* «Лишь недавно произведения культового русского андеграундного писателя Якова ЕСЕПКИНА начали массово издавать. Вначале за рубежом, затем в России. Сейчас его книги триумфально завоевывают мировые литературные рынки. В России автор интеллектуальных сочинений, эсхатологических трагедий и архаических притч почти мгновенно стал одним из наиболее успешно продаваемых современных литераторов. За его книгами выстраиваются очереди в «Библио-Глобусе» и МДК, они месяцами открывают витрины крупнейших российских интернет-магазинов. сетей, сервисов в виде несменяемых постеров.»

Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Сангвины мертвых царевен», издательство «Altaspera» (Канада), 2021

Яков Есепкин

С юдицами у Гекаты

Пятый фрагмент

Льют атраменты боги письма,
Кровь одну мы в чернилах и зрели,
Нам Геката мирволит сама,
О царице ли весть акварели.

Карменталии суе шумят,
Смерть алкеям богини пророчат,
Златоустов успенных томят,
Небодержных атлантов порочат.

Круг емин отходного стола
Ищут дочери нас юродные,
И беленою пудрят чела,
И свечельницы жгут ледяные.

Тринадцатый фрагмент

Золотая мерцает парча
На столах, мрамр свивают камеи,
И лиется вино, прегорча,
И бегут дивы чар Саломеи.

Ах, вольно ангелам изливать
Кровь и цветность, пылая о синем
Всенебесном огне, тосковать
Аще время – столовья оминем.

Будет Господе холод свечей
Разжигать, наклоняя к ним персты,
И увидит белых царичей,
Веи коих темны и отверсты.

Двадцать восьмой фрагмент

Пир нагорный владык золотит,
Сладкогласых царей отемняет,
Всяк бессмертный лишь ангелов чтит,
Им на вина Децима пеняет.

Содрогнемся, ритоны с вином
К изумрудным хлебницам наставим,
Много скорби о пире земном,
Туне пьем и сиречно картавим.

Ангелам ли юродных жалеть,
Бейте Ханн, яко смертники лишни,
Чтоб во льду этих зенок тлееть
Перестали холодные вишни.

* «Сложное сублимированное письмо Есепкина (нарочито архаический тезаурус, лексические новации, тяжелая строфическая текстура) всегда ассоциировалось с изысканной художественной элитарностью, эмблемной символикой интеллектуальной литературы. Данное издание можно считать первым приближением к творчеству культового автора.»

Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Lacrimosa», издательство «Москва», 2019
Яков Есепкин

С юдицами у вергилий

Девятый фрагмент

Только солнце и только вино,
Ах, июль, ах, белые менины,
Станем пить-не пьянети, одно
Благи наши сейчас именины.

Золотые ритоны ли ждут
Гоев неба, увеченных воев,
Нас юдицы всенощно блюдут
Меж лекифов и ядных сувоев.

И Господе из ангельских нив,
Со мерцающих розовых кущей
Будет видеть, чело наклонив,
Тени дев за их сворой пиющей.

Семнадцатый фрагмент

Льют менады рейнвейн и шабли,
Шелк одесно взвивают царевны,
Сих прелестниц убить ли могли
Божевольные Хайки и Евны.

Миррой точится глянец ланит,
Их куда совлекают демоны,
Тще и колокол смерти звонит –
Внове яблок молят у Помоны.

Ах, оглянемся: ангели неб
Дышат мглой за столовьем вергилий,
И юродные дочери хлеб
Жгут беленой серебряных лилий.

Двадцать девятый фрагмент

Лики ангелов смерти белы,
Их портретники ядно-червонны,
Вселомятся от емин столы,
А царицы шелков благовонны.

Лярвы небесей потчуют сех
Млечных гостий и брошенок морных,
О диаментных желтых власех
Тлятся розы со чашей каморных.

И желтицею локны виют
Бляди томные, зло напевая,
И серебро холодное пьют,
Броши темные с шелка срывая.

