ЛжеВыборы ЛжеПартии Лжецов.
Холодность бело-голубых плакатов.
Их много. Денег тьма у подлецов — Московских ВорАристократов.

Все куплено. Замазано, подмазано.
Все продается. За услуги — счет.
Не воровство в суде что не доказано.
А суд за деньги — совесть не в зачет.

Земля Москвы участками поделена.
Земля за деньги — ходовой товар.
КоттеджеЗамков под Москвой — немеренно.
В мозгах — откат, навар, откат, навар.

Запуганные Властью массы — ропщут.
Но что для них этот утробный гул?
По одному унизят и растопчут.
Иль превратят Москву в большой Аул.

Где москвича не видно. Где ты?
Ау! В упор не видно, ни фига.
Сплошные рестораны, вина, сигареты.
И чернота вокруг. Агу! Ага!

Все куплено. За все проплачено.
Все продано. Аукцион. Торги.
Где прорывает — там законопачено.
Кто хочет правды — тому каторги…

Желают власти. Нас имеют.
Закон — что дышло… Нет — ярмо,
Которое не потянуть. И смеют
Нас втаптывать и втаптывать в дерьмо.

ЛжеВыборы ЛжеПартии Лжецов.
Разбитая, обманутая нация.
Поднимешься ль с колен? А подлецов
Накажет Бог иль космоса вибрации…

А может мы — всеж соберемся скопом
ЛжеГосподинам выскажем в лицо…
Иль будем вечно в образе холопов
Утробно хавать это дермецо?

03.11.2005 г.

Вот, значит, лежу. Надо мною скрипят, ходят,
Скрип в ухо вминают, – трещит череп по швам.
Если доносится звук, значит, я жив, вроде.
Льет потолок скрип, аргументируя шаг.

Сколько не помню уже, слушаю скрип, топот,-
То ли забыли меня, то ли я сам сник.
Слух бритвенно остр – я коплю будничный опыт.
Так же комком в горле коплю день и ночь крик.

Вырвалось, — не удержал: «Люди, я жив! Хватит
Изображать, что меня нет. Я еще есмь!»
Но вместо крика клубком – скрип, – мысли в кровати.
Прет из ушей, рта скрип – лебединая песнь.

Вот, значит, зашли, в респираторы взгляд пряча.
Вот на носилки кладут, скрипло бубнят, вниз
Сносят, прикрыв простыней. Но я и так зрячий.
Но я и так в смысл скриплой мелодии вник.

дочери – большой сонюшке посвящается

Ещё полурастаевшего сна, дрожа, колеблются цветные тени.
Блуждают по лицу мечты, светясь на нём подобием улыбки.
Но уже солнца озорного луч зайчонком подскочил к постели.
Щекочется и ластится к тебе, пытаясь добудиться…Экий прыткий!

Не так-то это просто — отряхнуть с густых ресниц свисающих видений.
Душе так хочется повременить…. понежиться в объятиях Морфея.
Тончайшей, зыбкой гранью яви-сна раскачиваясь, словно колыбелью,
Мерцаньем насладиться сладких грёз, ещё блаженствуя в дремотной лени.

Как ни крути… но, всё-таки, вставать придётся, хоть и к сожалению.
Конспектов запылённая гора к тебе взывает в явном нетерпении.
Извёлся весь бедняга реферат, томясь как неоконченная повесть.
Устал заветного момента ждать… надеясь, что в тебе проснётся совесть.

Тащился Монстр от вида мяса.
И «Командыра» выкрутасы
Прощались, бишь сходили с рук.
Без всяких сожалений, мук

И совести переживаний
Жизни лишал. Почета. Званий.
Врагов, соперников, коллег.
Кремля имея оберег.

Сей «Командыр» младой, да ранний,
И все из лучших пожеланий,
В сортирах басмачей «мочил»,
Как старший брат Чекист учил.

А тем, кто принял власть сию,
Он подарил амнистию,
Которая была удачней
Чем та, кою крестили «дачной».

В песочнице под звон пиастров
Продажа шла бумаг-кадастров
На землю, что дана от Бога.
Для Гномов – изобилье Рога.

За те места в песочнице,
Где нефть в песочке сочится,
Ценой совсем особою –
Войной междоусобною.

Что до детишек – те в угаре
От мысли: «Рыбка их одарит,
Желанья выполнит. И злата
Будет у них полна палата»…

Залезли по уши в кредиты.
Их карты снова были биты.
Злато, что выдано в кредит,
Здоровье портит. Бишь вредит.

