Покинув электричку и избежав проверки,
Один, без документов, в автобус я зашел.
Там, у окна я вещи закинул под сиденье
И, застолбив местечко, я вышел подышать.

Автобус наполнялся народом с электрички.
Он скоро увезет всех куда – то в темноту,
Где можно затеряться и навсегда остаться,
Где завтра нет в помине и где сегодня нет.

И вот водитель громко сказал, что отъезжает,
И я тогда в автобус поспешно заскочил.
Захлопнул дверь водитель, и тронулся автобус.
Автобус от вокзала стал вправо забирать.

Проехал он шлагбаум, сараи-магазины,
И понял я, что нужно мне не туда совсем.
Я в спешке перепутал и сел не в тот автобус.
Все дальше от вокзала автобус отъезжал.

Я завопил водиле, чтоб он остановился,
В его кабину громко стал кулаком стучать.
Через стекло водитель насмешливо ответил:
Не может он автобус остановить сейчас.

Я сел не в тот автобус, не там оставил вещи.
Все дальше от вокзала, все ближе к тишине.
Я забираю вправо, а мне хотелось влево.
Ошибка на ошибку ложатся за окном.

Как все несправедливо и через пень колоду.
Но почему так долго я еду не туда?
Скажите мне на милость: где мой теперь автобус,
И можно ль мне вернуться обратно на вокзал?

Я понимаю – поздно, я понимаю – сложно,
Я понимаю – смысла нет выходить сейчас.
И все же очень жалко: не знать, чего ты хочешь,
Не знать, куда ты едешь, зачем и почему.

Водитель умоляю, скажи, куда мы мчимся.
Иначе мне в салоне не обрести покой,
Иначе лбом в кабину к тебе стучаться буду!
Сказал водитель: «Ладно» — и вдруг затормозил.

Нож вошел в нее глубоко,- где сердце.
Сжал разделочный нож, – был вне себя.
От ее слов-псов никуда не деться, –
На меня натравила всех собак.

«Ты — никто. Ты будешь самый последний
Из мужчин, с которым я пересплю!»-
Оттолкнула меня.«Забудем сплетни.
Поменяем, может, минус на плюс?»-

Я пытался обнять, просил прощенья
За себя, за нее, за нас двоих.
Сел на кухне в угол. Ржавел в ущелье
Свет, — и двое немых, к тому ж глухих.

Я ревел в машине, пугая кошек:
«Стерва! Мразь!» — и бился лбом о панель.
«Уходи», — отрезала. Я был скошен.
Убегала лестница, я – по ней.

Шелестела в ухо нежно и влажно.
Вместо лампы – ящик, — фильм невпопад.
«Ты, — шептала,- лучший. Другие – лажа».
Вдруг мне в сердце вонзает острый взгляд.

Катится строчка за строчкой. Ждет читатель,
Дышит в спину, нетерпеливо ворчит,
Брызжет слюной, вырывает лист, некстати
Всхлипывает, скулит без всяких причин.

Листы, затопив словами, в темной обложке,
Бутылочной их швыряю чИтарю в пасть.
Он жадно глотает бестселлер – снов окрошку,
Восторженно мне рукоплещет. Громко, всласть

Он ревет всю ночь. Я поклоннику шлю поклоны,
За внимание благодарю его впотьмах.
Он протягивает ко мне с шумом руки-волны,
Умоляет меня,- он жаждет еще письма…

Пятница. Смуглый, косматый, нагло скалясь,
Приперся в пещеру критик, — меня терзать.
Эхом размазывал он меня по скалам,
Словом травил, так ядом жалит гюрза.

Он утверждал, что я — графоман пропащий,-
застряв на острове, крабам, китам пишу.
С таким же успехом можно карябать в ящик,
Или сыграть в него под вечерний шум.

«Ах ты, змеюка!» — и за тесак схватившись,
Критику я преподал экспресс-урок,
Отомстил с лихвой за письма, романы и вирши.
Но что за… Резко боль пробуравила бок.

Пятница сгинул, пропал в багряной дымке.
Я вслед за ним исчезал. И свет – слабел.
«Я — не Пятница!» — некто вдруг крикнул дико.
«Браво!» — рукоплескал океан… себе.

