Яков Есепкин
Галатам
***
Кто смог дожить до пятницы страстной,
Пусть здравствует, за Божеским порогом
Восстанет образ в прелести иной,
Когда замкнет уста небесным слогом.
Пиитов отличают времена,
Их участи тяжеле не бывает,
Каким бы не идти путем зерна,
Блаженного царевна убивает.
Что славят жабу чурную оне,
Лишаются видения и злости,
Опасно ль умереть, а жить вдвойне
Опасней от лягушачьей милости.
Коль вечное искусство умирать,
Сиречь, коль вечно праздное искусство,
Начнемся хоть лжестраждущих карать,
Чтоб алгеброй еще поверить чувство.
В расчет нелживых блядей не берем,
Иродная их выпестует муштра,
Ограним нощь, а утром и умрем,
Как прочил огнеокий Заратуштра.
А хватит нам августовских пиров,
Себреток нехолодных целований,
Спокойней здесь избавиться даров
Троянских, либо нобелевских званий.
Лишь яд в цене у парий и химер,
Но случая манкиры не упустят,
Другим наука пушкинский пример,
А нынешние вежды не опустят.
Страшней охот мышиных их возня,
Тулупчиков отвратней в барской моли,
Чур, демоны сладкие, чур меня,
Меня от балов, Цинтия, уволи.
Не крысам ли священную войну
Фанфарно объявлять, вдыхая серы,
Правее о французскую волну
Гранить с Трюффо новейшие размеры.
Иль в случае бесхлебья у Саррот
Разжиться золочеными плодами,
Пусть мышею венчает сердце крот,
Чтоб царствия не грязнить и следами.
А нечего как станется пренесть
Всевидящему Спасу, полотенец
Не будет, выйдем с лирами как есть
На иродную смерть из ветхих сенец.
Для Бога мертвых нет, а для царей
И небы — только мрачная гробница,
В огнях воскресных зорь и алтарей
Багряной тенью виснет плащаница.
***
Безъязыким пребранно молчать,
А и нам нелегко говорить,
Иль ко Господу время кричать,
И Звездою, и Словом сорить.
Выйдет Боже на красный тернец,
Зряши молча всекровицу-гнус,
Да вознимет лазорный венец –
Пусть красуется царь Иисус.
Синь и синь разлетится тогда
От заплетенных нами венков,
И гореть чрез терновник Звезда
Будет присно, во веки веков.
Яков Есепкин
Фивы
***
Пред очами светильными будем стоять,
Пред очами светильными Бога живого,
Изнемевшими уснами в смерть вопиять,
Да не сможем промолвить ничтожное слово.
Возлишили в миру нас распятий-венцов,
А и сами от жизни петлей откупились,
Ан попали в тенета замирных ловцов,
На серебро откупное те не скупились.
Для последышей жалких к раздаче нашлась
Гробовая парча, а на пир не пустили
Тех, в ком тонко Господня слеза исплелась,
Ах, всю смерть мы ея сквозь парчу золотили.
Чрез нее и узрим, кто венок заплетал
На преславную смерть Вседержителя-Бога.
Полной мерой, Господе, Ты чад испытал,
Не гони же теперь от златого порога.
***
Обрели мы царя в вертоградном рядне,
Потешались глушцы, как осанну пеяли,
Наши слезы точат в четверговом вине,
Из цветочной пыльцы чадов нощно ваяли.
И убитых одно имяреки не чтут,
Цветяную их бель пеленают во грязи,
Кровь ли шла на письмо, лишь в смерти и прочтут,
Были мальчики все, днесь юродные князи.
Только, Господи, чернь предостойна хвалы,
Вот начнут различать набоженников чистых
По среде — и слетят в серебре ангелы,
И опять заберут самозванцев речистых.
Всё молчим и молчим, чтоб серебро Твоих
Херувимов таить, нет и тайного прока,
Бились в звонницах мы, червно кликали их — Крови узри виры, буде Лета широка.
Яков Есепкин
Амаркорд
1
И краски нет – воскрасить свеи,
Иконы течные сорвут,
И нас архангельские веи
К одесным жертвам призовут.
Хотя и смертники мы были,
И растерзались на веку,
А нашей кровию избыли
В миру по царствиям тоску.
Сколь могут цвет и немость длиться,
Один Христос пусть говорит,
Вновь крови этой не прелиться,
Днесь о венцах она горит.
