Снег падает огромными белоснежными хлопьями. Как мягкие пушинки хлопья тихо приземляются на деревья, на дома и землю. Мимо бегут люди, забывая в суете обыденности взглянуть вокруг. На нос им падают разнообразные узоры зимней красоты. А они только бегут, и бегут, смахивая белый пух, как ненужный забытый хлам.
Открыв настежь окно, я вздохнула полной грудью. Ветерок принёс на мои ресницы мягкий островок счастья. Одна снежинка упала мне на ладошку. Как она была прекрасна! Чёткие, ровные линии перекрещивались между собой в этих кристалликах замёрзшей воды, будто сам Господь лепил их каждую вручную.
Пока я любовалась прелестью снега, моя снежинка растаяла. Она испарилась, будто её и не было. Исчезла, словно ей не хватило внимания, стекла одинокой слезой по руке. Пушинка снега подарила миг счастья для того, чтобы оставить след в душе, но пропала на совсем, без остатка. Она принесла себя в жертву для того, чтобы стало всё просто и понятно, для того, чтобы сердце наполнилось радостью и захотелось кричать от увиденной красоты, для того, чтобы человек стал ближе к таинственной чистоте природы.
А снег всё падал и падал, придавая городу, видневшемуся из окна, сказочный вид. Деревья принимали замысловатые очертания, будто фигуры троллей и невиданных существ. Казалось, что даже машины ехали медленнее, отдавая дань природе в её тихой, ангельской задумчивости.
Мне захотелось непременно поделиться своим радостным настроением. Я вышла на улицу. Завидев первого попавшегося прохожего, я стала приближаться к нему. Это был человек лет 30, одетый в чёрное пальто, мужчина. Его лицо не выражало никаких эмоций.
— Посмотрите, какая красота!- сказала я, протягивая варежку встречному, на которой мирно расположилась большая снежинка.
Человек, почему – то, посмотрел на меня с негодованием, будто я нарушила ход его рассуждений.
— Я не даю милостыню, — ответил он, видимо, не расслышав, что ему сказали. Он зашагал дальше, оставив меня стоять в ниспадающем счастье света.
Странное чувство охватило меня. Милостыня. К чему, зачем так? Неужели, он не увидел, что за воздушное создание природы у меня на рукавичке? Или я была похожа на того, кому непременно нужна была милостыня? Я, всего лишь, хотела поделиться счастьем увиденного.
Люди сновали взад и вперёд. Ища в их взгляде причастность ко всему происходящему вокруг, я начала отходить от оцепенения. Никто не обращал внимания на белое чудо. Уткнув бороду в ворот курток и шуб, люди пробегали мимо, будто пугаясь, что снег нарушит их покой. Закрываясь от падающих облачков, человечество пробегало в будничность дел.
Ноги сами зашагали от места, где я стояла. Так захотелось пробежаться по высоким сугробам, как в детстве. Чтобы потом плюхнуться в это огромное белое счастье. Чтобы забыть обо всём на свете, насладиться тишиной природы, слиться с ней в единый поток. Подумав, что со стороны это будет смотреться нелепо, я шагала дальше, не видя дороги.
Мои мысли занимали вопросы: неужели люди так и пройдут мимо, не насладившись прекрасным моментом? Неужели рутина жизни, жажда заработать больше денег оттеснит эту потребность восхищаться миром природы? Ведь она дарит нам такие чудеса! Она дарит чувства, чувства любви, созерцания, осмысления своего предназначения. Неужели эта пропавшая бесследно снежинка так сгинет навсегда, не оставив каплю жизни в сердцах людей?
Отойдя от своих размышлений, я заметила, что снегопад закончился. Причём, так же внезапно, как и начался. Не единой снежинки больше не упало с неба. И это, казалось, очень обрадовало проходивших мимо людей. Они начали вылезать из – под заснеженных капюшонов, озираться вокруг…

Идут года. Снова наступает зима. Я так же, как и много лет назад восхищаюсь увиденной красотой зимы. Будто в первый раз. Потому что каждая зима своя, особенная. В каждой есть свои загадки, новые снегопады, новые картины, со своими сказочными персонажами. В каждой новой снежинке своя тайна. У неё своя история, свой узор. И чем становится мир людей отрешённей от наслаждения природной красотой, тем усиливается снегопад. Будто хочет обратить на себя внимание, хочет остановить привычный ход событий, дать почувствовать людям, что они живут, а не просто существуют…

Не бойтесь быть нелепыми, не бойтесь смотреть на природу восторженными глазами первопроходцев! Ведь люди – часть природы.
Если Вы когда – нибудь увидите большие ниспадающие белые хлопья, задумайтесь, вдруг, природа хочет что – то сказать.

2011г.