Наживкой садит на крючок,
Банкир где «добрый рыбачок»,
С кривой улыбкой «Командыра»,
Детей прельщает видом сыра.

Как дармового, в мышеловке.
И битой гладит по головке
Если с оплатой что не так.
Законодательный кулак

Лишит по счетчику квартиры
И пустит, голышом, по миру.
Но и Чекист был начеку.
Гранату взял, сорвал чеку

И Колдуну в окоп закинул.
Под зад ногой невольно двинул.
Колдун с улыбкой «сто У.Е.»
Свой пост покинул.… При «суе».

В живых осталась свиты стая.
Граната ведь не боевая.
И Монстр остался при делах.
А Белоснежка, приняв свах,

Вышла замуж. Улетела
на метле куда хотела –
Бишь на остров на Буян,
Прихватив с собою кран

Иль задвижку нефтяную.
Что не помню – памятую.
Быть может и не на Буян,
На свете много всяких Стран.

Чекист, чтоб закрепить успех
И не быть «поднятым на смех»,
Не делал длинных рокировок
И всяких там перестановок,

Вызвал из леса Медведя.
И тот, немного погодя,
Кому на ухо наступил,
Зезюга лапой придавил.

Двух Гномов, тех, что из ларца,
Не одинаковых с лица,
Веса лишил, авторитета.
Рыжему денег дал за это.

В придачу «лампу Ильича».
«Гори, гори моя свеча», —
Дети в песочнице запели
Из тех, кто с хода не успели

Оплаты полностью внести.
Чернявый, чтоб лицо спасти,
После того как Жиротоп
Ему стаканом сока «хоп»,

Мол, типа «роги охлани».
Занял позицию свиньи,
Кою Чекисту подложили
Фанаты сала, чохокбили

И с пестицидами вина.
Киндер-Сюрприз же старина
Трудяга. Шинковал капусту.
Как только место стало пусто

Директора овощебазы,
Где синтезируют алмазы
И делят атом для Страны
Из «Солнцеграда» пацаны,

Занял сей пост да деньги в рост
За салку – ядерный погост.
Который, в общем, на века.
И в общем – полное «кака».

Медведю, Гномам дал присягу,
Что он без их веленья шагу
Не сделает собственноножно.
Да и дефолт вполне возможный

Он больше объявлять не будет.
Детей в песочнице полюбит.
А что до амплуа Козла –
Любовь она бывает зла.

Новый Колдун, чей лоб пологий — Любитель нанотехнологий,
Политике другой дай вектор,
Где он – технический директор

Страны. Великого АО.
Кое с войсками ПВО,
С тюрьмой, судами, МВД.
И с кабинетами с бидэ.

С мигалкой синей на маковке.
Сей Чародей жил на Рублевке.
Как правая рука Чекиста
В жизнь претворял Указы чисто –

Без колдовства и ворожбы,
И политической борьбы.
Детишек гладил по головке.
Для вида – те еще уловки.

И обещаньями кормил,
Что белый свет им будет мил.
Правда вдали от нефти крана
И в основном с телеэкрана,

И все когда-нибудь потом.
И то – под гномским колпаком.
Он то ли не старался шибко.
Иль в чем-то совершил ошибку.

Царь-Гном-Чекист был недоволен
И сей Колдун был вмиг уволен.
Не так, наверно, колдовал.
Песочницы проблем завал

Решился разбирать зубастый
Гном из партийной старой касты.
Был правда он излишне груб.
Гномы давно «точили зуб»

На все негномское подполье.
Вот и решили на застолье
Так мило, в общем, пошутить.
А кто им может запретить?

Колдун стал выступать с трибун
Как громовержец Бог Перун.
Иной раз выглядев как шут.
У молний грома атрибут

Присутствует только в грозу.
А без нее в носу козу
Лишь можно шумно доставать.
И остается лишь гадать,

Что делал сей зубастый тигр
В системе подковерных игр,
Кои писал на чистый лист
Указами Гном-Царь-Чекист.

Что было далее опишем
Как можем, но четверостишьем.
Гномам икры на хлеб намажем.
И ласково детишкам скажем:

«Гласит народная молва,
Что сколько ни кричи «Халва» — Во рту никак не станет слаще.
Ни в будущем, ни в настоящем.