2
Нощный плач на Господнем пороге
О четверг лишь внимут ангелки,
И приветят собитых в дороге,
И возьмут горицвет-васильки.
Это сирые утвари наши,
Это сребро цветочков земных,
Те внелистники горние зряши,
Не могли и набрать мы иных.
И мертвы, и лазури алкаем,
А воссветятся хоры огней,
Мы такою красой засверкаем –
Наших вретищ не будет красней.
3
От итальянских темных сосен,
Купин восблизимся туда,
Где нищий инок безголосен
И рдеет Божия Звезда.
Певец ли, Марсий – все мы квиты,
Гвоздей кровавых не учесть,
Одни сегодня басовиты
Призраки оперы, как есть.
Но этот мрамор стен холодный,
Понтификатов римский счет
Наш горисветник черноводный
Огнем лядащим рассечет.
Яков Есепкин
Вифания
***
Ах, там не утолят печали
Цветки в преисподней пыли,
Где ангелы нас привечали,
А все ведь спасти не могли.
Бытийный родник высыхает
И райских не слышно рулад,
Зеленым дождем полыхает
Капрейский огонь-вертоград.
И присно юдольные чады
Ссыпают нам в очи песок.
Мерцают пустые погляды,
Жгут кровушкой Божий висок.
Во смерти брачуются эти
Чреды и плодят мертвецов,
И сами попали мы в сети
Замирных Господних ловцов.
И ястреб взлетает над жертвой
И ждет, и точатся пески
В налитые кровью измертвой
Христа ледяные зрачки.
***
Убиенный апостол приидет
Ко царям, не распятым досель.
Ничего здесь уже не увидит
Кто на Божью воссел карусель.
Младших братьев зачем распинали,
Им неведомы тайны двора,
А иных царедворцы не знали,
Мертвородная их детвора.
Но мирские картины преложны,
Август падом гнилым и дарит,
Были сретенья наши возможны,
Только сжег очеса лазурит.
Исполать, велико обозренье,
То чистилище, то кайнозой,
Помраченное смертию зренье
Ангелок закровавил слезой.
Воском тем позалили кровати,
До костей опалили уста,
И в аду будем скорбно молчати — Наша доля вовек золота.
Яков Есепкин
Коринф
***
Огни будут ровно клониться
И не попадать в зеркала,
И ангелу смерти приснится,
Что вновь ты судьбе солгала.
Клеймя восковую истому,
Червонную метку луча
По контуру выжжет двойному
Рябиновой ночи свеча.
Пробитые белые руки
В крови ниц воздень и молись,
Я знаю, не вынесут муки
Архангелы, павшие в высь.
Мы гвозди расплавим перстами.
И пусть в чернолунной тени
Над гиблыми светят мечтами
Наклонные эти огни.
***
Прекричат о любови живые,
Отверзая во черни уста,
Их поныне хвалы даровые,
Не застигнуть рекущим Христа.
Мы и немы одни, буде Слово
Паче немости, лучше молчать,
И не нужно реченья иного,
И алтарникам туне кричать.
В Царстве Божием крови остались,
Василечков синей прахоря,
Мы сполна за любовь рассчитались –
Пусть Христос не печалится зря.
Яков Есепкин
Посвящение
Вернувшимся из адских областей,
В позоре искупавшимся и чтящим
Свет ложных звезд; в безумие страстей
Не ввергнутым изгнаньем предстоящим;
Прогулки совершавшим в небесах,
Кресты собой украсившим и к рекам
Подземным выходившим, в очесах
Держащим купол славы; имярекам,
Отринутым Отчизной за мечты,
Замученным на поприще славянском,
Отрекшимся друзьям свои щиты
На поле брани давшим; в Гефсиманском
Саду навечно преданным, венец
Из терний не снимавшим и при крене
Светил, хранившим Слово, наконец
Добитым, возлежащим в красной пене — Что вам скажу? Молчаньем гробовым
Все разом юбилеи мы отметим
И присно по дорогам столбовым
Кровавым указателем посветим.
Тще райские цитрарии прешли,
Их негу возносили к аонидам,
Свечельницы кармином обвели,
Чтоб радовались те эдемским видам.
Герника стоит палых наших свеч,
Горят они златей мирских парафий,
Китановый в алмазах чуден меч,
Годится он для тронных эпитафий.
Лиют нектары морные и яд,
Вергилий, в небоцветные фиолы,
Эльфиров и чарующих наяд
Мы зрели, как нежные богомолы.
