и о прошлом ничего
Известного1… но сей портрет?..
Рассветало. Солнца луч
Едва виднелся из-за бледных туч.
Присмирела буря. Ветер стих.
Печальный дождь притих
Стучать по стеклам. Мой Арсений,
Устав от тяжких размышлений,
Заснул. И в долгий сон
Он был в то время покружен.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Над ним летало сновиденье,
Печали прогоняя прочь…
Вдруг страшное виденье…
И он проснулся. Выла ночь.
Дождь свирепел. Бьясь о ступени,
Бурлила, пенилась Нева.
Ветра, ужасающие пени,
Являли над Петрополем права.
Гроза сверкала, ежечасно
Покои освещая ясно.
И в сей час молнии и света
В гостиной тихо шаг раздался
И у порога кабинета
Гость вчерашний показался.
Вошел старик, и пред Арсеньем
Он на кресла опустился,
Вздохнул, и с предложеньем
К нему робко обратился
Метнуть штосс — без промедлений
Кольцо поставил мой Арсений,
Старика надеясь поразить
И чувства в нем его смутить2,
Но… но… бедный обманулся он:
Старик сим не был удивлен.
И на героя предложенье
Гость ответствовал своим,
И легкое, воздушное веденье
Возникло тенью рядом с ним.
Несчастный — у него
Смешались чувства. В час ночной
Ужель с картины божество
Видит он перед собой?
Ужель с немого полотна
Сошла ангелом она?..
Ужели явь? иль сновиденье
Сей ангел чистой красоты?..
Какое страшное мученье
Порождают в нем его мечты!..
Она смотрит на Арсенья
Кроткой, ангельской душой;
И выражает взгляд ее моленья
С неизъяснимою тоской.
Печаль, надежда и любовь
Дышат в девственной крови,
И почувствовал Арсений вновь
Трепет пламенной любви.
Неудивительно: она
Была пленительно красива,
Стройна, покорно молчалива
И чувства нежного полна,
Все соединялось в ней,
Что рисует нам воображенье
И сердечное стремленье
Наших пылких юных дней.
И во мраке исступлений
Желает бедный мой Арсений
На нее глядеть часами,
И с умиленьем каждый раз,
И трепет уст, и нежность глаз,
Встречать влюбленными глазами.
Желать обнять у ней колени,
И, заплакав, перед ней
Излить мольбы, признанья, пени
Терзаемой души своей.
Но что-то жар стремлений
Души смиряет. Он не может
Ни на что решиться. Дух сомнений
Его неистово тревожит.
Так муки сердечные его
Мучили нещадно.
Банкомет,
Старик лукавый, у него
В одно мгновенье карту бьет.
И счастливый исходом сим
Берет перстень он, и оставляет
Арсенья с условием3. И ангел с ним
В дверях тенью исчезает.
И с часа этого герой
Готов стал дьяволу продать
Жизнь свою. Своей душой
За ломберным столом играть
Для нее. Отдать для ней,
Для потерянной ее свободы,
Он готов семьи своей
Трудом добытые доходы.
И ничего ему не жаль,
Он ни над чем не сокрушится!
Теперь одна его печаль
К деве-ангелу стремится!
И каждый вечер, в час ночной,
Игра упорно продолжалась;
И непреклонною судьбой
Неизменно рука гостя золотой
Монетою обогащалась.
И каждый вечер состязанья
Ожидал Арсений мой,
Как любовник молодой
Час счастливого свиданья.
В покои из покоев он
Полный раздумия скитался.
Забыл все: не питался,
Едва спал… Казалось сон
Над ним глубокий основался.
Но блажен был каждый раз,
Когда видел пред собою
Он взгляд девы, нежность глаз
Ее с надеждой и тоскою…
И цель поставил он — играть
Пока не сможет он игрою
Свободу деве даровать.
Но скоро поставить ничего
Он не мог уже. На черный куст
Походит стал дом его,
Он, как и тот был наг. И пуст
Кашель стал.
Омрачился
И духом пал Арсений мой.
Он отважится не смел душой
На что-нибудь… Но прояснился
Вскоре ум — и он решился4.
Прошло два дня. От непогоды
Следов не осталося. Нева
Несла державно воды
На снегом укрыты острова.
Небо над северной столицей
Прояснилось. Багряницей
Осени исчезло ремесло.
В порядок зимний все вошло.
По улице чиновный люд,
Надев шинель, на службу шел.
Конь, покинув свой приют,
Пыхтя, кибитку вел
За собой. Торгаш отважный
Свою лавку открывал,
Сбираясь опустошить подвал,
Кошель наполнив важный
За счет ближнего. Народ,
Любуясь погодою, идет
По мостовой…
Дом малый
Стоит в сторонке. Иногда
Старик годами обветшалый
Мельком поглядит туда,
Гуляя тихо в воскресенье,
Или чиновник посетит
Сие безвестное строенье
По долгу службы. Дом стоит
Пустынен. Не приметит
Там взгляд усердный никого,
И про героя моего
Никто верно не ответит.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Многое мною упущено из славного произведения М.Ю.Лермонтова. Так прошлое здания известно и имя хозяина названо.
2 В произведении нашего почтенного поэта герой желал приведению смущенья, по коему случаю предложил оному клюнгер. Он мыслил, что призрак явился за его душою, но в предположении своем обманулся. В нашем же мы ограничились золотым перстнем, — не единственное нами дозволенное изменение.