«На рубеже тысячелетий фрагменты из главной книги поэта-мистика «Космополис архаики» опубликовали российские альманахи, это вызвало волну восхищенных откликов в прессе. Есепкин согласился на несколько интервью. И вновь исчез. С годами «Космополис архаики» обрел негласный статус последней великой русскоязычной книги. Ее эстетическое звучание, внешняя мрачность претендуют на эталонное соответствие канонам избранного жанра.»

Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Lacrimosa», издательство «Москва», 2019
Яков Есепкин

С феями в опере

Шестой фрагмент

Гейши белые чают виллис,
Им цветочные принты меловят,
Жжет афинянок бархат кулис,
Па изысканность грации ловят.

Се опять маскерад, маскерад,
Шелком розовым блещут химеры,
Ям Герники цветенье и смрад
Иудеи пеют лицемеры.

Феи небесей, вас ли оне
Тщатся вылепить, с кровью мешая
Глину млечных карьеров и в сне
Дщерей царским к балам оглашая.

Семнадцатый фрагмент

Торты пышные, вишни с каймой
Елеонской, амфорницы млеют
Под хлебами, Тривии самой
Феи дивные шелки лелеют.

Не ждали нас гиады к столам,
Се и мы, хоть за тусклою пудрой
Мел увидим их, время юлам
О богине пеять небокудрой.

Брамс кримозный иль славный Гуно
Пиршеств нощных осповники внимут,
И в лекифы сольется вино,
Кое темные ангелы имут.

Двадцать четвертый фрагмент

Мглу из диносов феи лиют,
Упоенные лярвы икают
И в антрактах шампанским блюют,
И смугу восковую алкают.

С ними ль мы, истемняясь, должны
Зреть балы, ядотечные трюфли
Подносить фавориткам Луны,
Мерить девам хрустальные туфли.

Нет уж, нет, станет опер, Алкей,
Затемняйтесь, гаситесь, винтажи
Эвменид, пусть о мрамрах Никей
Сих юдиц тлят шелка бельэтажи.

« Есепкина считали надеждой отечественной изящной словесности. Но официальным писателем «ночной певец» так и не стал. Несмотря на усилия в том числе профильных секретарей СП СССР, ни одно его произведение в Советском Союзе не было издано. Реформатор языка и поэтики ввел в русскую литературу жанровое определение готическая поэзия и оказался вне Системы. Сборники продолжали выходить в самиздате.»

Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Lacrimosa», издательство «Москва», 2019
Яков Есепкин

С фарисеями у Гекаты

Третий фрагмент

Ах, Геката, мы снова одне
У менад златогласых пируем,
Хмель цедим, на игристом вине
Тлим серебро и феям даруем.

От губителей суе бежать,
Ядом их отравленны корицы,
Выйдем темные лотосы жать,
Благи ангелы к нам и царицы.

И хотели всего изоцвесть
В сени ангельских нив благовонных,
Ночь-царице, вижди нас как есть –
О парчевниках ядно-червонных.

Десятый фрагмент

Август хлад источает и мглу,
Яства нощные, вишни гнилые
Феи Ада несут ко столу,
Их обручники потчуют злые.

Аще смерть, будем тонко пеять,
Юдиц бледных манить озолотой
Гробовою, еще вопиять
Пред емин ядоносною слотой.

Хмель сокроет шатры колоннад
И явимся в червице всевечной –
Золотые одежды менад
Ополаскивать кровию млечной.

Семнадцатый фрагмент

Ветхий август, чаруй нас огнем,
Бутоньерки пусть кровью распишут,
От централов ко Лете свернем,
Где воители здравием пышут.

Усыпальницы басмовый флер
Тусклой цвети легко ль увивает,
Ах, Господе, се пиршества Ор,
Милуй чад, яко вечность бывает.

Лэкех Иды к столам занесут,
Цимес в кухонах, с тестом форшмаки,
И хотя бы увечных спасут –
Предержащих кровавые маки.

Двадцать первый фрагмент

Источайся, холодная мгла,
В сны губителей, мраморных лестниц
Не отмыв, челядь ядно бела,
Шелк ужасен о станах прелестниц.