Рейнвейнами холодными с утра
Нас Ирод-царь дарил, се угощенье
Оставить мертвой челяди пора,
Не терпит мрамор желтое вощенье.
Оцветники, оцветники одне
Пылают и валькирии нощные
Бьют ангелей серебряных, оне
Любили нас и были расписные.
Ан тщетно злобный хор, клеветники,
На ложь велеречиво уповает,
Позора оспа эти языки
Прожжет еще и чернью воспылает.
И мы не выйдем к выси золотой,
Не сможем и во снах ей поклониться,
Но только лишь для прочности святой
Пусть праведная кровь сквозь смерть струится.
Яков Есепкин
Воинам
Кто хотел и в гробах уцелеть — Не поверил вотще в чудотворство.
Слезы сих расписали во цветь,
Наказуемо это притворство.
Нам безрукие дивы одне
Поднесут мертвопенные штофы,
Чтобы присно топили в вине
Тень саму грозовой Гологофы.
А еще пеюнам разрешат
Зреть фригидных и спящих царевен,
Яко дивно куранты спешат,
Царь Владимир в успении гневен.
Крыша мира огнем занялась,
Где спасать преувеченных воев,
С нами вечность крестом разочлась,
Вейте розы для нощных изгоев.
К сирым памятным камням сейчас
Не найдется багряной и крошки,
Юный Вертер взойдет на Парнас
И увиждит пустые обложки.
Только воинство бойных простит,
Скорби мытарей уразумеет
И блажными слезами почтит
Всех, над кем потешаться не смеет.
Нелегка смертоносная мгла,
В багряницы как станем рядиться,
С бриллиантом для сердца игла
Коемуждо чудесно сгодится.
Ко гробам подходили волхвы,
Смерть взрезала черны пуповины,
Венценосцев загнали во рвы,
А царей иудейских — в овины.
Век прощения не испросить,
Кровь не вытереть с уст малолетки,
Но по нам будут зло голосить
Мертвородные воинов детки.
В назидание будущим дням
Буйны головы мы не сносили,
Возрыдают по нашим теням
Как по царичам не голосили.
Яков Есепкин
Слезы
Этих слез гробовой перелив,
Это жито с гнильцой погребною,
Наши очи огнем проточив,
Их растлит разве солью одною.
Лишь нетленные блещут огни
Над поруганным стягом свободы,
В смертных латах пылают одни
Нам во здравье воспетые оды.
Плесень смертью ожжет, и смотри,
Потемнеют они и нальются
Тронной краской, с которой цари
По достоинству не расстаются.
Окуни же в потир их персты,
Солонеет пусть кровь и стекает
С рук, пусть пурпур престольной тщеты
Век Полынь шпилем тьмы протыкает.
Сколь печальная участь царей,
Завершивших свой путь ко подвалам,
Из церковных им речь алтарей,
Сиречь Слово лишь дарствовать алам.
Ирод, Ирод, где слава твоя,
Где теперь и красавица дочка,
В голове Иоанна змея
Пламенится, как жирная точка.
Нет сервизов для чадных пиров,
Нет столовой посуды не сбитой,
Богородицын тонок Покров,
Где ж сугатным угнаться за свитой.
Наши остия денно черны,
А нощами белеют всестрашно,
Звать сюда фаворитов Луны:
Ядом свеч наливается брашно.
Как валькирии над слободой
Пролетят в погребальные нети — И распнет сих янтарной звездой
За реченья, за помыслы эти.
Приидти повелят в третий Спас,
Заглушая архангелов трубы,
Протекут эти слезы чрез нас
Во гробов сукровичны раструбы.
Яков Есепкин
Соль
Темной соли карминные копи
На полотнах небесных картин
Океан возвеличат и топи — Все горит этот черный кармин.
Ея гиблый орнамент слезами
Помрачен, видишь, вишней златой,
В барвы льда влитой, пред небесами
Он протек из иконы святой.
Мироточит иконная краска,
Горней слотой ее не залить,
Коемуждо посмертная маска,
Фарисеям не время юлить.
Из обитого смертью потира
Не испить уж ни слез, ни вина,
Плачет приснотяжелая лира,
Сладок мелос, ан кровь солона.
Шелест слышен, сие голос крови
На изоческих мертвых губах
Днесь взыскует о вечной любови
И позорных из тиса столбах.
В очи звездная соль нам попала,
Растворилась в крови и огнем
Контур траурных карт начертала,
Если вдруг от оси отвернем.