— Удавка бессонницы?
— Здесь!
— Нервы — бикфордовы шнуры?
— Здесь!
— Мысли — булыжники?
— Здесь!
— Вата апатии?
— Здесь!
— Цепи оцепенения?
— Здесь!
— Гул в ушах?
— Здесь!
— Ледяное дыхание окна?
— Здесь!
— Некрополь за окном?
— Здесь!
— Кислотный сумрак?
— Здесь!
— Траурный жир теней?
— Здесь!
— Падкие на паутины углы?
— Здесь!
— Брюзжащий потолок?
— Здесь!
— Куриная слепота?
— Здесь!
— Дальнозоркость печали?
— Здесь!
— Жор вины?
— Здесь!
— «Да ну и наплевать»?
— Здесь!
— Будущее?
-…
— Будущее?
-…
— Будущее?!
— Нет его. Нет.

Шорох ног, кассы лязг
День за днем, — снежный ком.
Он пытался не раз
Завязать с молоком.

Смеси, каши, кефир
Для проклЯтых детей.
В магазин втиснут мир,
Чтоб с катушек слететь.

И приходит она,
Покупать молоко.
Она чья-то жена,
Но он с нею знаком.

Был у них пересып,
Так давно перехлест.
Он тогда думал: влип.
Но потом — улеглось.

Понял он лишь теперь,
Что нужна лишь одна…
Вот коляскою дверь
Открывает она.

Говорлива, бледна
Продавцу одного
Нет, не скажет она,
Что ребенок — его.

Шорох ног, тихий лязг
День за днем, день за днем…

Но расшвыряли клавиши
По полу мысли куцые.
В тоске Шопену кланяюсь.
Пора бежать на улицу.

А клавиши все брякают
Капризною девчонкою,
Изводят буераками
И рвут бумагу тонкую.

Пол тонок, — плачет клушею
От перебора клавишных.
Шопен до дыр заслушанный.
Так нарывает камешек!

Прости, меня ограбивший,
Дай просто оглянуться мне.
Но расшвыряли клавиши
По полу мысли куцые.

Он дольше самой долгой ночи-
Час неожиданных гостей.
Щиток от света раскурочен,-
Замкнуло. Несколько свечей

Дрожат на столике. В хрустальном
Бокале топчется портвейн.
И, открывая даль за далью,
Оплакивает их Колтрейн.

Летит. Куда? Не знает сам он,-
Смущает мрака чехарда.
Ревет ревмя от джаза мамонт.
Быть может, рвется он туда

Где нереальное реально,
Где крУжат стаи антител
Меж саксофоном и роялем,
Где временной гостям предел.

На стенах дергаются тени,
А люди замерли, молчат.
И непонятно: кто затейник,
Кто сумерек вершит обряд,

Чей этот праздник со свечами,
Кто зритель здесь, а кто актер,
Чье торжество бокал венчает,
И кто кого взял на измор,

Кто радостен, а кто на гране,
Кто в комнате, как в горле кость,
Кому Колтрейн впотьмах играет,
Кто здесь хозяин, кто здесь гость?

Второй уж день ты сам не свой.
Вторую ночь звенит в ушах.
Угара музыку освой,-
С сами собою на ножах.

Завинчен в взвинченность, звеня,
Как перетянутая в си
Бемоль струна. И мозг-синяк
Набряк, — твоя «винда» висит.

А ведь всего лишь в бездну взял
И бросил несколько стихов.
Без адресата на вокзал
Отправил парочку тихонь.

Их в полночь утопил в пруду.
Плывите! А они – на дно
Мгновенно пали, как продукт
Той жизни, где одно лишь «но».

И вот теперь ты сам не свой.
Чего-то так не достает,
Иль через край все. Темный свод
Небесный сверлит острием.

Ты слышишь голоса всех тех,
Что в полночь погрузились в ил:
«Чего ты ждал? Чего хотел?
Ты нас убил, убил, убил».

Я шел сквозь толпу, сквозь белесые лица.
Над рыночной площадью было светло.
Вдруг воздух разрезала черная птица;
Коснулось меня смоляное крыло.

Песок заклубился, и хрустнула ветка.
Крест-накрест дорога глядит в высоту.
Осталась на лбу незаметная метка.
Итог подведен. Я зашел за черту.

Я — большой, я – огромный, на полдороги.
Вместо ног у меня – столбы.
Не страшны путеводной звезды мороки,-
Я хозяин своей судьбы.

Все вокруг мне подвластно. Глядит с опаской
На гиганта лихая мгла.
Для меня все так просто, как будто сказка
Черно-белая в жизнь вошла.

Только я великан лишь на миг, заочно.
Так лег свет. Рост вернется встарь.
Я стелюсь по асфальту плаксивой ночью.
За спиною хохмит фонарь.