Буде ныне пируют одне
Фарисеи, елико хвалятся
Цветом неб и серебром, оне
Пусть еще и еще веселятся.

Иль Геката не видит – стоим
За раменами их мы с жасмином
И нагарные свечи таим,
Обвиенные хладным кармином.

«Яков ЕСЕПКИН — самая закрытая фигура в современной русской литературе. Имя писателя окутано тайной. Известно, что после выхода в самиздате его сборников «Готика в подземке» и «Классика», юного гения восторженно приветствовала советская провластная литературная элита. Между тем он всегда оставался кумиром андеграунда.»

Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Lacrimosa», издательство «Москва», 2019

Яков Есепкин

Портреты юдиц у Ювентас

Седьмой фрагмент

Торты с вишней, десертных емин
Чары пышные, хлебниц ваянья,
Иль угасит истечный кармин
Лет былых золотые даянья.

Се, Ювентас, ритоны богинь
И лекифы во мгле ядовитой,
Се глинтвейн для безруких княгинь,
Шелк, тесненый диавольской свитой.

Льется пурпур в точащийся хлеб,
Ссеребрились шелка и виньеты,
И в меловых окладниках неб
Чезнут царственно дев силуэты.

Десятый фрагмент

Снег виньеточный, тлейся, гори,
Огнем тьмы серебри канители,
Цвет бессмертия небам дари,
Услаждай сном гранатовым ели.

Из Эолии вьется арма,
Лишь ея мы и ждали одесно,
Феям ночи Геката сама
Пламень шлет, се мгновенье чудесно.

Ах, еще ль не убраны столы,
За какими холодность внимаем
Персеид, и юдицы белы,
И к вечере мы хлебы ломаем.

Тринадцатый фрагмент

Локнов глянцевых шелковый мел
Золоченой осыпкой блистает,
О власах лунноликих Памел
Снег искристый виется и тает.

Длись, мгновение чудное, длись,
Буде пламень восковый нетечен,
Всяк одесный – полночно мелись,
Шелк асийский сейчас безупречен.

Иль колодницы фей облачат
К темным пиршествам Цин и Аделей,
И томящихся дев заключат
В пламень матовый благостных елей.

Двадцать четвертый фрагмент

И не в святки ль пасхалы гасить,
Хлебы маками веять, осыпкой
Меловой истеняя, носить
Их к еминам с флеорою зыбкой.

Ах, очнемся ли – ели каждят,
Беовульф мертвых пчел воскрешает,
Иродицы из хвои следят
Гостий неб, мглу Эреб оглашает.

А и будем всенощно пеять,
Лити хмель о рождественских термах,
И чарующих юн соваять
На меловых тлеющихся гермах.

Пятидесятый фрагмент

Мед в леканах полночных иль яд –
И не важно, резвитесь, юниды,
Парфюмерные столы тияд
Ныне чествуют вновь аониды.

Вновь тостовники пышны, богинь
Лунноликих венчают плюмажи,
Безобразно-седых герцогинь
К феям Асии мчат экипажи.

Оглянемся: круг темных столов
Никого, злать Ювентас вакханки
Прелиют, шелк их тускл и мелов,
И серебрят иудиц коханки.

* «Творчество «ночного мистического певца» столь же парадоксально, сколь и легендарно, оно всегда ассоциировалось с эмблемной символикой интеллектуальной литературы. Есепкин реформировал современный тезаурус, изменил течение отечественной словесности, его нарочито архаическая лексика завораживает своей потрясающей образностью. Мастер торжественного слога ввел в мировую литературу жанровое определение «готическая поэзия». Сегодня он входит в круг элитарных литераторов, претендующих на получение Нобелевской премии.»

Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Эфемериды», издательство «Де’Либри», 2021

Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии

XXVI

Торты с черными свечками неб,
Отраженных эгейской волною,
Мы лелеем, как ангельский хлеб,
Под немою и яркой стеною.

