Где достать мне отвертку,
Отвинтить сердце чтоб?
Ты сказала мне твердо,
Не таясь, прямо в лоб, — Замуж скоро выходишь.
Ведь не сваришь борща
Из стихов,- «Мой оборвыш,
Прощай!»

Наповал не убила…
Закопала живьем.
Где теперь взять мне силы,
Заниматься шитьем?
На живую я штопал,
Но рвалась жизни нить.
Что же сделать мне, чтобы
Забыть?

Вот тогда взял я книгу
О заклятьях ВудУ.
Сброшу глупое иго!
Вновь себя обрету!
Мир разбив на осколки,
Мрак сорвался в загул.
Я твой снимок иголкой
Проткнул.

Новость страхом прошила,-
Я узнал о тебе,-
Ты нашла смерть в машине.
Тачка – точка в судьбе.
По квартире метался.
«Что же я натворил?!» — Бормотал, в нервном трансе
Курил.

Ночь стрельнула в затылок –
Разрыдался звонок.
Ты за дверью застыла
И сжимаешь венок.
А в глазах – игл завязь,
Ледяная нужда.
И спросила ты, скалясь:
« Не ждал?»

Марк Цукерберг, Марк Цукерберг, Марк Цукерберг,
Марк Цукерберг, Марк Цукерберг, Марк Цукерберг,
Марк Цукерберг, Марк Цукерберг, Марк Цукерберг,
Марк Цукерберг, Марк Цукерберг, Марк Цукерберг.

Роман Абрамович, Роман Абрамович, Роман Абрамович,
Роман Абрамович, Роман Абрамович, Роман Абрамович,
Роман Абрамович, Роман Абрамович, Роман Абрамович,
Роман Абрамович, Роман Абрамович, Роман Абрамович.

Сосед, Сосед, Сосед, Сосед, Сосед, Сосед,
Сосед, Сосед, Сосед, Сосед, Сосед, Сосед,
Сосед, Сосед, Сосед, Сосед, Сосед, Сосед,
Сосед, Сосед, Сосед, Сосед, Сосед, Сосед.

Почему не я? Почему не я? Почему не я?
Почему не я? Почему не я? Почему не я?
Почему не я? Почему не я? Почему не я?
Почему не я? Почему не я? Почему не я?..

Маркцукербергроманабрамовичсоседпочемунея?
Маркцукербергроманабрамовичсоседпочемунея?
Маркцукербергроманабрамовичсоседпочемунея?
Маркцукербергроманабрамовичсоседпочемунея?..

Берг ерцук чемурк маром нович сопо яседе манабра?
Вичсо роберг брася емо ече цунем мрук арк?
Брамана кербе гурм сецуро висод мопок чен мячар?
Горм керберра цуседе чекмом оч мунея евисоп анабар?

Лоно луны увлажнилось туманом.
Пирамидален стояк тополей;
Каждый из них шелестит Донжуаном.
Тени с дорогою – в позе «валет».

Окна подглядывают, как упорно
Фары щекочут лобок темноты.
Ветер с травою-ломакою спорит;
Зацеловал грубо груди-кусты.

Все закружилось, желая забыться.
Город для оргии перерожден.
Вспыхнули в небе ночные зарницы,
В сладкой истоме пролившись дождем.

«… которые, сверкая в душном полумраке, остановились на ней, и она замерла. Глаза смертельно раненого зверя прожгли ее насквозь. И она вспыхнула, зарделась, опаленная диким, пасмурным взглядом, и вся мелко-мелко задрожала, охваченная ночной лихорадкой внезапного свидания с ним. « Я не могу жить без Вас!» — тихо, убийственно просто, с безграничным отчаяньем человека, стоящего на скрипучем эшафоте, сказал он и вдруг с порывистой нежностью обнял ее. И она стала быстро, неотвратимо таять, уходить в загадочное, призрачное, сумеречное измерение сновидений, где все запретное и сложное необъяснимым образом становится разрешенным и понятным. «Прошу Вас… Уходите,- растерянно прошептала она, безуспешно пытаясь справиться с лихорадочным ознобом. – Мы не должны… Я не должна. Ах...» — и хотела оттолкнуть его, но вместо этого еще сильнее прижалась к нему, подчиняясь неведомой силе, увлекавшей ее в черную воронку сладкого безумия. «Я люблю Вас» — прохрипел он, продолжая растворять ее в раскаленной лаве своего взгляда. « Я вас ненавижу»,- чуть не плача, прошептала она, трепеща все телом и понимая, что больше не может сопротивляться этому огненному взгляду, этому жаркому голосу. И вот его губы, коснулись ее губ, которые...»
— Девушка, покажите, пожалуйста, вагину. Ага, понятно… Хм… А чтобы силикон был помягче? Нет? Но завезут? Ладно… Тогда мне гель-смазку, пачку особо тонких презервативов. Да, и еще диск «Французские каникулы». Благодарю…
«… которые безвольно ответили на его сокрушительный поцелуй. Из груди ее вырвался тихий, протяжный стон. Птицей в клетке затрепетало ее сердце, пытаясь выскочить наружу. Его голодные губы осыпались жгучими поцелуями на ее белую шею, упругую грудь, вздрагивающие плечи. Она таяла от хриплого шепота, наполненного бессмысленными словами, проникавшими в самые потаенные уголки ее души. Вдруг стены и потолок заколыхались и поплыли перед ее глазами. Такое с ней было впервые. И она поняла, что это тот самый мужчина. Ее мужчина. Его нежные руки, которые...»