Мы отравлены ей и сразимся
Разве с собственной славой теперь,
Иль во мраморе снов отразимся
Ибо слава бессмертия дщерь.
Коемуждо и сны ледяные,
Аще хватит каленых гвоздей,
Стеллы будут зиять именные
На юрах городских площадей.
И вольготно же было клинами
Ангелочков земных распинать,
Над кровавыми петь ложеснами,
Хмелевые кусты преминать.
Святарей без тружданий мытарских
Не приимет честной родовод,
Хоть виждите у брамин тартарских
Их багряных теней хоровод.
Расточились и орды, и оры,
И мессии в ромашках лежат,
Не высокие ль Божие хоры
От столовских клиновий дрожат.
Но еще мы прейдем и ромашки,
И стольницы с весельем пустым,
Монастырские чудо-рубашки
Воссияют огнем золотым.
А не хватит убойного цвета,
Чтоб искрасить всеславскую вязь,
Осветлит сребролепием Лета
Барбарийскую сирую грязь.
В этой грязи мы тлели, Господе,
В ней топили возвестных певцов,
Анатолю, святому Володе
Здесь иродски жалелись венцов.
Нас один Ирод-царь и страшился,
Буде утро его тяжело,
Саван пурпурный всякому шился,
Кто опасен и помнит число.
Мало битых младенцев холопам,
Тризн по выбитым певчим родам,
Мало крови алкающим скопам,
Их овчарки ведут по следам.
Не альпийские выси зияют,
Не благим алконосты пеют,
Мрачных пропастей бредники знают
Живодеры и рядом снуют.
Ах, Володя, святой первозванный,
Александр и Андрей, вы были
Велики, но корабль, дарованный
Лишь глупцам, не увидел земли.
Лишь одни фарисейские орды
Составляют гербовники тьмы,
Вечевые всепевчие горды,
А серебро опасней чумы.
Утром Ирод еще посчитает
И младенцев, и старших сынков,
Туне золотом сердце латает
Володимир из смерть-лоскутков.
Хватит соли ему на потраву,
Хватит злата пирам гробовым,
Не пренесть эту вещую славу
Душегубицам паки живым.
Сих оравы царуют и ныне,
Только оры темней пропеклись
И зияют в небесной твердыне,
Чтоб светила нощные теклись.
Чтоб нощные певцы меж течений
Свечевые не зрели ряды,
Избавляясь алмазных речений,
Уповали на милость Звезды.
Не возжечь убиенного болью,
Кто погиб — не страшится веков.
Наши звезды горящею солью
Вбиты намертво в чернь ледников.
Яков Есепкин
Из Сеннаара
Равнодушны святые к себе,
Но затем эти звезды жестоки
И мерцают во славной судьбе,
Что открыты смертельные сроки.
Мы и сами, Господь, на земли
Звездной чарою были хранимы,
Нам вдвигали в сердца уголи
Под розницей златой херувимы.
А серебряных корок волхвы
Со трапезных столов не жалели,
Так судили: елико мертвы,
Пусть пеяют, чтоб юны алели.
Благо ль воров зарезанных ждать,
Пестить розы для панн леворечных,
Нам бессмертие может воздать
По стигматам на мраморах течных.
Грозен Лиров славянских удел,
Бросят в гробы ли цветь божедревки,
Ангел смерти певцов соглядел,
Мертвым хватит волнительной Невки.
Сех проткнет разве шпиль черноты,
Ибо яркие ночи беззвездны.
Воздымай же к высотам персты,
По которым заплачут лишь бездны.
Окольцована с юности честь,
А нельзя ее выжечь огонем,
А невинники Божии есть,
Вместо них ли молитвенно стонем.
Берегли мы последний завет — Прозерпина златит его гнилью.
Источают обугленный свет
Тени вышедших раз к замогилью.
Не спасти всечестных святарей,
До Звезды началась распродажа,
Нет светила внутри алтарей
И для ангелов нет экипажа.
На прощанье в зерцальники глянь,
Ложек чайных кармин отражает
Дев фигурных, еще Гефсимань,
Терние образное сужает.
Вечность будут за нами брести
Пустотелые девы уныло,
Расцветаться и дале тлести,
Сим бессмертие наше немило.
Кто был послан за мертвой водой,
Сохранен и для звездных терзаний.
Всяк и тлеть со Полынью-звездой
Будет оспой прогнивших лобзаний.