Соглядимся в серебро зерцал –
И ужель это наша планида,
Взор Микеля ужель премерцал,
Нощно вейся и тлей, фемерида.

И Геката в обрамниках тьмы
Узрит нас и всещедро приимет,
И о сребре музея Чумы
Славу чад вишни млечные взнимет.

XXVII

Полон стол и музыка темна,
Четверговки, огнем совитые,
Вновь холодного просят вина,
Будят отроцев тени златые.

Как оне и могли меж цариц
Опочить ли, еще затеряться,
Восковою аромой кориц
Яд чинить, напоказ усмиряться.

В погребах монтильядо блюдут
Сонмы их, упоенных диетой,
И давно пировые не ждут
Бледных юношей с черной виньетой.

XXVIII

Благосклонны и сем небеса –
Хрисеитам и Элям кургузым,
Виждь, еще поправляют власа,
Клеют пудры к мощам темноблузым.

Что Медея томилась, детей
Без нее одушили иные,
Всё ли ждут колченогих гостей:
Напомадились бляди срамные.

Со червями вдоль цветших в шелках
Плеч костлявых беснуются, плачут,
И ужицы висят на руках,
Белых роз наших листие прячут.

XXIX

Бланманже герцогиням седым
Злые феи несут о фарфорах,
Дым отечества — тягостный дым,
Се и ангелы смерти на хорах.

Но смотри, герцогини ль ядят
Слоту ночи, бисквитную негу,
Круг столов иудицы сидят
И тоскуют по черному снегу.

Хладен вечный пиитерский бал,
Вьются дивных нектаров купажи,
И мраморник дворцовия ал,
И с тенями летят экипажи.

XXX

Пунш с араком в фаянсы нальем
И еще золотые рейнвейны,
Лета нет, а и мы ли поем,
Где у роз ангелки темновейны.

Май цветов пожалеет, август
Бойных юношей цветом одарит,
Сколь текут диаменты меж уст,
Персефона легко государит.

Осыпается мертвый язмин,
Пишем кровию, се не читают,
И оцветший чернильный кармин,
Содрогаясь, юниды листают.

* «Не так давно имя и феномен русского андеграундного писателя Якова ЕСЕПКИНА оказались в заголовках литературных новостей. Культовый автор известен библиофилам со времен СССР, официально создатель «Космополиса архаики», обретшего негласный статус последней великой русскоязычной книги, начал издаваться за рубежом. Между тем после выхода самиздатовских сборников «Готика в подземке» и «Классика» юного гения восторженно приветствовала советская провластная художественная элита.»

Из аннотации к книге Якова ЕСЕПКИНА «Эфемериды», издательство «Де’Либри», 2021

Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии

XXI

Томных дев и камены блюдут,
Нам лишь кровию были чернила,
Со щитами героев не ждут,
Алекто наши сны огранила.

Но мгновенье, замученный брат,
Вдоль сиреней текут путраменты,
Их цеди, за каратом карат,
Яко пламени траурной ленты.

Мы писали канцоны не сем
Юным феям, шелковым наядам,
И теперь меж перстами несем
Тьмы цветниц, всепокорные ядам.

XXII

Стол накройте сакраментной мглой,
Ночь Вифании чтут пировые,
Феб и Мемнон в гортанях с иглой,
Кто погублен – успенны живые.

Время париям днесь умереть,
А и нам ли веселье преложно,
Тщиться будут пифии стереть
Мглу чернил, где бессмертие ложно.

Возлиются гербарии тьмой,
Всеоцветною розовой сенью,
И лишь выступит кровь под сурьмой,
Золотяше пути к неспасенью.

XXIII

Алавастры ночные влекут
Черных фей и беспечных юнеток,
Тускло золото млечных цикут,
А и полно червовых монеток.

Пляски фурий взирает Аид,
Столы антики щедро ломятся,
Хоры сонных пеют данаид,
Прескучают оне и томятся.

Дивный пир и чудесная мгла,
И теней алавастровый морок –
Всё горит, всё и нощность свела
Тьмой во злате вишневых подпорок.

