А у нас ещё ромашки цветут,
Хоть зима неподалёку уже.
Снова шанс они влюблённым дают
Встретить счастье на судьбы вираже.

А у нас опять ромашки цветут.
Нет желания у них увядать.
Видно чувствуют, что к ним подойдут
О любви на лепестках погадать.

А у нас затем ромашки цветут,
Чтобы тот, кто летом был так несмел,
Догадался, что его очень ждут,
И в любви признаться милой сумел.

А у нас в траве ромашки цветут,
Не боясь декабрьской стужи угроз.
Коли двое в сердце нежность зажгут,
Нипочём им и трескучий мороз.

А у нас не зря ромашки цветут
И снега не принимают в расчёт.
Если чувства в плен к весне попадут,
Не отпустит их любовь круглый год.

А у на вовсю ромашки цветут.
Их, как будто, не страшат холода.
Видно, вьюги их и впрямь обойдут.
К ним пришла весна любви навсегда.

Скоро зима, я знаю.
Холод дыхнёт в лицо.
Медленно допиваю,
Осень, твоё винцо.
Маленькими глотками
Терпкую грусть цежу.
Плавными виражами
В стылый декабрь вхожу.

Скоро зима, я помню.
Снег, что так бел и чист,
Хитро и вероломно
Новый расстелит лист.
Приободрит надеждой,
Хрупкой, как тонкий лёд.
Исподволь, тихо, нежно
В звёздный поманит свод.

Скоро зима, я вижу.
Вьюги уже в пути.
Тучи всё ниже, ниже…
Станет снежок мести.
Будущий год примчится,
Словно скакун гнедой.
Слышу — звенят копытца.
Время летит стрелой.

Ожоги… всё время ожоги.
Пылает душа… и болит.
Зачем всемогущие боги
Её не одели в гранит?

Зачем ей не дали зашиты
От вспышек любовных огней?
К чему быть всё время открытой,
Доступной пожарам страстей?

Любовь! Сладкий сон… наказанье.
Недужный сердечный изъян.
Любовь обжигает сознанье,
Как цепкий крапивный бурьян.

Летим мотыльком на кострище,
Доверясь горящей мечте.
И в пропасть — из чувств пепелище,
Срываясь, летим в темноте…

Бом, бом, бом!
Бом, бом, бом!
Расшумелся в небе гром.
Ухватились облака
За широкие бока.
Потемнели от натуги
И воскликнули в испуге –
Много выпили водички — и вот,
Разболелся от неё
наш живот.
Как же нам терпеть такое?
Тяжело лететь с водою.
Ой, держитесь! Как польём!
Брызнет дождь из нас ручьём.
Этот дождь землице нужен.
Щедро он наполнит лужи.
Дождик очень пригодится
В поле зреющей пшенице,
И травинкам и кустам,
И деревьям и цветам…
А когда весь дожль прольётся,
Солнце снова улыбнётся.
Станет нам, облакам,
Вновь легко.
Полетим по небесам
Далеко.
Резво-резво, словно птицы.
И вдогонку нам синицы
Прощебечут в неба синь:
Дзинь, дзинь, дзинь,
Дзинь, дзинь, дзинь…

«Смеяться, право, не грешно
Над всем, что кажется смешно»

И, в первую очередь, не грешно посмеяться над собой.

Самоидентификация
Мы с каждым днём немножечко другие,
И всякий раз себя не узнаём.
Да что там мы! Бывает и родные
Нас идентифицируют с трудом.

Они на нас глядят порою странно.
Как бы с вопросом – ты или не ты?
Да я же, я! Но я так мгогогранна!
Во мне открылись новые черты.

Сегодня я подобна серой мышке.
Тружусь на кухне, лапками стуча.
Назавтра озаренья бемцнет вспышка –
Ведь я «звезда», ярка и горяча!

Да, да – «звезда»! Талантлива ужасно.
Доверчиво спустилась к вам с небес.
Во мне стихов лирически-прекрасных
Бушует термоядерный процесс.

Но… в бытовухе «звёздочка» несчастна,
И прозябанье для неё – коллапс.
В тоске, от ощущенья диссонанса,
«Звезда» себе плеснёт в рюмашку шнапс,

И вдруг всё озарится дивным светом!
Тем светом, что летит к нам с высоты.
Мы каждый день немножечко поэты.
Буквально все. Поверь — и я… и ты.

*****

Скромно о себе
Когда я стану мастером пера,
Маститым, почитаемым поэтом,
Восприниматься будут на ура
Мои баллады, басенки, сонеты.

Воздвигну памятник себе я смехотворный.
Народная тропа к нему не зарастёт.
Коль даже зарастёт – тогда, бесспорно,
Прорубят новый (но не задний) в ней проход.