Чревовещанье Колдунов,
Будь то хоть Боря Годунов,
Или Чекист, Иль Белоснежка,
Иль Рома – проходная пешка,

Несет лишь «ик»,
Иль громкий «пук»,
Или иной животный звук».

(окончания нет)

Владимир Вальков

Осень шорохами чуткими
Забродила по садам,
Где-то счастье незабудками
Вслед печально смотрит нам.

Догорает бледным золотом
В листьях чувственных берёз,
В этом мире в сны расколотом
Всё туманно и вразброс.

Сердце жить не хочет склокою,
Ты к нему светло прильни
И с улыбкой той далёкою
Песню юности верни.

Жёлтым вихрем твои волосы
И как много лет назад,
Цветом вызревшего колоса
Вновь они волнуют взгляд.

Осень шорохами чуткими
Забродила по садам,
Где-то счастье незабудками
Вслед печально смотрит нам.

Лишённый радости и скорби,
Идёт табачник по земле.
Всем миром дружно оскорблённый,
Несёт товар свой на спине.
И кто то подойдёт однажды,
Купить коробку табака.
И подойдя прохожий скажет:
«Привет. Спасибо, и Пока»
Но не услышит наш табачник,
Тех нежных слов что говорят:
«Ну здравствуй мой любимый мальчик,
Продай коробку табака»
И с тем табачник уж смерился.
Ведь не несёт он всем добра,
Торгует ядом наш табачник,
Травящий всех, и навсегда.
И нет ни радости ни скорби,
Идёт табачник по земле.
Уж не осталось в сердце боли,
Несёт товар свой на спине.
<

Пускай в «шприцовщице» играют
И кайфом души умиляют,
И жизнь меняют на «прикол» — Бишь героиновый укол.

Колдун же попивал вино.
Царя Указы под сукно
Прятал. На них «прибор ложил»,
Что Белоснежке был так мил.

Детям игриво улыбался,
Когда решать вопросы брался
Процент свой смело выводя,
Что брал немного погодя.

С Семьей напополам делился.
А Царь Чекист, хотя и злился,
Поделать ничего не мог.
Не потому, да видит Бог,

Что был так слаб, иль сам был вор.
А потому, что договор
Меж ним и Борей, Белоснежкой,
Одетой в черную одежку,

Был для него вопросом чести.
Бориса и ее от мести
Детей с совочками спасти.
Хоть рисковал сам огрести

От тех, в песочнице кто «прется».
Иль басмачей, как мне сдается
Коих хотел он замочить,
Желали бы его сместить.

Да и Конгресс за океаном,
Туманным островом Буяном,
Что кличут Штатами у нас,
Чекисту «по-техасски» в глаз

По дружбе залепить пытался.
А было так: Флот, что остался
В наследство со времен Петра,
Коий с песочниц детвора,

Вооружившись мыслью грешной,
Сделать игрушкой не «потешной».
В итоге лучшим в мире стал.
Борис, взойдя на пьедестал,

С помощью Гномов из ларца
Не одинаковых с лица,
Кораблики сии пилил.
Чем мир весь дурью веселил.

Металлоломом продавал.
Врагам Порты «за так» сдавал.
Лишил Флот чести и лица.
В общем, довел до… Задница

Могла бы полная случиться.
Но Боря умудрился спиться.
Чекист процесс остановил.
Ученья для проверки сил

Решил на море провести.
Проверил. Некому грести.
Не на чем плыть и нет за что.
Финансы, почти на все сто,

Вложены в яхты Гнома Ромы,
Страны Рубляндии хоромы.
Флот находился на мели.
Ученья все же провели…

Крейсер Великого Петра,
Что сохранила детвора,
С помпой великой вышел в море.
Подлодка «апреоре Горе»

Там же нырнула по приказу.
Щука, что любит всех и сразу,
Той лодке прокусила бок.
Подлодки командир не смог

Щуке по пасти дать торпедой.
Ведь ей нельзя даже и «кедом»
Или ботинком пригрозить.
Кузькину мать иль мать итить

За си деянья показать.
Иль «булавою» помахать.
Щука спокойно уплыла.
А лодке помощь, вот дела,

И оказать то было нечем.
Произносилось много речей.
Речи – елейное вино.
Крутили Гномы как кино

Боль и страданья моряков.
В песочницах, как дураков,
Враньем детишек разводили.
Бездействием солдат убили.