XXIV

Царской оперы фавны пышны,
С бельэтажей свисают химеры,
Граций томных в шелках ложесны,
Дышат негою их костюмеры.

Юны, юны сюда нас влекли,
Днесь оне ль примеряют балетки,
Бал окончен, сие умерли,
Авансцену терзают старлетки.

И хотят нас, Геката, убить
Иудицы под темной золотой,
Чтоб хотя всеуспенных увить
Чернотечной вишневою слотой.

XXV

Черных вдов феи тьмы и белят,
Ядом чинят нецветность их аур,
И царевен травить всевелят,
Яко сводам приличен лишь траур.

Пой, Эреб, остия сех юдиц,
Веселятся пускай четверговки,
Меж скульптурных ядят молодиц,
Всяк пиит удостоен торговки.

И с отравой нальется вино
В наши амфоры, чернью витые,
Мы его преалкаем одно,
Цветь лия на шелка золотые.

Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии

XVI

Вновь оцветный томительный сок
Изливают в сервантные чаши,
Лишь Иосиф подставил висок,
Всех иных закололи апаши.

Дождались четверговки пелен
Белошелковых мускусных бязей,
Аще встанем с меловых колен,
Хоть узнают диаментных князей.

И черешни без нас прецвели,
И юдицы алкают бесстрашно
Голубое со кровью шабли,
Окаймляя подвальное брашно.

XVII

Воск пасхальный неровно горит,
Как успеть и не могут святые,
Налием в хлебы кровь-лазурит,
Яко постны столы золотые.

И сойдем, участь юдиц верша,
С хоров млечных и райской целины,
Всяка днесь иродица — левша,
Всякой голем не жертвует глины.

Нас узнают оне по челам,
Тусклой миррой и тьмой увиенным,
И внесут эти хлебы к столам,
Чтоб воссниться купцам опоенным.

XVIII

Розы Асии нежной армой
Наднебесных царевен встречают,
Именины Чумы ли самой
Днесь пеют, нас ли ангелы чают.

Битый мрамор обсидный минем,
Зло молчат преблюстители Коры
И ея меловницы, где нем
Вечный пир и точатся фарфоры.

Цветью их расписали свечной,
Миррой тусклой свели, и Господе
Чад не узрит в смуге выписной –
Пьющих немость о славленном годе.

XIX

За сумраком вифанским таит
Неботвердь голубые фиолы,
Бледных мальчиков сонм предстоит
О садах: улетай, богомолы.

По аллеям дворцовым ли несть
Розоцветных сиреней холодность,
Аще Божие сумерки есть,
Мы узрим виноградную сводность.

Где и вился честной Аваддон,
Меж каких утешается циний,
Рдея, тусклую кровь на поддон
В пировых Иды льют со начиний.

XX

Нощность антики станем белить,
Во четверг ли от ядов очнемся,
Что и подлую чернь веселить,
Мы в родные пенаты вернемся.

Будут постные яства гореть,
Будем сами альтанок белее,
Выльем кровь на подносную мреть,
Идет камень фамильной аллее.

Сад немолчный успел оцвести,
Бьют по гипсу цветки ледяные,
И всё тусклою пудрой свести
Мел и кровь тщатся Иды хмельные.

Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии

XI

Нас, Господе, следи в барве неб,
Ангелки мимо чад излетели,
Всепорфирный точащийся хлеб
Сочерствел, мы его прехотели.

А и туне сейчас вопиять,
Над брегами летейскими рдиться,
И алеять, и молча стоять,
Гои нас будут вечно стыдиться.

С темной миррой юдицы одне
К нам и льнут, и серебро лелеют,
И во млечном холодном огне
За колонницей мертвенно тлеют.

XII

Змеи тирские хмель овиют,
Кора свечками пурпур уставит,
Нас ужель четверговки убьют,
Кто и с вечностью ныне лукавит.

Полны столы начиний пустых,
Ничего, соливайте, гияды,
Вин мускусность еще золотых,
Не царевнам ли чествовать яды.