Ты – крылом стучавший в эту грудь,
Молодой виновник вдохновенья –
Я тебе повелеваю: – будь!
Я – не выйду из повиновенья.
Марина Цветаева, 30 июня 1918 г.

Надрывно звонил телефон, в очередной раз пытаясь напомнить о себе…
Он лишь обернулся и, не сделав не единой попытки взять трубку, терпеливо ждал, когда тот, наконец, замолкнет.
Ему нечего было сказать… Он был чертовски обижен. И вовсе не потому, что она вела себя, как избалованный капризный ребёнок, которому вдруг запретили шалить. К подобным «выкрутасам» он уже давно привык, и относился к ним снисходительно, что ли… Как давно смирился и с тем, что приходила она, когда ей захочется, словно всё это время жила вне времени и даже… пространства.
Её появление всегда было неожиданно, без какого-то намёка на визит: будто внезапный порыв ветра принёс откуда-то неповторимый аромат степных трав, еле уловимый запах далёкого костра и свежее дыхание морского прилива. И вот… она уже здесь – такая хрупкая и невесомая, близкая и недосягаемая, долгожданная и непредсказуемая…

Обнимая, она словно растворялась в нём и с упоением слушала каждое слово… А он всё время говорил ей что-то, сбивчиво и быстро, стараясь высказать всё то, что не сказал до этого. Она слушала его и, изредка как бы переспрашивая, поправляла не слишком понятные ей, запутанные фразы, а иногда и вовсе, не дав договорить, заканчивала их, словно читала его мысли. Он восхищался ею, пьянея от объятий, а она по-прежнему восторженно внимала ему, и это могло продолжаться часами. Казалось, уже ничто и никогда не разлучит их… Но потом она так же внезапно исчезала, как и приходила, а он, совершенно разбитый, валился на диван и тут же засыпал со счастливой улыбкой на измождённом лице…

Так продолжалось несколько лет. Он не только привык к ней и её постоянным чудачествам, но и ужасно скучал… Скучал так, что в последние пару лет попросту не ложился спать, пока не услышит знакомые шаги, от которых, казалось, и сердце, как преданная собака, вот-вот вырвется наружу, встречая её ещё на пороге…
Но сейчас он был чертовски обижен на неё. Уже почти полгода она не появлялась и даже не напоминала о себе! Такое случалось и раньше: она, как блудная дочь, могла пропасть, но на неделю-две или на три – не больше! И это были ужасные для него времена. В такие дни, не находя себе места, он метался по комнате, как загнанный зверь: мысли путались в голове и работа не то, чтобы не спорилась – он вообще не мог работать!
Но потом она снова появлялась, и всё вставало на свои места: чувствуя вновь её объятия, он забывал о минутах депрессии, о часах ожидания и о бессонных ночах – словно ничего этого и не было вовсе! И казалось, он готов отдать всё за эти минуты счастья. Лишь бы она была рядом…

Телефон зазвонил снова и, словно решив, что пора с этим кончать, он взял трубку. На другом конце провода неистовствовал редактор:
– Какого чёрта ты не отвечаешь на звонки?! Ты хоть в курсе, что уже давно срываешь нам все планы? Когда я, наконец, увижу то, чем ты занимался последние полгода? Почему ты молчишь?!..
Ему нечего было сказать: муза, без которой из-под пера не выходило ничего путного, вдруг покинула его. Без неё каждая вновь родившаяся строчка казалась ему бездарной нелепостью.
Он молча положил трубку и открыл окно, за которым почерневшими проталинами и оголёнными ветками деревьев уже дышала весна…

Приходи ко мне вместе с зарёй,
Подними меня среди ночи…
Ты читать будешь мне между строчек,
То, что я, всё болея тобой,
Не заметил, не понял, не тронул,
Восседая на призрачном троне,
Зная то, что болею тобой…

Приходи ко мне вместо зари!
Пусть задёрнуты наглухо шторы,
Ты расскажешь мне много историй,
За столом, где так тускло горит,
Абажур, мне подаренный кем-то,
И потоком, волной или лентой,
Всё, что есть для меня – подари…

Приходи ко мне, приходи…
Королевой, распущенной девой,
Избалованной сукой и стервой,
Оставляя лишь холод в груди,
Позволяя лишь только коснуться
Тайных грёз, чтоб на миг окунуться
В этот мир… Я молю! Приходи…

Подвинув стул поближе к распахнутому окну и щурясь в нежных лучах солнца, он закурил, жадно глотая дым… Со стороны могло показаться, что он терпеливо чего-то ждёт. И он ждал… Ждал, когда внезапный порыв свежего ветра принесёт откуда-то издалека неповторимый аромат степных трав, еле уловимый запах далёкого костра и свежее дыхание морского прилива… Очень ждал, когда хрупкая и невесомая, близкая и недосягаемая, долгожданная и непредсказуемая… вдруг вновь появится – ОНА.