И буду тем народу я любезна,
Что доводила шутками до слёз.
Хотя Пегас (по слухам достоверным)
Меня к Парнасу так и не довёз.

Веленью Музы буду я послушна,
Лишь попрошу мне чуточку помочь.
Хулу и похвалу приемля равнодушно,
Амбициям скажу: «Подите прочь!»

Отгорят на последнем костре
Облетевшей листвы янтари,
И дороги в седом серебре
Будут ждать пробужденья зари.

Снег одарит надеждой меня,
Запорошив унынье и тлен.
И морозное утро, звеня,
Встретит радостью — грусти взамен.

Ах, зима! По капризу небес
Чистый лист мне расстелишь опять.
И предложишь – с мечтою иль без
По земле до весны дошагать.

По секрету тебе доложу:
Хоть и бита нелёгкой судьбой,
Но со сказкой, как прежде, дружу.
И всё также общаюсь с мечтой.

Замети лишь печали, зима!
Унеси их метелицей прочь.
Может быть, я и справлюсь сама.
Только всё же прошу мне помочь.

Глядит Христос с измученной улыбкой
На дорогой ценой спасённый мир.
Границы зла-добра всё так же зыбки
И вновь толпою сотворён кумир.

Всего лишь десять заповедей… ДЕСЯТЬ!
Не тысяча… не сто… не пятьдесят.
Но чашей дел благих не перевесить
Той чаши тяжесть, где грехи лежат.

Не возжелай! И всё-таки желаем.
Не убивай! Наверняка убьём.
Раскаявшихся – сердцем не прощаем
И шансов на спасенье не даём.

Не укради! Крадём и не краснеем.
Не говори неправды! Нагло лжём.
Друг друга слышать просто не умеем.
И всуе… всуе Господа зовём.

Мы всё ещё душою не созрели.
Посеян, да не собран урожай.
Ростки взошли, но дышат еле-еле,
Хоть тыщу клонов плоти создавай.

Господь наш! Мы тебе не надоели?
Прошу — ещё раз шанс спасенья дай!
Мы стать добрей друг к другу не успели.
Жестоко нас за это не карай.

Быть может, где-то щёлкнет… свет прольётся
На те потёмки, что зовём душой.
И дух наш ярким факелом
взовьётся
И нам Спаситель с неба
улыбнётся
Улыбкой не измученной…
… иной.

И лишь тогда, когда произойдёт
Всё то, что не могло с тобой случиться,
И новый страшный жизни поворот
Подобен сну, который долго длится,
И тех, кто дорог… кто с тобой живёт,
Внезапно станут горестными лица,
И ничего не изменить — хоть плачь,
Услышишь – как минуты мчатся вскачь.

И смысла нет – стонать, брюзжать и ныть,
Винить кого--то за страданий бремя.
И лишь тогда научишься ценить
Тебе судьбой отпущенное время.
И вновь «в седло» захочется вскочить,
Вернуть почти отобранное стремя
И вдаль лететь – до гробовой доски,
Наперекор… навстречу… вопреки.

Что ж ты загрустила, осень милая?
Надо ль так кручиниться-печалиться,
Слёзы проливать рекой дождливою?
Глянь-ка в лужи – ты ведь раскрасавица!

Вгляд с туманной дымкой-поволокою.
Гибкий стан в янтарном одеянии.
Полюбилась ты мне, рыжеокая,
Золотой души своей сиянием!

Хоть слегка характером суровая,
Но щедра бываешь и на милости.
Ты запала в сердце мне, бедовая!
Может быть ответишь мне взаимностью?

Отчего ты такая печальная?
Ведь уеду – не навсегда.
Церемония чайно-прощальная.
Взгляд тревожный – Зачем? Куда?

Деловая поездка. Служебная.
С нею вырастет мой оклад.
Отхлебни-ка настоя целебного.
Это нервы твои шалят.

Помню… помню о матери старенькой.
Вновь инсульт… и тебе невмочь.
Ты же сильная. Справишься, Варенька!
Ну, а я… чем смогу помочь?

О тебе ведь забочусь, родимая!
Повышаю семьи доход.
Как неловко ты чашкою двинула.
Вон – по скатерти чай течёт.

****
Мну в руке платочек батистовый.
Разговора нити теряю.
Твоих взглядов огнём неистовым
Согреваюсь быстрей, чем чаем.

Нас с тобой занесла нелёгкая
В этот зал, красиво украшенный.
А со сцены музыка, грохая,
На поступок зовёт безбашенный.

Пульс частит и вокруг всё кружится.
Влюблёна ли в тебя? Не знаю…
Погадать бы на чайной гущице.
Жаль, что в чашке – пакетик чая.

Глубь в глазах твоих необъятная.
По макушку в ней утопаю.
Что же мне теперь – на попятную?
Сладкий омут – в чашечке чая.