3 Условие героя, по коему приведение обязывалось явиться днем следующим. Оное было принято, но не охотно.
4 На сем месте, к сожалению нашему, рукопись прерывается.
Пионеры, пионеры!
Дети Октября!
Смелые и умные ребята!
Не то что нынешняя тля!
Одеты как попало!
Жрут как коровы конаплю!
Давно пора на шею набросить им петлю!
А Пионерам повязать красиво красный галстук!
Октябрь!
Ленин!
Пионеры!
Пусть до победы путь не прост,
И нелегка к мечте дорога,
Но дотянуться и до звезд
Возможно, если сделать много.
Любые цели достижимы,
Любые горы и вершины.
И если ты поверишь в силу,
То победишь себя красиво,
Достойно ты и справедливо.
И пусть года неумолимо,
Но знай, что каждый новый день
Нас приближает к нашей цели.
И кто-то скажет «Да, сумели!»
Ведь только нам решать что будет
И кто мы в будущем теперь.
И пусть завидуют нам люди,
Не испытавшие потерь.
Но мы-то знаем, как добились,
Как сами шли своим путем,
К мечтам своим всегда стремились,
И настояли на своем.
И пусть уже они не смели
Друзьями себя называть.
Им не достичь чего хотели,
И им себя не оправдать.
Те, кто трусливо нож вонзали
Когда стояли за спиной,
Они, конечно же, не знали
Что мы сильны сами собой.
На их бесчестье отвечали
Презрением во взгляде глаз.
Им не сломать, хоть так ломали
Им не сломить вовеки нас!
Наш час пришел — мы победили.
Наш судьбоносный звездный час.
В себе мы ярость усмирили,
Что в бой вперед толкала нас.
И пусть теперь нас ожидают
Успех и радость впереди!
Все, кто боялись, пусть узнают,
Что нужно только лишь пройти
Тот путь, что каждому дается
От вдохновенья до мечты.
А в сердце радость остается
Ее ведь так достойна ты!
Любовь внеземная была божеством
В старинных придания, в легендах о том
Говорилось. Жила она под куполом неба
В пелене облаков белоснежного снега.
Любовь внеземная просила совета,
Гармонию в песнях, веяние ветра
И солнечный луч золотой вплетала
В лазури небесной красы отдыхала,
В садах ароматами благоухала,
На море с ветром волну поднимала,
Месяц серебряный ночью качала,
Утром рассвет ото сна пробуждала.
Жил человек на далекой земле.
Работал, трудился и днем и во тьме.
Страдал и терпел и многое прожил,
Но ничего не нашел он дороже,
Чем зелень леса, дубравы, реки тихий ход,
Свободу полей, голубой небосвод,
Чем дом свой родной, родной свой причал.
Остаться навек здесь себе обещал.
Вот утро новый день начинает,
И труд свой человек продолжает.
Уж полдень. И солнце нещадно палит.
Нет сил, больше сил! И все тело болит.
Работа тяжелая, спины не сгибая.
А солнце в зените, жара убивая.
Присел человек на примятые травы.
«Закрыла меня бы тень леса, дубравы.
Река бы своей воды подарила,
И ветром прохладным меня исцелила!».
Упал человек, из глаз его слезы.
«Так, где же вы, где же вы, майские грозы?!»
А солнце не знало и жарче палило,
Огненным светом ярче светило.
Любовь в этот день над землей пролетая,
В карете своей, ветра подгоняя,
Увидела человека, лежащего на траве.
«Скорее ветра, примчите к земле!»-
Она закричала. И верные слуги
Подхватив карету, точно, в сильные руки,
Вниз ее опустили к земле.
И скрылись в неба пустой синеве.
Любовь подошла к человеку беззвучно.
«Ах, как же ты жил?! Так трудно и скучно!
Труды и заботы все дни напролет.
Тебе и неведом душевный полет!
И сердце твое обидою сжала
Лишь серая грусть тебя пожирала.
Как мог ты прожить всю жизнь без меня?!
Жива ли еще душа несчастная твоя?
Ну что же ты скажешь?
Каков твой ответ?».
Бездвижное тело. Ответа и нет.
Упала любовь на тело тот час,
И горькие слезы скатились из глаз.
Ожил человек, открыл он глаза.
«Не уж то был дождь, ливень, гроза?!».
А любовь с неба за ним наблюдала.
«Ах, человек и сама я не знала,
Что любовь способна творить чудеса! — В безоблачном небе прокатилась гроза!
Я спасла тебя, мой человек!
Любить тебя буду теперь я вовек!
И любовь унесла человека к себе.
Небеса, моря, леса, но о земле
Не мог человек о своей позабыть.
«Прости, Любовь, но без земли мне не жить!
Прошу тебя, останься со мной!».
С тех пор любовь и стала земной.
Когда начинает казаться
Что зиме не будет конца.
Когда холода и метели кружатся,
Пурга словно колит глаза.
Когда мороз пробирает
Ну, будто до самых костей,
Каждый из нас весну вспоминает
И ждет через месяц гостей:
Капель, таяние снега, пробуждение природы.
Все в ожиданье хорошей погоды.
Вот только скажите, сколько нам ждать?
Когда нам гостей желанных встречать?
Когда со звоном капель постучится,
Когда на реке вода оживится,
Когда асфальт покажет изо льда,
Оттепель сменит, когда холода,
Тогда, лишь тогда придет к нам она –
Прекрасная гостья с названием «Весна».