Не дав Героям даже шанса.
Щуке, отвесив реверансы,
Чекист фингал бодягой тер,
Терпя песочницы укор.

Но затаил в душе обиду
И па выделывал для виду.
Стал Флот из мели поднимать,
Златую Рыбку ублажать,

Чтоб та кораблики на воду
Спускала новые. И моду
Вводил на царствие Петра.
Помощников с того двора

К себе подтаскивал поближе — Ставил министрами, не ниже.
Стал строить власти вертикаль.
Колдун – любимец светских краль

Строил свою. И свита то же.
Монстр получился – не дай Боже
Такого лицезреть во сне.
Кошмара нет кошмарнее.

В нем Власть – «мохнатая рука»,
Счетов бегущая строка
С великим множеством нулей.
Команда Гномов, Упырей,

Злодеев с душами пустыми,
Кои под масками людскими
Во Дворцах Рубляндии живя,
Снимают дань со всех и вся.

Щупальца всюду запустив,
Кровь пьют яко аперитив
С артерий жизни как бы Царства
Песочниц как бы Государства.

Где втоптан в грязь Флаг Кумача.
И в ней же «мочат» басмача,
Который смел сопротивляться,
Чекисту нагло ухмыляться,

Припрятав за спиною нож.
Жизнь оценили его в грош.
Года держали под прицелом.
Затем за ноги Бэтээром

Тащили по песочнице,
Где нефть с песочка сочится,
Разбавленная кровью
И вредная здоровью.

Обвинив во всех грехах.
Что в средней школе он бабах
Детишкам сделал. Сотни душ
Там загубил. У Монстра уши

Ведь не краснеют от вранья.
И правды полной матерям
Вовек в песочнице не слышать,
Резня велась под чьею «крышей».

И не по Щучьему ль приказу
Ей придавило всех и сразу?
Им оставалось лишь рыдать
И тихо Монстра проклинать.

И с ним останки басмача,
Что выдан был за палача.
А между тем в Столичном Граде
При почестях и при параде

Катался, словно в масле сыр,
В бывшем — духовный «Командыр»,
Князь тейпа, ставленник Кремля,
Племяш внучатый Шамиля,

Чья биография – не глянец.
А может быть и самозванец.
Как бы то ни было Герой
Края песочниц за горой,

Где нефть с песочка сочится,
Которой многим хочется.
Да так, чтоб мимо кассы,
В карманы гномской расы.

Так вот, сей Князь, да не боясь,
Монстра за шкирку. Мордой в грязь
Еще б чуть-чуть и окунул.
Но тот лишь щупальце согнул

И «Командыру» в лоб щелчок
Отвесил так, что тот умолк.
Напрочь потерявши речь
С головой, слетевшей с плеч.

Чекист на службу взял другого,
«Командыра» молодого.
И за лояльность. Не за мзду.
Ему пожаловал звезду.

Тот ее к френчу прикрутил…
И вертикаль соорудил
Свою. Да в виде шампура.
Шашлык в Кремле шел «на ура».

Опадает золото с берез.
У костра седая борода
Вьется, вьется. Грустно мне до слез,
Словно уезжаю навсегда.

За спиною поле из огня –
Скошенной гречихи. Впереди
Путь уткнулся в небо. На меня
Кто-то из-за облака глядит.

вот сидит мужик огромный.
а на нём пиджак просторный.
он живот свой прикрывает,
но на пиво налегает.

на пузырь он стал похож-
неуклюж и краснорож.
знает, что себя он губит,
но уж больно пиво любит.

а вот взял бы в руки лом,
да пошёл бы напролом.
и навёл везде порядок,
чтобы брюху был облом!

и веселие прийдёт.
вкус к работе он найдёт.
в ней такой адреналин...!
кстати, и не он один.

эх! не знает он природу,
что она даёт народу.
легче к рюмке потянуться,
в хмель туманный окунуться.

Глава 3.
Счастливее всех- всех на Свете
В песочнице играли дети.
Строили замки из песка.
По небу плыли облака.

Солнце светило ясное.
И жизнь была прекрасная
В их сказочном, своем мирке…
Только песочниц стало две.

В другой – ни солнца, облаков
И не в песочнице песков.
Вокруг, как частокол, шприцы.
О кои колются мальцы,

Что в сей «шприцовщице» играют.
Кто не обколот – наливают
В стакан какой-то бормотухи.
Пьют. Ну а после, с голодухи,

Сгрызают поедом друг друга
Так, что трясется вся округа.
И это только присказка.
А коль меж ними искорка

Разрядом молнии проскочит,
Не разбираясь, раскурочит
И ту песочницу и эту.
Лишь пыль развеется по ветру.