Камор звезды мирволили нам,
Присно будем во сех оявляться
Гранях млечных, где бьют по стенам
Тени роз и вселожно бояться.

XIII

Где, июль, тестовые сурьмы,
Брашно сладкое, с вишней рейнвейны,
Бел Эдем и меловые тьмы,
А принцессы одне темновейны.

Жизнь цвела и сребрилась, но вот
Лишь желтки и горят в сей остуде,
Алчно змеи обсели кивот,
Зло виются мокрицы на блюде.

Яко звезды бессмертие чтут,
Златоустов камены читают,
Пусть хотя ли убитых сочтут –
Все венцы наши червно блистают.

XIV

Звезды чтили успенных, цемент,
Гипс иль глину исторгнут дыхницы,
Обнажится еще диамент
И за сим, паче уст багряницы.

Темный мрамор июньских аллей
Нагоняет печаль вековую,
Кто умел горевать, веселей,
Точат спящим виньету живую.

И начиние сбилось, хлебы
Суе мертвые тьмы украшали,
Всё опять нецелованны лбы –
Мы лишь звездностью присно дышали.

XV

Лишь в июне сордится оцвет,
Из черемух вспорхнут махаоны,
И укажем небесный корвет
С золотыми тенями Вероны.

Сколь юдицы нас вечно блюли,
Аще их перелилась мышьячность,
Пей отраву, Цинита, юли,
Хороша и твоя небозлачность.

Цветники ли, тенета весны
Ядом жгут отравительниц сонных,
К нам тиснятся еще ложесны
Сех паскуд во шелках благовонных.

Яков Есепкин

Битый алавастр у Летии

VI

Феи тьмы ангелочков не чтут,
Аваддон им внушает беспечность,
А ночных ли певцов и сочтут,
Паче сводности мирры истечность.

Низлетим с хоров млечных к столам—
Хлебы тлить цветом ночи холодным,
Чтоб юдицы, таясь по углам,
Вняли флейтам волшебно-рапсодным.

И Господе превидит благих
Нетей пленников, чад убиенных
В темной слоте божниц дорогих
И за патиной неб всетлеенных.

VII

Разве небо и чтило нефрит,
Наши перстни хладят одалисок,
Меловица рябая горит
На гетерах и яде ирисок.

Антиквары блажные, столы,
Веселясь, накрывайте парчами,
Вейся, нощь, где с блядями юлы
Содомитскими грезят ночами.

Это мы ль, Иокаста, следим
Балы антики меркнущим взором,
Вечность пьем и тюльпаны ядим,
И хвалимся небесным позором.

VIII

Лучшим — терние выцветших неб,
Пламень роз иль августа холодность,
Жизни стоит всемаковый хлеб,
Кто немолвен, внимай богородность.

Парки грезили век об ином,
Только светочей Энн пожалеет,
Спит Эмилия тягостным сном,
Базель мертвое чадо лелеет.

Нас боялись и с чернью в устах,
Обрамленных вифанской беленой,
Иды мел угасят: на перстах
Мгла завьется кровавою пеной.

IX

В Одеоне зерцала тускней
Арабийских морган, веселятся
Хороводы печальных теней,
Дольше века литании длятся.

Нас взыскует порфировый сад,
Молодые шелковые узы,
Что Гекате сияющий Ад,
Надевай всекровавые блузы.

Станет август детей обольщать,
Бледных чад, кружевниц благовонных –
И начнем юродиво кричать
Меж опалых алмазов червонных.

X

Ночи одницы нас ли и ждут,
Мы еще слог чудесный внимаем,
К лицам каморным нашим идут
Звезды неб – их перстами снимаем.

Ночь, Геката, для од создана,
Ах, оне лишь светил тяжелее,
Бить начинье царица вольна,
А скульптурность юнид ей милее.

По мраморному глянцу обсид
Ангелки прелетят, низвергаяясь
И кляня фижмы пляшущих Ид,
И во черни остий содрогаясь.