И соболезнуя, свое я делал дело:
Надев перчатки, украшал привычно то,
Что кажется далеким и от нас отдельным,
О чем откладываем мысли на потом.

А после грима вижу город тихий, стылый,
И опрокинутые улицы скорбят
По тем, кто топчет их, лишившись жизни силы,
Которым только я для лиц найду наряд.

Отформалиню так, что смерть и не узнает,
И жизнь прижмется томно к коже восковой.
Свяжу я свет и тьму незримыми узлами,
И спорят пусть они, решая: кто – кого…

Она была другой – загадкою тревожной,
Отличной от всех тех, кто в город стылый врос.
Другим был взгляд ее, другой был отблеск кожи.
Я, хмурясь, подошел, задал вопрос в проброс…

Пытался разгадать я странную загадку,
Которую в себе она, лучась, несла.
Но так была сильна в постели лихорадка,
Что под финал совсем я выдохся, ослаб.

Растерянный, смотрел на трепетное тело
И вдруг я понял то, что было слИшком в нем.
Не соболезнуя, свое я сделал дело:
Надел перчатки и расправился с огнем.

Я узнал, что закончилось лето
По тому, как сверкнуло лицо,
Озарившись фиалковым светом.
Грустной новости быстрым гонцом

Был фонарь, в помощь – фары машины,
Лик черпнувшие. Дружной гурьбой
Это лето они порешили,
Согласившись на сделку с тобой.

«Вот и все», — ты сказала, пытливо
Посмотрев на меня, сквозь меня.
И лицо захлебнулось приливом,
Захлебнулось приливом огня.

Тлела жалость к себе, но недолго,-
То, что было, того больше нет.
Мне остались улики, осколки,
Мне остался фиалковый свет.

В переулке ночном
У бордюра он мерк.
Он мне: «Что же, начнем.
Я решу твой пример».

Вороненая сталь,
Круглый хищника глаз.
Выключатель мне стал
Говорить без прикрас.

Все по полочкам мне
Разложил правдоруб,
Набросал слов-камней.
Был он честен и груб:

«Ты фактически мертв,
Так де-юре черту
Подведи. Мерзлых верст
Оборви череду».

Выключатель швырнул
Я на пыльный чердак.
Затихает злой гул,
И все дальше черта.

Худо-бедно держусь
И в стакане с утра
Полощу в гранях грусть.
Но, как видно, пора…

И услышу я вдруг
С чердака шепоток.
Замыкая свой круг,
Пробежит холодок.

Спросит голос опять,
Совершая замЕр:
«Не пора ль выключать?»-
И решит мой пример.

День
Лег
В тень
Строк.

Ночь-
Яд.
Прочь-
Я?

Но
Сон
Как

Мой
Злой
Враг.

Я тебя так сильно хо.,
Заболело даже се…
Ты мне говор.: «Ах, ухО.!»
Не получ. нич., мол, совсем.

Потому что мало де…
Не найду прилич. я раб…
Трудно возр., что поде…
Может, банк пойти огра.?

Через ко. и напере.
Пошл. все, испорт. я жи…
Даже ч. не разбере.,
Что за окн. танц., вьюжит.

Но все так же сильно хо.,
И все так же колит се…
Напишу-ка лир. стихО.,-
Мно. о те. и чуть. о се…

Лимфоруслы вспухают в огне.
Пилят, пилят клешнИ кости мне.

Неужели мне скоро конец?
Неужели уже не жилец?

О клешнях я пытаюсь забыть,
Реку огненную переплыть…

Снова вижу я в парке мою
Под раскидистым кленом скамью.

В темноте что-то шепчет листва.
В этот шепот вплетаю слова.

Говоря: на приличья забей,-
Было я под собой, на себе.

Мне не нужен был больше никто,
Погружалось я в сладкий поток.

Изласкало себя я в ту ночь…
Но клешни не могу превозмочь.

Метастазами я исхожу.
И двух слов я теперь не свяжу.

Накрывает меня пелена.
Распадаюсь на он и она.