В песочнице играли дети…
Катя насыпала Пете
В ведерко Царское песок.
А тот, взяв в руки мастерок,

Построил город. Да какой!
Культурный центр с рекой Невой,
Который далее всем миром
Крестили «Северной Пальмирой».

И там же. Да среди болот.
Соорудил «потешный» Флот.
Чем Царство сделал, Боже правый,
Морской Великою Державой.

В Царские руки, взяв топор,
На шведов «положив прибор»,
Князьям, Бояринам, Холопам
Прорубил окно в Европу.

Великих дел Великий Царь.
Но это было в прошлом, в старь.
Недолго век Петра продлился.
Он, съев конфетку, отравился.

Вернее был отравлен Гномом,
Иль кем-то близко с ним знакомым.
А может быть сгубил табак.
А может с водкою кабак.

А может быть и простудился,
Когда за жизнь холопов бился,
Тонущих в ледяной воде,
Черт знает как, черт знает где.

С тех пор меняются лишь лица
На истории страницах
Простолюдинов и Царей,
Гномов, Бояр и Упырей

В Великом Городе Петра.
И Гном Чекист с того двора.
Сгонял под «крышу» голубей.
«Собакам» голубых кровей

Был верный друг, товарищ, брат.
И сам был, вроде, демократ.
Но Трон есть Трон. И Царь есть Царь.
И Государства Государь

Должен быть жестк, но не жесток,
Чтобы в песочнице песок
Совсем не растащили дети,
Те, кто счастливей всех на свете.

В крутых песочницах играют.
И ни каких забот не знают.
Златая Рыбка, между тем,
Чуть не отбросила совсем

«Коньки», бишь ласты-плавники.
«Презлатоцепые быки»
Кои к доске приколотили.
Колокола Церквей звонили

Эфир набатом сотрясая.
«Проснись! Проснись земля Святая!
И Рыбка Златая прости!
У нас желаний только три.

Первое, в общем-то, простое –
Хотим морального устоя,
Детей здоровых и семью.
Квартиру дешево, свою.

Иль домик с садом огородом.
Чтобы народ не звали сбродом.
В миру блуждающим Совком.
Ну а в желании втором,

Дворяне те что «столбовые»,
Иль кто косит под таковые,
Имели в пожеланьях меру.
В родное Государство веру.

И знали, что в желанье третьем,
Можно стать «в легкую» отрепьем,
Простиранным в битом корыте.
И напрочь всеми позабытым.

Униженным, стреноженным,
Иль просто уничтоженным.
Все это слышал Гном Чекист.
И Рыбку он, под Гномов свист,

Освободил. Раны промыл.
И в «чисты воду» отпустил.
Мол, плавай, набирайся сил,
Не зарываясь в донный ил.

Мучить тебя не будем боле.
Желания по доброй воле
Будешь, коль хочешь исполнять.
Но тут Колдун и свиты рать,

Оставленные как приз в награду
Приемнику из Петрограда,
В пруду водицу ну мутить.
Аристократами рядить

Черных в душе, но с вида «лепых»
В бывшем – «Быков презлатоцепых».
Из дам «Аля в ощипе кур»
Бомонд создали, бишь «Гламур».

Детской любви образ разрушив,
Китч возвели принцессы Ксюши
В ранг «всеправдивой вселюбви»
В теледурдомах на ТиВи.

Правда, чуть позже, а в начале
Гномы всем «шороха задали»
Оптом эфир за нал скупая.
И Башня, мама дорогая,

Та, что в Останкино стоит,
Вдруг от стыда как задымит!
Чуть не сгорела как свеча.
Царь Гном Чекист взял сгоряча

Лицензии все отобрал.
И Гномов двух туда сослал,
Куда дожди с туманом ходят.
Лорды тень на плетень наводят,

Бишь за нос водят всех и вся,
Мир в жертву Дьяволу, неся.
Но «Гном» — диагноз навсегда.
Что с гуся талая вода

Им эти меж собой разборки.
Для них что Англия, что Горки.
Из Альбиона даже проще
Продать березовые рощи,

Пшеницы в поле колосок.
А что в песочнице песок
Детишкам не принадлежит –
Здоровью не вредит.